Паутина - Весела Костадинова

цена была той, которую выставляли через сайт — я не была уверенна, что потянула бы лечение мамы.

Тихо звякнул мамин телефон, заставив меня вздрогнуть всем телом. Но звонила всего лишь Лена. Досчитав до пяти, я медленно нажала значок приема.

— Лиана, ну слава богу! — выдохнула подруга и в ее интонации я услышала едва сдерживаемые слезы. — Мы тебя потеряли! Думали ехать к тебе сегодня вечером!

Я едва не рассмеялась на ее слова. Всего четыре дня прошло с того страшного вечера…. Целых четыре дня… А они только сейчас решили приехать.

— Я жива, — ответила ровно и безэмоционально. — Не надо ко мне ездить….

— Лиана, что с твоим телефоном? Почему он отключен? Почему ты трубки не брала? Лиана… — Лена едва не плакала. — Мы с Дашкой едва с ума не сошли….

— Не сошли же, — отрубила я, хмыкнув. — Все с вами нормально, уверенна, что у Даши — даже более чем….

Лена в трубке молчала, пораженная моими словами.

— Это ты к чему сейчас? — осторожно спросила она. — Лиана, что с тобой происходит? Я вообще не узнаю тебя….

— Да я тоже не уверенна, что знала вас, — я не хотела истекать ядом, но остановиться не могла.

— Лиана… — прошептала она. — Я приеду, и мы поговорим. Я не понимаю…. Мы звонили тебе все выходные, мы звонили на телефон твоей мамы…. Ты просто отбросила нас, отгородилась стеной.

— А что я должна была сделать, Лена? — рыкнула я на нее. — Что? Бабушка в больнице! Мама в больнице! Я! — мое горло перехватило жесткой веревкой, — я…. у меня ангина! Я не могла говорить! Я не могла ничего сделать! Я….

— Лиана, — её голос был едва слышен. — Прости нас… Мы думали… Ты с бабушкой, с мамой… Думали, тебе не до нас… Лиана, почему тётя Клара в больнице?

— Потому что она больна, Лена! Потому что сбежала, и её едва нашли! Потому что… — я зажмурилась, вцепившись пальцами в подлокотник кресла. — Просто оставьте меня в покое. Мне больно говорить. Больно думать. Просто… Просто оставьте меня в покое, ладно?

На другом конце провода раздалось тяжёлое, прерывистое дыхание. Я уже собиралась просто сбросить звонок, но Лена вдруг заговорила, и в её голосе не было ни обиды, ни раздражения — только тихое, почти робкое желание помочь.

— В какой больнице тётя Клара? — спросила она, осторожно, будто стараясь переждать мой гнев, не усугубляя ситуацию. — Я могу съездить, помочь…

— Ничего не надо, — отрезала я резко, даже грубее, чем хотела. — Она в Центре психологической помощи, и там достаточно людей, которые обеспечат ей всё необходимое. Неужели ты думала, что я отдам маму в муниципальную психушку?

— Нет… конечно, нет… — Лена замялась, и я почти видела, как она виновато кусает губу, пытаясь подобрать нужные слова. — Лиана, я… я просто не знаю, что можно сделать.

Она замолчала, а потом вдруг робко добавила:

— Можно я приеду? Привезу продукты… Если ты злишься на Дашку — я приеду одна…

Я застыла. Она поняла. Впервые за всё время проявила чудеса интуиции и догадалась, что видеть Дашу сейчас — выше моих сил.

Странное дело, но осознание этого сделало мой гнев чуть слабее, яд внутри будто бы растворился, оставив после себя пустоту.

— Не надо, Лен, — закрыла глаза, прижимаясь лбом к холодному стеклу окна. — Мне правда сейчас плохо. Сплю в основном. — Я ей почти не врала — просто не говорила всей правды.

— Когда…. Когда сможешь, пожалуйста, скажи мне, и я приеду…. Одна, с вкусняшками. Лиана, я люблю тебя… честно.

— Знаю, — и я действительно знала. Знала, что это правда. Но больше не было «нас» — той троицы, что когда-то казалась нерушимой. Теперь каждая говорила сама за себя. И Дарья больше не вписывалась в мои отношения с Леной.

Это было больно. Но эта боль уже не была первой в очереди. Она затихла где-то глубже, вытесненная чем-то более серьёзным, более тяжелым.

— Я позвоню, Лен, — пообещала я.

Думаю, когда пойму, что делать дальше, так и будет.

— Хорошо, Лиан, — в её голосе было столько тепла, что на секунду мне захотелось поверить, что всё ещё может быть по-старому. — Люблю тебя.

Закрыла глаза, подавляя слезы, выравнивая дыхание, как учили Наталья и Макс, и вернулась мыслями к Центру.

Максимилиан приехал снова довольно поздно, после девяти — усталый и голодный. Как и прошлым вечером Наталья накрыла нам в отцовском кабинете, где Владимиров отдал мне договор на лечение мамы.

Я пробежала глазами бумаги, машинально отмечая формальности: условия, обязательства, подписи. Остановилась на финансовой смете и подняла глаза на Макса. Тот с нескрываемым удовольствием жевал приготовленные матерью маленькие пирожки.

— Всё устраивает? — спросил он негромко, устало потерев висок.

— С условиями всё понятно, — тихо заметила я, не сводя с него взгляда. — У меня вопрос по цене, Максимилиан.

Он приподнял бровь, но ничего не сказал, ожидая продолжения.

— Вы… вы серьёзно снизили цену для моей мамы, — мой голос был ровным, но внутри зашевелилось смутное беспокойство.

Максимилиан отложил вилку, откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на меня, словно оценивая, как я отреагирую на его ответ.

— Да, — коротко ответил он и усмехнулся. — значит залезла в интернет…. — он не спрашивал — констатировал факт.

— Хотела понять куда сдаю маму, — я сжала зубы, глядя в синие глаза.

— Понравилось? — спросил он, и в его голосе слышалась лёгкая насмешка.

Я не сразу ответила. Вопрос прозвучал одновременно просто и с подвохом, а от его глаз снова пробежали веселые морщинки.

— По картинкам — красиво, — ответила осторожно. — Но вы не ответили на мой вопрос.

Максимилиан едва заметно качнул головой, затем поправил ремешок часов, на мгновение бросив беглый взгляд на циферблат, будто проверяя, есть ли у него время на этот разговор.

— Лиана, — наконец вздохнул он, с таким видом, словно говорил с непослушным ребёнком, — знаешь… если я сейчас начну тебе давать объяснения, мы оба увязнем.

Я нахмурилась, но промолчала.

— Ты в своих сомнениях, я — в попытках убедить тебя, что делаю это от души, — продолжил он, не торопясь, будто подбирая слова, которые не вызовут у меня новой волны колючего недоверия.

Потом он снова усмехнулся и наклонился чуть ближе, скрестив руки на столе.

— Сделаем проще. Ты приедешь сама. Погуляешь, посмотришь, оценишь. А потом — поговорим.

Я прикусила губу, но промолчала.

— Картинки можно нарисовать любые, — добавил он, чуть наклонив голову, — но это не заменит личного впечатления.

В его голосе не было давления, только уверенность. Спокойная, мягкая, но от этого ещё более непробиваемая.

Максимилиан плавно поднялся, его движения были неспешными, почти ленивыми,