Титулярный советник - Валерий Пылаев

пол. Я взмахнул вырвавшимся из ладони гигантским Кладенцом, и две половинки стола развалились в стороны, разбрасывая карты, пепельницы и чашки с недопитым кофе. Кто-то за спиной пытался возмущаться, но его заткнули так быстро, что мне даже не пришлось оборачиваться.

Отлично — не помешают приступить к “основному блюду”.

— Вы знаете, почему я здесь? — Я склонился над поверженным врагом. — Или вашей светлости напомнить?

— Нет! Я не знаю! — Долгоруков извивался, пытаясь держаться подальше от нацеленного в горло огненного лезвия. — Вы не имеете права!

— Не знаете? Очень жаль.

Я до последнего не был уверен, смогу ли проделать такой трюк — но вышло даже легче, чем казалось. Вцепившись в шелковый ворот рубашки, я одной рукой поднял почти сто килограмм Долгоруковского жира и мяса и, развернувшись, вышвырнул из зала наружу, к лестнице. И зашагал следом — грозно, но неторопливо, чтобы у его светлости было хоть немного времени подумать.

— Вы убили моего брата.

— Я не знаю, о чем…

— Помолчите, ваша светлость. — Я с силой опустил Долгорукову на шею ботинок. — Я не спрашиваю, а говорю о том, что более не нуждается в доказательствах. И обвиняю вас в преступлении против державы и моего рода.

Ответом мне был сдавленный хрип — впрочем, я и не собирался оставлять Долгорукову возможности болтать, юлить и оправдываться.

— Но лишь из уважения к законам Империи и вашим гостям, даю вам выбор, — продолжил я. — Ответить на все вопросы, которые мы пожелаем задать, а потом по доброй воле явиться с повинной и молить государыню императрицу о справедливом суде за все злодеяния, которые вы совершили. — Я убрал ногу. — Но если ваша светлость продолжит упорствовать — я прямо сейчас воспользуюсь своим правом отомстить за убитого брата. Если, конечно, здесь не найдется того, кто решит мне помешать.

Желающих закономерно не наблюдалось.

— Я… я согласен! — захныкал Долгоруков, закрывая ладонями лицо. — Я расскажу, расскажу все, что пожелаете!

— Вот и славно. — Я шагнул на лестницу и, не оборачиваясь, добавил: — Милостивые судари, советую вам поскорее покинуть дом. Скоро здесь станет не по-зимнему жарко.

Я спустился на улицу первым — и только потом из усадьбы к машинам в спешке повалили гости. Я внимательно вглядывался, стараясь запомнить каждое лицо. Большинство наверняка оказались здесь случайно, просто желая провести вечер за картами… Но некоторые вполне могли оказаться теми, кого следовало навестить еще раз — так, как я только что навестил Долгорукова.

Гости обходили меня стороной, пряча лица за воротами пальто и плащей — или просто прикрывая руками. И только один господин с плешивой макушкой осмелился подойти.

— Должен сказать, ваше сиятельство, — гневно начал он, — то, что вы себе позволяете — неслыханно! Ее величество непременно об этом узнает!

— Разумеется. — Я пожал плечами. — Чего ради я должен скрывать то, что совершаю по законному праву.

— Законному праву?! — взвился плешивый. — Как вы смеете даже произносить подобное? Вы, мальчишка и…

— Будьте осторожнее со словами, ваше благородие, — усмехнулся я. — Но если пожелаете требовать сатисфакции — я не посмею отказать. В любое удобное для вас время, на любом оружии.

— Я… нет. Нет, конечно же. — Плешивый тут же отступил, будто разом сдувшись примерно вдвое. — Но послушайте! Я влиятельный человек — и не потерплю…

— Нет, это вы послушайте, любезный. — Я чуть подался вперед и взял плешивого за пуговицу пальто. — Не имеет совершенно никакого значения, кто вы такой. Важно другое: кто ваши друзья… И впредь я бы настойчиво посоветовал выбирать их осторожнее.

Ответом мне было лишь испуганно-злобное сопение. Плешивый отпрянул, вырвался, едва не оставив пуговицу в моих пальцах — и зашагал в сторону ворот, к машине. А я развернулся к усадьбе, из дверей которой как раз выходила перепуганная прислуга и вытаскивали обмякшего и растрепанного Долгорукова. Встретив мой взгляд, Андрей Георгиевич нахмурился и едва заметно покачал головой.

Значит — нет. Ни бумаг, ни оружия, ни “глушилок” — ничего. Я всерьез и не надеялся, что Долгоруков станет хранить подобное у себя дома, но пара подобных находок не только помогли бы распутать клубок дальше, но и кое-как прикрыли бы нас с дедом от монаршьего гнева.

Что ж значит — не повезло. И на сегодня моя работа закончена.

Впрочем — нет, осталось еще кое-что.

Развернувшись к усадьбе, я вытянул вперед руки и призвал Дар. Колдовское пламя вспыхнуло и свилось в тугой шнур между ладонями. Я осторожно раздвинул их еще шире в стороны, и дуга удлинилась сначала вдвое, а потом начала стремительно расти дальше, весе больше выгибаясь, и скручиваясь петлей где-то над крышей.

Пожалуй, хватит.

Изо всей силы расставив руки в стороны, я взмахнул гигантским арканом, набрасывая его на на всю усадьбу разом. И, не дожидаясь, пока огонь свалится вниз, резко свел ладони. Петля затянулась почти без усилия, одним движением разрубая и комкая старое дерево и превращая родовой достояние Долгоруковых в груду полыхающих обломков.

Вот теперь — все.

Я выдохнул, развернулся и зашагал обратно к машинам — туда, где меня уже дожидалась облаченная в черный двубортный тулуп коренастая фигура с тростью и трубкой в зубах.

В первый раз за долгое время дед выглядел по-настоящему довольным.

Глава 13

В мастерской было неспокойно. Нет, никто не ругался, не спорил — большинство местных явно погрузились в работу по уши… но скорее для того, чтобы ненароком не выплеснуть чего-нибудь лишнего, настырно рвущегося изнутри. Я почти физически ощущал повисшее в воздухе напряжение. Тяжелое, тягучее и недоброе. То ли мои чахлые способности менталиста понемногу развивались по мере того, как я сам становился сильнее…

То ли здесь действительно случилось что-то из ряда вон выходящее — и случилось совсем недавно. Такое, что почувствовал даже бездарь.

— Александр Петрович, ваше сиятельство. — Настасья вылезла из-за машины и направилась ко мне, на ходу снимая перчатки. — Уж простите — не прибрано тут у нас… Не ждали сегодня.

— Ничего, Настасья Архиповна, — отозвался я. — Мне бы чайку только — и дальше двину. Я проездом.

Наедине мы, конечно же, общались совсем иначе. Но когда нас мог услышать хоть кто-то, хоть краем уха — непременно переходили на полный этикет, положенный в таких случаях. Наверняка слухов о прекрасной хозяйке мастерской и молодом князе и так уже ходило предостаточно — и не стоило множить их еще, подливая масла в огонь.

Так что мы с Настасьей степенно поздоровались — за руку, как мужчины — и направились к подсобке. И только когда за нами захлопнулась дверь, Настасья, наконец,