Звезда запада - Андрей Мартьянов

Едва скрипнули брёвна, коими закладывали створки ворот, и человек пятьдесят хёрдманов Торина с устрашающими воплями рванулись за ограду, как Видгнир прислонил к стене захваченный с собой шест, они вдвоём с отцом Целестином подсадили Сигню наверх, и вот она уже уцепилась за заострённые концы брёвен в три человеческих роста высотой.

— Если что, иди потом на север, в Рёдберг-фьорд. Расскажи Хундингу, он отомстит… — донёсся снизу, из темноты, голос Видгнира.

В самый последний момент двое у стены услышали только три слова, произнесённых тоненьким, но твёрдым голоском:

— Я вернусь. Ждите.

Неожиданная вылазка вадхеймского хёрда данов удивила, но не обескуражила, и сеча у ворот развернулась нешуточная. Воины-датчане стали сбегаться туда со всего лагеря — каждому хотелось погеройствовать, — и в царившей при неверном свете костров неразберихе никто не заметил соскользнувшую со стены девушку, мигом исчезнувшую в зарослях ельника.

Вадхеймцев начали теснить обратно к воротам, и громогласный голос Торина приказал всем отступить внутрь ограды. Ещё немного — и жарко кипевший бой затих так же внезапно, как и начался, ворота удалось закрыть, а на сгрудившихся возле них данов посыпался сверху, со стены, град стрел, камней и факелов. Они откатились, оставив у входа в Вадхейм три десятка тел своих и с десяток защитников норманнского посёлка в Вадхейм-фьорде.

Над Норвегией стояла тёмная звёздная ночь.

В двух лигах от устья фьорда к уже стоявшим там кораблям с датскими воинами присоединились ещё шесть — некоторые из клана Ильвингов тоже решили принять участие в ратной потехе, а заодно и лишний раз уязвить норвежцев. Ильвинги тоже не раз знакомились с дружиной Торина из Вадхейма. Высадка прошла быстро, а отдалённое неяркое зарево указывало вновь прибывшим захватчикам путь. Вспыхнули факелы, и ещё две с половиной сотни людей, жаждавших крови и поживы, двинулись через ночь по хвойному лесу к обречённому посёлку.

Ломая тугие ветви, иногда по пояс проваливаясь в снег, по тому же лесу пробиралась как можно тише и быстрей, от одного ствола к другому, шестнадцатилетняя Сигню, дочь Хагнира. Оранжевый свет датских костров остался далеко позади, ни один из врагов её не заметил. Так, вначале к первому холму, потом направо, в ложбинку, и вниз, к поляне. И быстрее, быстрее! Там, может быть, уже пробиты ворота и битва идёт уже меж домов родного посёлка! Айфар сумеют помочь, они же добрые и вроде бы даже родичи… Только быстрее!

Сигню споткнулась о торчащий из снега корень, упала, сильно ушибла колено, но, стиснув зубы и преодолевая боль, двинулась дальше, забираясь всё глубже в чащу и надеясь больше на свою память и какие-то ранее невиданные чувства, гнавшие её вперёд и вперёд. Словно в ней в минуту, когда решалась её судьба, судьба родных, всего, что было знакомо и близко с рождения, пробудился голос древнего и чудесного народа, о котором пели песни.

Вот он, Зуб Фафнира. Здесь.

Поляна была пуста и темна. Нет золотого света, нет странных, напоминающих музыку или песни звуков, нет неясных силуэтов в мерцающем тумане. Тихо, темно, холодно, и гранитный клык при лунном свете кажется совсем чёрным, словно глыба чистой, беспримесной тьмы.

«Конец. Это конец. Их нет. Нас никто не спасёт. Вадхейм погиб», — мелькнула мысль, и впервые за весь день и ночь, наполненные ужасом и смертью, Сигню разрыдалась и упала на снег у края прогалины.

— Айфар! — исступлённо крикнула Сигню в темноту. — Айфар!! Помогите!! Во имя всех богов и Иисуса! Во имя Эйра Вечного! Помогите, прошу вас!!!

