Ничей ее монстр (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

И я не верю в совпадения. Вряд ли они сюда приехали за бутылкой пива или купить журнальчик. Только как узнали? Откуда?

Они здесь ищут меня. Я даже увидела, как один из типов показывает людям фотку… Скорей всего мою. Чеееерт. Через пять минут придет мой автобус. Если не успею следующий ждать очень долго, и я опоздаю… Но подойти к остановке означало лицом к лицу столкнуться с этим ублюдком, который вообразил себя царьком этого мира и теперь искал меня, явно не для того, чтобы одарить меня цветами.

— Вы платить думаете? Если нет, то отдайте мне книгу.

Я протянула девушке из киоска деньги за книгу и спрятала учебник в сумку, продолжая поглядывать на рыскающих по остановке бешеных псин и их такого же бешеного хозяина. Даже издалека было видно, что у него на щеке остался шрам.

Ничего. Метка, что ты извращенец и насильник тебе не помешает.

Подъехал автобус, и я подумала о том, что может, если подойти сзади и юркнуть в последнюю дверь я успею уехать так чтоб они меня не заметили.

Я медленно выдохнула и стараясь не мельтешить начала двигаться в сторону автобуса позади толпящихся на остановке людей, пробираясь к задним дверям.

Я уже почти добралась как вдруг один из типов посмотрел прямо на меня и его глаза округлились от неверия в свою удачу. Он вначале даже задохнулся от переполнявших его эмоций. Открыл рот и указал на меня пальуцем.

— Тимуууур! Вот она! Вот сучкаааа!

Я бросилась бежать. Не ожидая кто отреагмрует и как. Я просто мчалась в сторону лесопосадки, которая расположилась сразу за автостанцией.

— Держи ее! Лови тварь!

Я петляла вокруг киосков, лотков с товарами, пряталась у прилавков. Но они шли по пятам. Разделились, чтобы меня поймать.

Тяжело дыша затаилась у одного из ларьков, как вдруг кто-то схватил меня за локоть. От ужаса я вскрикнула и тут же замолчала, увидев ту самую девушку, которая продала мне книгу.

— Идем, у меня пересидишь. Они не найдут.

Она спрятала меня в киоске. Налила мне крепкий черный кофе без сахара и наблюдала за суетой на станции. Отморозки бегали там еще около получаса. Искали, рыскали, толкали людей, кого-то избили. Когда показались менты они все же скрылись из вида в своей машине.

— Ну все. Они свалили. — сообщила мне девушка и протянула сигарету, — Будешь? А то дрожишь вся.

— Нет, спасибо я не курю.

— А я вот никак бросить не могу. Курю от безделья.

— Спасибо большое, что помогла.

— Да не за что, — она посмотрела на мою сумку из которой выглядывал не вместившийся туда учебник, — у меня отец слепой был. Так и не выучил Брайль. Я выучила, а он нет. На весь мир обозлился. Ненавидел каждого, кто к нему еще приблизиться не успел. За то, что они видят, а он нет. На стройке всю жизнь отработал. Очки не надевал при сварке… начал слепнуть, когда мне лет пять было. К моим десяти ослеп на оба глаза. Мы с мамой помочь ему всегда хотели, облегчить его жизнь… а он нас и за это ненавидел. Страшное это наказание слепота. Самое страшное из всего, что можно придумать.

— Страшное… да… — перед глазами возникло лицо Захара и его отрешенный потерянный взгляд.

— Терпения много надо… и понимание, что им тяжелее любых других людей с особенностями, если слепота приобретенная тяжелее втройне. Ты для кого книгу купила?

Я ей ничего не ответила. Не была я открытым человеком, не могла вот так просто обсудить что-либо из своей личной жизни.

— А кроме этого номера автобуса в коттеджный поселок еще транспорт ходит?

— Нет. Надо следующий ждать или пешком через посадку минут сорок.

К дому я подходила с окончательно истертыми пятками, подыхающая от жажды и совершенно разбитая. Всю дорогу думала о том, как они разнюхали на какой остановке и в котором часу я бываю. Ведь они искали меня именно там. Они знали, что я с утра буду ехать именно этим автобусом и знали куда.

