Цели и средства - Gamma

Эван обернулся и кивнул. Как показалось Минерве, без особого удивления.

— Если вы о Пемберли, то это займет чуть больше десяти минут. Проще показать.

— Идемте, – кивнула Минерва.

Они спустились и вышли к северной стене. Минерва поежилась на ветру и ругнула про себя молчуна зельедела: мог бы предупредить, она взяла бы шаль. У водосточного желоба с жерлом в виде драконьей морды Смит вдруг замер и утянул ее в нишу, указывая вперед. Минерва прищурилась.

Невысокая фигурка в школьной форме скользнула из‑за угла к живой изгороди и замерла на корточках у разросшегося снизу плюща. Минерва вопросительно взглянула на спутника, тот прижал палец к губам. Через несколько минут Пемберли встал, вытер лицо рукавом и рысью припустил к входу. Смит посмотрел ему вслед и подошел к изгороди.

— Что у него там? – спросила Минерва, глядя, как зельедел шарит под кустом.

— Сова. Попалась Иве. Видимо, увлеклась охотой.

Он отодвинул наконец нужный камень и вытащил из тайника коробку. На подстилке из жухлой травы лежало птичье тельце.

— Смерть… иногда трудно принять, – проговорил Смит.

Минерва подошла ближе.

— Судите по собственному опыту?

Он не пошевелился.

— Может быть.

— Вы найдете, что сказать мальчику?

— Не знаю, – Смит уставился на Минерву снизу вверх своим единственным глазом. – Не гарантирую.

— Что ж… – она вздохнула. – Профессор Синистра назначит ему взыскание в вашем классе. Завтра после чая.

Смит кивнул и аккуратно задвинул коробку обратно под куст. Минерва дождалась, пока он встанет.

— Профессор Смит… Как все же вышло, что только вы узнали о потере мальчика?

Он пожал плечами.

— Сова приносила ему письма от родителей два раза в неделю. Во вторник она не прилетела, а вчера письмо и посылку принесла другая птица. Я проверил совятню, потом расспросил Хагрида и эльфов.

— Я видела то же, что и вы! – Минерва не сдерживала досады. – Как и профессор Синистра. Почему вы увидели, а мы – нет?

Смит кривовато улыбнулся и развел руками.

— Опыт, мэм…

— Конечно, любила, – пожала плечами Ольга.

— А теперь?

— И теперь люблю. За моего Димитра не одна ведьма удавиться была готова, повезло мне с ним.

Джордже подкатился калачиком, не дожидаясь заказа, – принес драгоценной пани новый кофе. Эван подумал, не взять ли еще кружку, но не решился. Если опять в обход, то дышать выхлопом в морду, скажем, Ромашке – смерти подобно. А в лицо Тодоровой – лютой смерти.

— Трудно через порог отпускать, – Ольга придвинула чашку, но пить не стала. – Паук‑то внутри бесится.

Он дернул бровью.

— Ну да. Полюбил паук муху, привязал к себе накрепко – ты ж моя хорошая, ты ж моя славная, ну куда ж я без тебя… Когда Димитр ушел, я полгода на стены кидалась и волком выла почище Слава. А потом поняла – это ж я в своей паутине путаюсь, по себе несчастной сопли глотаю. Помахала ему ручкой и отпустила. Ну, и меня отпускать начало.

Ольга кинула в кофе сахар – вульгарно, по–маггловски: пять кусочков.

— К нам, kochanie, один паренек ходил. Влюбился в нашу девочку – в Марыльку, ты ее не знаешь. Подарки дарил, руки целовал, стихи писал – все заведение ахало. А потом Марылька за ум взялась, деньжат поднакопила, выкупилась. Я девчонок не держу, если хотят уйти, сам знаешь…

Ольга щелкнула зажигалкой, затянулась вонючей сигареткой, быстро глянула на Эвана и вдавила сигарету в пепельницу. Он облегченно выдохнул: к горлу уже подступал надсадный кашель.

— И что потом?

— А потом приходит ко мне парнишка этот с претензией: мол, как я могла его любимую отпустить. Она теперь в Клуж–Напоку усвистела, у нее там тетка в аэропорту работает, а он, понимаешь, уже всю жизнь для нее распланировал: вот институт закончит, работать пойдет, денег соберет, ее выкупит и женится. Я ему – так ты, сердце, ее‑то спрашивал, хочет она тебя пять лет в «Радости» ждать? Нет – должно, говорит, быть по–моему. Э, родной, думаю, так ты просто сервиса на халяву хочешь.

— И?

— Да так… – Ольга улыбнулась. – Ты вот мне скажи: если мы своих любимых не то что на тот свет, а в Клуж отпустить не можем, это мы для них стараемся или халявного сервиса хотим?

О кладбищах, слухах и битвах с младенцами

C4. Признавайся, Нельсон, это флагман. С типом осторожнее, если что – свисти. Ольгу перевели во взрослый вольер.

К.

Новолуние все же пришлось на выходные в октябре. В воскресенье Рем проснулся, потому что спать больше не мог. На самом деле словом «проснулся» его состояние можно было назвать с натяжкой. Он проспал большую часть ночи и полдня, он больше не нуждался в отдыхе, но встать был не в состоянии. Голова тяжелая, в теле липкая слабость, руки дрожат. Рем сел, нащупал на столике стакан с водой – во рту пересохло, как после попойки. Дора услышала его движение. Сейчас придет и будет изо всех сил стараться его не жалеть.

— Рем! Ты не спишь уже? Эван пришел.

Ну почему сегодня? Он же лунный календарь знает и прекрасно понимает, что сегодня ему не до гостей и даже не до разговоров. Случилось чего?

— Он в гостиной?

— Да, говорит, дело к тебе. Может, его сюда позвать?

— Зачем, что я – лежачий больной? Сейчас выйду.

Он спустил ноги с кровати, переждал, пока в висках перестанет стучать, и побрел в гостиную.

Эван сидел у окна, барабаня пальцами по подлокотнику. Андромеда вошла с подносом и принялась расставлять чашки. Рем плюхнулся в ближайшее кресло.

— Привет, Эван. Чаю выпьешь?

Он мотнул головой.

— Нет, спасибо. Прости, что я без приглашения и именно сегодня, но у меня дело.

Рем не смог сдержать улыбки. Он всегда говорит, что у него дело, с тех пор как Дора перестала его приглашать специально. Но сегодня, видимо, это правда. Не сочувствовать же он пришел.

— Мне прислали эту штуку в сентябре, но разрослась она только сейчас.

Он вытянул из кармана небольшую склянку и отвернул пробку. Рем потянул носом. Инстинкт потребовал выпить это немедленно.

— Это сок арники. Всеслав на нее случайно наткнулся. Говорит, это помогает легче переносить безлунные ночи.

Рем решил, что молча отобрать и опорожнить склянку будет совсем странно и невежливо, и заставил себя слушать дальше.

— Мы нашли информацию о ее свойствах и немного поэкспериментировали. Эффективнее всего действует сок. Дозировка…

Рем решительно протянул руку. Эван, сверяясь с отметками на склянке, налил немного сока в чашку.

— Он горький, – предупреждающе проговорил он.

Сок был замечательно горький. В голове прояснилось, а во рту исчез противный привкус. Ноздри защекотал аромат превосходно заваренного чая, и Рем понял, что голоден. Неудивительно, если учесть, что он не ел со вчерашнего дня.