И тут же, стоило ей лишь упомянуть имена Великих Сил, полыхнул язык золотого пламени. Слабый, чуть заметный свет озарил поляну, и появился силуэт лесного духа. Сквозь слезы Сигню разглядела, что это был темноволосый мужчина в белом, окружённый колышущимся ореолом. Словно бы уже знакомое лицо… Ну да, именно он тогда говорил с Видгниром, Торином и отцом Целестином!

Лесной дух был один. Невесомо ступая по мгновенно таявшему под ним снегу, он подошёл к поднявшейся на колени девушке и протянул к ней руки. Мгновенно по телу Сигню побежали струи тепла, мысли пришли в порядок, и она сумела подняться на ноги и смело взглянуть в бездонные глаза явившегося перед ней айфар. В сознании Сигню зазвучал его голос:

— Я Гладсхейм. Ты уже видела меня. Ты просила о помощи. Чем мы можем быть полезны тебе, дочь народа Элиндинга?

И Сигню, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, забегая вперёд, глотая слезы, рассказала всё. О внезапно появившихся данах, о штурме Вадхейма, о том, что утро принесёт гибель всему её роду, о том, что Торин и отец Целестин с Видгниром послали её сюда… Словом, обо всём.

— Только от вас мы можем ждать спасения! — взывала она к бесстрастному на вид Гладсхейму. — Ни Эйра, ни Иисус нам не помогут, если не явят чуда!

— Ты ожидаешь чуда от нас? — Голос Гладсхейма звучал не в пример спокойнее. — Не жди. Мы не можем сражаться с живыми людьми, ибо давно утратили способность поражать мечом, да и мечей у нас давным-давно нет. Ты ждёшь от нас чародейства? Его тоже нет. То, что тебе может показаться удивительным или волшебным, — лишь малая часть, оставшаяся у нас от изначального. — Айфар говорил медленно, с расстановкой, даже велеречиво, но Сигню явственно услышала ноту беспокойства в его голосе. Отчего бы?

— Мы окажем вам содействие, чем можем, — продолжал айфар. — Мы ещё сохранили возможность взывать к Силам. Но не надейтесь на нас до конца. Я и мой народ пошлём призыв к Силам, но я не знаю, будут ли они помогать по нашей просьбе людям, хоть и течёт во многих из вас наша кровь. Ждите. Но не питайте чрезмерных надежд.

Гладсхейм исчез мгновенно, словно и не было его. Только тёмное пятно голой земли среди мокрого снега там, где он только что стоял. Сигню, подождав, не произойдёт ли ещё чего, отправилась назад, к Вадхейму, не заметив, как прошла боль в разбитом колене.

«Не питайте чрезмерных надежд! И от них не жди ничего! — думалось ей. — Что ж, главное теперь — перебраться за ограду и там погибнуть вместе со всеми. Ах, конунг, зря ты надеялся… Да спасёт нас Иисус и Пресвятая Дева!»

Неумолимо вставал рассвет. Уже стали меркнуть звёзды на востоке и наливаться розовым небо. Подморозило, но приставшие вечером к берегу датчане продрались через густой лес и вышли к Вадхейму. Не сомкнувший глаз за ночь Торин только кусал усы и злобно ругался сквозь зубы, видя, что враги увеличились числом и силы их немерены. Более точный, отец Целестин, явно наложивший на себя епитимью лишения сна, оценил мощь врагов в тысячу мечей, а то и поболе. Видгнир казался спокойным, но был бледен как полотно, видя со стены разворачивающуюся картину: десятки штандартов и знамен знатных родов и семей, собравшихся под их водительством; тускло мерцают под утренним небом шлемы и кольчуги датчан, где-то ржут их коньки, догорают костры и серо-чёрный дым уносит усилившимся западным ветром в леса, к горам. О боги, о Иисус, о Эйра, где же Сигню?! Что сказали айфар?!