Думаю, им не составит труда так же отыскать потом и где я работаю. Всего-то допросить водителей на какой остановке я выхожу, а там уже и искать особо не надо. Я примелькалась всем, кому только можно. Каждый день пешком с Гришей на остановку шлепаем. Нас с каждого окна видно.

Я зашла за ворота по пропуску и, глянув на часы, ужаснулась — я не просто опоздала на работу я на нее можно сказать не пришла. И по посадке шла не сорок минут, а все полтора часа. А еще надо Волчонку дать лекарства и усадить его за мультики или раскраски.

Я быстрым шагом пошла к флигелю и… мне оставалось буквально пару шагов, как я остановилась и замерла. Вросла в тротуарную плитку. Намертво. Так что ни шагу, ни вздоха. Они стояли друг напротив друга. Отец и сын. Невероятно маленький Гришка, с задранной кверху мордашкой и сжатыми кулачками и Захар, который вроде, как и смотрит вниз, но конечно же не видит ребенка… Но стало страшно, что увидят другие… а также стало страшно, что это будет последний день моей работы… Так как с детьми здесь быть запрещено, да еще я и опоздала.

Я не знала каким образом произошла эта встреча и кто и кого нашел… Но она произошла. И я, затаив дыхание смотрела на них обоих, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

Тяжело дыша, я смотрела на них обоих, прижав руки к груди. А потом Захар поднял руку с палкой и я чуть не закричала … в моем мозгу вспыхнула картинка, что он сейчас ударит Волчонка… а вместо этого мой сын взял трость у Барского и покрутил в руках. Я не услышала, а скорее прочла по его губам «ух тыыыы».

А потом до меня донесся его голос очень бодрый и даже восхищенный:

— Как Солвиголова…

Есть в этом что-то преступное — наблюдать за своим сыном и за его отцом, за их встречей, которую всеми силами хотела бы предотвратить и в тот же момент желая всем своим существом, чтобы Захар узнал нас обоих. Почувствовал своего мальчика. Абсурдно-безумное желание. Если учесть, что этот человек желал нам обоим смерти и ненавидел этого ребенка еще с момента зачатия. Предлагал уничтожить едва узнал о его существовании.

— Кто такой Сорвиголова? — спросил Захар — И ты откуда взялся здесь?

— Я — Волчонок. Я с мамой приехал.

— Кто твоя мама?

И у меня все похолодело внутри.

— Мама Таня, а еще ее баба Устя называет Се…

— Со мной приехал!

Перебила я и приблизилась к ним, медленно выдыхая и глядя на Волчонка, который радостно взвизгнул и бросился ко мне.

— Мама… мама. мама… Он и правда не бабайка. Он клаааассный. И совсем не страшный. У него палка и он ничего не видит, а еще…

Я смотрела на Захара, кусая губы, а он растерянно вглядывался в нашу сторону и его взгляд… он был очень странным, словно впервые не пустым, словно наполненным какой-то тоской или отчаянием. А мне стало страшно, что сейчас он нас выгонит, ведь находиться в доме с детьми запрещено…

— Грише всего лишь пять лет, он не шумный мальчик и нигде лазить не будет. Утром я вожу его в садик. Вы даже не почувствуете, что он здесь. Он никому не будет мешать. Я знаю, что запрещено приводить детей и… Мне просто не к кому его отправить.

— Да, у меня нет бабушки и дедушки. Мама силота. Есть Устинья, но мы от нее сбежали, потому что маму хотели обидеть плохие дядьки и полиция.

— Гришаааа! — Я присела на корточки перед Волчонком, в отчаянии глядя то на него, то на Захара.

— Как интересно. Не зря говорят, что устами младенца глаголет истина. — усмехнулся Барский, чуть поджав нижнюю губу, — так значит дядьки и проблемы с полицией?

— Нет. Вы не так поняли. У меня нет никаких проблем с полицией. Я не преступница!

Моя и так зыбкая позиция в этом доме в эту секунду показалась мне карточным домиком из которого мой сын только что выдернул карту и тот начал разваливаться на глазах.

— Тогда кто ты? То, что ты лгунья мы уже выяснили. Дважды, а то и трижды. То, что ты опоздала на работу мы уже тоже знаем.

— Он хотел маму обидеть, а она ему лицо лазукласила. Мама холосая. Она не лгунья!

Захар снова усмехнулся. И я не могла понять он злится или все что говорит Гриша его забавляет.