Флирт в Севильи - Чингиз Абдуллаев

Глава четырнадцатая

У автобуса стояли два полицейских. Круминьш курил рядом с ними. Балодис разговаривал с одним из французских визажистов. Дронго подбежал к автобусу, но полицейские преградили ему путь.

— Там находятся наши женщины, — попытался объяснить Дронго, но к нему уже спешил Гарсиа.

— Что вам нужно, сеньор Дронго? — спросил Гарсиа.

— Позовите Лену и Ингрид, — потребовал I Дронго.

— Успокойтесь, — попытался остановить его % Гарсиа.

— Позовите Ингрид, — неистовствовал Дронго.

Полицейские с трудом сдерживали его напор. Гарсиа взял его за руку.

— Не нужно нервничать, — сказал он, пытаясь сдержать Дронго, — их там нет. Там только наши визажисты.

— Где они? — взревел Дронго.

— Они отошли, — пожал плечами Гарсиа, —

у нас объявлен небольшой перерыв. Во время захода солнца мы будем делать последние снимки. Мало ли зачем могут отойти женщины. Мне неудобно говорить, сеньор, но, кажется, они пошли в сторону туалета. В автобусе нет туалета… Дронго, не дослушав, побежал в сторону туалетов. Было уже довольно поздно, около семи часов вечера. Через несколько минут должен был начаться закат солнца.

— Неужели эта девчонка могла меня так к обмануть, — зло думал Дронго, уже не рассчитывая увидеть Ингрид живой.

Если Лена успела войти в комнату Лилии и нанести ей смертельный удар, то тогда все совпадает. Она вошла в номер, ударила Лилию, потом прошла в соседний номер к Руте Юльевне. Это она шантажировала Ингрид, а затем убрала Ингебору, чтобы попасть в Испанию.

Зависть, одно из самых страшных чувств в человеке. Лена добилась своего, решив устранить всех. Возможно, Лилия знала какую-то тайну Доколиной. Но тогда кто вывел из строя камеры наблюдения? Кто перерезал провода в Барселоне? Ведь Доколиной там точно не было.

Нельзя подгонять свои сомнения под определенную версию. Этого принципа Дронго придерживался много лет. Если остаются сомнения, значит, их нужно опровергать или подтверждать, но нельзя не обращать внимания на факты, противоречащие его версии.

Он поспешил к небольшой постройке, стоявшей на краю парка. Справа было мужское отделение туалета, слева женское. В женском не было слышно ни звука.

— Ингрид! — громко позвал Дронго. — Лена! Вы меня слышите?

Ему никто не ответил. Он заметил, что от автобуса спешат полицейские и Гарсиа, очевидно, напуганные его поисками.

— Ингрид! — снова позвал он. — Лена!

Никакого ответа. Он решительно рванул на себя дверцу и вошел в туалет. Стоявшая к нему спиной женщина мыла руки. Услышав его шаги, она обернулась. Это была Ингрид.

— Слава Богу, — прошептал он, — ты жива. Она улыбнулась.

— Неужели ты будешь преследовать меня даже в туалете? Тебе не говорили, что ты сексуальный маньяк?

— Где Лена? — невежливо перебил он Ингрид.

Она нахмурилась.

— Кажется, вы все помешались на этой девчонке, — нервно произнесла она, стряхивая воду с рук, — я не знаю, где Лена, и не хочу знать. Что опять случилось? Или у тебя на вечер другие планы? Может, ты решил со мной расстаться?

— У тебя комплекс неполноценности, — пробормотал, чуть остывая, Дронго.

Теперь, когда он увидел наконец живую Ингрид, можно было немного расслабиться.

— Сеньор, — раздался возмущенный голос Гарсиа, — вы перепутали и вошли в женский туалет.

Он взглянул на Ингрид и начал беззвучно смеяться. Она тоже стала смеяться.

— Тебя в конце концов арестуют как сексуального маньяка, — сказала она.

Его всегда поражали туалеты в Испании. Где бы то ни было. На вокзалах и в придорожных кафе, в ресторанах или в гостиницах. Повсюду была идеальная чистота и порядок. Он шагнул к Ингрид и поцеловал ее.

— Сеньор Дронго, — снова раздался голос Гарсиа, — где вы?

— Нужно идти, — пробормотал он, отстраняясь и выходя из туалета.

Перед ним стояли Гарсиа и оба полицейских.

— Вы ничего не хотите сказать этим господам? — удивленно спросил Гарсиа.

— Только пожелать им успешной работы, — улыбнулся Дронго.

Он повернулся и пошел в сторону автобуса, оставив озадаченного Гарсию и ничего не понимающих полицейских. Уже подходя к автобусу, он увидел, что с другой стороны к нему подходят Меднис и Доколина. Они шли рядом, о чем-то спокойно беседуя.

