Дикая вишня - Джейн Уайтфезер

— Да, но от этого ты не становишься менее хорошенькой.

— Я люблю тебя, папа.

— Я тоже тебя люблю. Ну, ступай, приводи себя в порядок. Есть мужчина, который нуждается в тебе больше, чем я.

Часом позже она открыла дверь номера в мотеле. Кровать все еще была застлана, шторы — плотно задернуты и не впускали внутрь свет. Положив сумочку на стол, Сара повернулась — и у нее защемило сердце.

— О господи.

Адам храпел, разлегшись на полу, его окровавленная ладонь оставила след на рубашке. Зеркало над раковиной было разбито вдребезги. Осколки стекла усеивали стол и опасно поблескивали.

Сара ступила на ковер, опустилась на колени и коснулась плеча Адама. Тот вздрогнул, проснулся и отпрянул, увидев ее.

— Ш‑ш‑ш, все в порядке. Я просто собираюсь промыть тебе рану.

Он не возражал. Сара вскочила, отправилась в туалетную комнату, намочила в ванне несколько губок и села на пол рядом с Адамом. Под кожей у него застряли кусочки стекла, а некоторые порезы оказались достаточно глубокими. Сара заволновалась.

— Наверно, надо будет наложить швы.

Он отпрянул.

— Это неважно.

Его слова задели Сару, но она промолчала. Сделав для Адама все возможное, она извлекла стекла пинцетом и отрезала угол простыни, чтобы перевязать ему руку.

Адам не был похож сам на себя. Его глаза казались такими пустыми, лишенными выражения, что Сара испугалась. Неужели душа покинула его? «Мой бедный прекрасный Адам», — думала она, часто моргая, чтобы удержать наворачивающиеся слезы. Победитель драконов погибал сам, соскальзывая в пропасть тьмы и боли.

— Потом станет легче, — уговаривала она его, накладывая повязку. Она подумала о том, что, может быть, стоит привлечь Адама в свои объятия, но догадывалась, что сейчас он вряд ли обрадуется ее сочувствию. — Вечно это чувство не продлится.

Он пустыми глазами взглянул на Сару.

— Мне наплевать.

«Ничего подобного, — решила Сара, — это волнует его слишком сильно. Он хочет, чтобы мать простила его за то, чего он не делал». — Это не твоя вина.

— Она стыдится меня. В ее сознании я всегда буду чем‑то мерзким.

— Она тебя даже не знает. А если бы знала, то гордилась бы, каким ты стал.

Адам подтянул колени к груди, поставив таким образом заслон между собой и Сарой.

— Ей следовало сделать аборт. Следовало положить конец всему давным‑давно.

— Нет, — покачала головой Сара, которая изо всех сил старалась встряхнуть Адама. — Не смей так говорить. Не смей. — Ибо его слова означали, что сам Адам не считает себя достойным жизни. А он ее достоин. Если кто‑то и заслуживал счастья, любви, так это он.

— Я полный дурак. — Адам вцепился в колени. Из‑за мышечного усилия кровь просочилась сквозь повязку, и на белой ткани возникло алое пятно. — Я воображал о своих родителях всякое. Думал о любви, которая была между ними.

— Твои родители любили друг друга. Те, которые воспитали тебя, Адам. Они твои настоящие родители.

Он поднял взгляд, и в его глазах мелькнул страх.

— О господи. Они знали, ведь так? Должны были знать.

— Неважно…

— Черта с два неважно. — Страх превратился в ярость. — Все годы, все это время, они знали. Когда я стал проблемой, они, должно быть, заволновались, посчитали, что совершили ошибку, усыновили не того ребенка.

— Прекрати! Они тебя любили. Не унижай воспоминаний о них подобным образом.

— А что же мне следует предпринять? Сделать вид, что я не знаю о том, что мой отец изнасиловал мою мать? Притвориться, что я не хочу встречаться с Синди, поскольку она отказывается видеться со мной? Предполагается, что я буду продолжать жить и чувствовать себя нормально?

Сара не могла избавиться от чувства стыда.

Мир Адама только что рухнул. Все, что было для него дорогого, у него украли, а у нее нет слов утешения. Внезапно одной любви стало недостаточно.

— Мне так жаль. Мне так хотелось бы избавить тебя от этой боли.

— Но ты не сумеешь. И никто этого не может.

«Синди Янгвулф могла бы», — осенило вдруг Сару. Эта женщина могла бы встретиться со своим сыном. Она могла бы посмотреть в эти глаза и помочь Адаму снова почувствовать себя человеком. Но как это устроить? Мать Адама не хочет иметь с ним ничего общего.

Он с усилием встал на ноги, и Сара увидела, что у него кружится голова. Пошатнувшись, Адам прислонился к стене, но потом снова выпрямился.

— Надо прибрать все здесь, — сказал он. — И надо сказать кому‑нибудь, чтобы починили зеркало.

— Я помогу. — Сара потянулась за урной для мусора и начала складывать туда осколки стекла. На столике засохла кровь Адама, и глаза Сары снова увлажнились. — Что ты собираешься делать со сво ей рукой?

Адам пожал плечами.

— Тебе следует показаться врачу. — Сара намочили губку и вытерла стол. — Ты сделаешь это, Адам? Сходишь к врачу?

— Думаю, да. — Адам повернулся и взглянул на нее. — Спасибо, милая Сара, но тебе пора уходить… Тебе не следует здесь оставаться.

(«Милая Сара». Это обращение пронзило ее стрелой, и боль за Адама стала еще сильнее.

— Поехали лучше в дом моего отца. Там спокойнее. — И вполне вероятно, что пребывание на природе поможет ему исцелиться. — У соседа папы есть дети. Мальчик и девочка. Они наполовину индейцы, как ты.

— Я теперь наполовину никто. — Он осторожно прикоснулся к щеке Сары перевязанной ладонью. — Но ты… ты такая красивая. Твоя кровь так чиста.

— Моя кровь не отличается от твоей.

— Она чиста, — повторил Адам. — Чистая кровь чироки. А я то, что общество называет полукровкой. Я не принадлежу ни одной стороне. — Адам устало уронил руку. — Отправляйся домой. Возвращайся к отцу, а я пойду к доктору. Я больше не собираюсь причинять себе вред.

Адам вернулся от врача, его рука была зашита и перевязана. Он взял напрокат машину, чтобы уехать как можно дальше от Сары. Ему нужно было побыть одному, разобраться со своими чувствами по‑своему. У него не могло быть с Сарой ничего общего, даже такой простой вещи, как автомобиль, взятый напрокат.

Адам вошел в вестибюль мотеля, собираясь покончить со всем этим как можно быстрее. Он был не в настроении: ему не хотелось болтать с незнакомцами, надевать на лицо улыбку или обмениваться небрежными приветствиями.

В вестибюле было довольно шумно и оживленно. Клерк обслуживал пожилого мужчину, а молодая пара в окружении тройки деятельных ребятишек разбирала проспекты и составляла планы на день.

— Как дела? — весело спросил клерк, узнав Адама.

— Я разбил зеркало в моем номере, — произнес Адам, держась честно и просто. — Приношу свои извинения и всеми силами желаю исправить положение. — Клерк смерил Адама любопытным взглядом, и Адам осознал свою ошибку. Ему не следовало являться сюда вот таким — насупленным, мрачным, когда весь вид его, казалось, говорил: не подходи близко. Ему надо было просто позвонить, разобраться со всем по телефону.