Приключения новобрачных - Дженнифер Маккуистон

– Послушай, Элси… – Джорджетт остановилась, ошеломленная внезапным подозрением. – Ты чего-то недоговариваешь. У тебя с мистером Маккензи… что-то было? Помимо того, что ты подавала ему эль в «Синем гусаке»?

Элси небрежно пожала плечами:

– Ну, было. Раз или два. Когда я была еще на старой работе.

– На старой работе? Ты имеешь в виду «Синий гусак»?

– Нет, еще раньше. – Элси держалась с прежней развязностью, но голос выдавал ее смущение. – Я раньше работала… за «Синим гусаком», в переулке.

Джорджетт испытала настоящее потрясение.

– Так ты… проститутка? – спросила она осипшим голосом. Ее прошиб холодный пот, а мысли все разом улетучились. Значит, Элси делала… это? С мужчиной, за которым она, Джорджетт, пусть и временно, но замужем?

– Когда-то была, – кивнула Элси. – Да, я была проституткой. Вернее – даже не проституткой. Я просто выходила погулять с теми, кому приглянусь.

– Погулять в темном переулке, – уточнила Джорджетт. – Не самое традиционное место для прогулок с молодыми людьми.

– Не надо так на меня смотреть! – вспылила девушка. – Вы знали об этом вчера, когда предлагали мне должность. И это не так плохо, как вы думаете. Жизнь у меня была прекрасная, пока Маккензи не вмешался.

Джорджетт захлестнул гнев. Она не хотела осуждать Элси, так же как не хотела осуждать себя за то, что пала жертвой неудачного первого брака. И если ее горничная выбрала для себя такой путь, то сделала она это, разумеется, осознанно. Но противостоять искушению и не осудить Маккензи оказалось труднее. Пусть даже он потчевал своих клиентов печеньем и угощал имбирной водой…

– Мистер Маккензи… испытывал потребность пользоваться твоими услугами? – чуть осипшим от возмущения голосом спросила Джорджетт. – Он жестоко с тобой обращался?

Элси округлила глаза.

– О нет, миледи! Вы все неправильно поняли!

– Выходит, он попытался привлечь тебя к ответственности?

– Нет, ничего подобного. – Элси раздраженно взмахнула рукой. – Он помог мне, когда прошлой весной приходский священник подал на меня в суд за непристойное поведение в общественном месте. Мистер Маккензи вступился за меня на суде, и мне не пришлось платить ни пенни. Мистер Маккензи всегда вступается за тех, кому не повезло в жизни. Но он сказал, что не сможет меня защитить, если я снова возьмусь за старое, и устроил меня подавальщицей в «Синий гусак».

Джорджетт испытала огромное облегчение. Ее бросало из одной крайности в другую. Только что она готова была возненавидеть этого Маккензи, посчитав его негодяем, а теперь он в ее глазах вырос чуть ли не до героя. Тревожный симптом… не стоит кормить из рук и ласкать зверя, которого собираешься выпустить на волю.

– Я не стыжусь своего прошлого, – продолжала Элси, провожая хищным взглядом очередного джентльмена. – Мне нравятся мужчины. А им нравится платить мне за доставленное удовольствие.

Джорджетт в недоумении заморгала. Она не понимала, как можно получать удовольствие от совокупления. Ей всегда казалось, что женщина делает это лишь для того, чтобы исполнить супружеский долг. По крайней мере так было в ее браке. Нельзя сказать, что ей совсем не хотелось большего, но, видно, она на это большее не способна.

И вновь Джорджетт почувствовала уже знакомое ускорение пульса – то самое, что заметила, когда, проснувшись, увидела обнаженную грудь мистера Маккензи. А может, она все же способна получать удовольствие в постели? Жаль, что она не проверила это утром…

Котенок зашевелился у нее на груди и жалобно замяукал, не обнаружив при пробуждении желанного материнского соска. Джорджетт ласково погладила пушистый комок. Если не удастся покормить малыша, он умрет. И потому придется сменить приоритеты. Джорджетт осмотрелась, пробежав глазами по вывескам, гадая, где можно попросить немного теплого молока для котенка.

– Нам надо найти еду для котенка, – сообщила она горничной.

– Я и сама не против перекусить, – сказала Элси и похлопала себя по крутому бедру. – Надо держать себя в форме – на случай если работа горничной придется мне не по душе. Но я думала, вы хотите побыстрее найти Маккензи…

– Да, верно, – вздохнув, сказала Джорджетт. После всех этих разговоров с горничной о Маккензи она испытывала смешанные чувства. Похоже, тот человек, которого она искала, был существом куда более противоречивым и сложным, чем ей вначале представлялось. И теперь желание отыскать его окрепло – причем не только потому, что следовало как можно скорее договориться с ним о признании брака недействительным. Ей хотелось извиниться за свое недостойное поведение сегодня утром. Ударить человека по голове ночным горшком – это не вписывалось ни в какие рамки. Кроме того, прекрасно осознавая все непотребство и даже опасность своего желания, она все равно хотела еще раз испытать то волнующее чувство, которое проснулось в ней, когда она увидела его при пробуждении…

– Как только мы поедим, – волнуясь от предвкушения, сказала Джорджетт, – ты покажешь, где находится контора мистера Маккензи.

Глава 10

Дэвид Камерон трудился с таким самоотречением, какого Джеймс никогда прежде за ним не замечал.

Что на деле означало следующее: окутанный пышными юбками, городской глава Морега, склонившись над яслями в конюшне своего отца и задрав голый зад к потолку, наслаждался послеобеденной сиестой с несколько большим, чем принято, энтузиазмом.

При виде этой сцены Джеймс испытал приступ ревности столь сильный, что даже сжал кулаки. Он решил, что это его, Джеймса, коня и его, Джеймса, жену – пусть мнимую – бывший друг беззастенчиво присвоил. Причем это был не первый случай, когда Камерон, забрав у него то, что он считал своим по праву, потешившись, выбрасывал за ненадобностью.

Джеймс уже хотел наброситься на бывшего друга с кулаками, но тут заметил упавшие на спину женщины темно-каштановые волосы и сбившийся набок чепец, явно принадлежавший служанке. Стало ясно, что это не белокурая воровка, которую он искал.

Гнев отступил, оставив после себя чувство опустошенности. О господи! Выходит, одна лишь мысль о том, что это ее, ночную партнершу, увидел он под Камероном, привела его в такое неистовство! Что ж, тогда неудивительно, что вчера он вконец потерял голову и натворил столько глупостей.

Но, с другой стороны, к Камерону у Джеймса было особое отношение. И нанесенное ему когда-то Камероном оскорбление было слишком серьезным, чтобы его простить.

Вдыхая густой запах соломы и кожи, Джеймс раздумывал, как выйти из той неловкой ситуации, в которой они с Уильямом оказались. Черная кобыла занервничала, и Уильям тоже проявлял нетерпение.