— Что случилось? — спросила Лена, мило улыбаясь. — Говорят, вы нас искали?

Теперь она казалась ему лживой дрянью. Он отвел глаза. Пусть закончат съемки. Здесь не время и не место устраивать разбирательство. Но Ингрид он теперь от себя не отпустит. Лена, не получившая ответа на свой вопрос, пожала плечами и вошла в автобус.

Съемки начались при заходе солнца и продолжались минут пятнадцать. После чего Круминьш наконец дал знак заканчивать. Все садились в автобус довольные и уставшие. Утром должны были состояться последние съемки. Их уже предупредили, что сегодня после ужина всем нужно лечь спать, чтобы встать в три часа ночи и успеть на утренние съемки, которые должны были проводиться при восходе солнца. На этот раз в автобус сели не только члены латышской группы, но и французские визажисты, которых должны были отвезти в отель «Донна Мария». Автобус мягко развернулся и поехал в другую сторону, чтобы сначала высадить французов. Все мило шутили и смеялись. Один из французских фотографов, совсем молодой парень приятной внешности, с голубыми тазами, бесцеремонно уселся рядом с Ингрид и все время пытался сказать ей комплимент. Она улыбалась нахальному французу и смеялась над его шутками, которые понимала, когда он переходил на английский. Ингрид неплохо знала английский.

Лена устроилась с Меднисом. И хотя оба молчали, было очевидно, что обоих устраивало их соседство. Рута Юльевна сидела с Гарсиа, и он оживленно рассказывал о завтрашнем банкете, завершении съемок. Затем группа сможет вернуться домой, в Латвию.

Дронго сидел, как обычно, один. Даже в комфортабельном автобусе он всегда чувствовал себя неуютно, если соседнее кресло было занято. При его мощной комплекции становилось достаточно тесно, и тогда ему не хватало воздуха.

Автобус остановился у отеля. Французы весело и шумно покинули автобус. Обратно поехали уже в сильно поредевшем составе. И на этот раз в салоне не было слышно шуток. Проехали мимо памятника капитану Эль Кано, стоявшего среди фонтанов. Дронго взглянул на памятник и покачал головой. Какие повороты иногда дает история. Капитан Эль Кано был одним из тех испанских дворян, которые протестовали против авантюрных замыслов португальского выскочки Жоао де Магельяша, вошедшего в мировую историю под именем Магеллана. Эль Кано со своим друзьями даже поднял мятеж в бухтах будущей Аргентины, отказываясь следовать дальше, по гибельному для экспедиции маршруту. Пролилась кровь участников экспедиции. По приказу Магеллана, жестко подавившего выступления недовольных, двое были казнены.

Но история часто шутит над своими героями. Великий Наполеон, имевший в своем подчинении столько блестящих маршалов, проиграл свой самый главный бой под Ватерлоо, доверившись бездарному Груши. Магеллан погибнет во время путешествия, из его пяти кораблей только один достигнет берегов Испании. Только один с гордым, прекрасным именем «Виктория». И только восемнадцать человек из двухсот шестидесяти пяти вернутся в Севилью, чтобы объявить о неслыханной победе над океаном человека, сумевшего бросить вызов расстоянию и времени.

И капитаном «Виктории» будет Эль Кано. Тот самый испанский дворянин, который не верил в проект Магеллана и всячески препятствовал ему. Благодарные севильцы поставят памятник своему земляку, ему будет дарован герб, на котором будет изображен земной шар, с надписью «Ты первым обогнул меня». Казалось, слава Эль Кано может затмить славу самого Магеллана. Но история справедлива. Испанский капитан остался лишь местной знаменитостью. И его памятник был лишь проявлением добрых чувств севильцев к своему земляку.

Но подвиг Магеллана, погибшего во время беспримерного путешествия, счастливо не узнавшего, что за время его странствий умерли его жена и двое детей, не получившего никаких наград при своей жизни, все равно вошел в историю человечества. Его имя стало нарицательным, как имя Колумба, и в историю эти два удивительных человека вошли как примеры величайшего мужества и отваги.

Гарсиа заметил, как долго и пристально Дронго смотрел на памятник Эль Кано. И как бы прочитав мысли Дронго пояснил:

— Эль Кано привел «Викторию» в Севилью. Недалеко от выставки «Экспо» стоит этот корабль, восстановленный по старым чертежам. Вы можете его увидеть. Я все время смотрю на него и думаю, как, должно быть, страшно плыть на таком суденышке. А чуть дальше стояла церковь, куда восемнадцать оставшихся в живых моряков босиком, в белых саванах, со свечами в руках, пришли благодарить Господа. У нас была великая история, сеньор, — гордо сказал он.