Король-сердцеед - Понсон дю Террайль

Тогда Рене, прихрамывая, подошел к столу Ренодэна и спросил:

— Вы заметили тех, которые смеялись? — Да.

— А! Ну так они попомнят это! А Крильон?..

— Берегитесь, господин Рене, Крильон такой человек, который способен свернуть вам шею!

Рене улыбнулся с видом голодной гиены.

— О, я нападу на него не с кинжалом в руках… Ну да это мой секрет! — И он пошел к выходу, отчаянно хромая и размахивая сожженной, покрытой перевязками левой рукой.

— Волк спущен с цепи! — со злым смехом сказал Ренодэн.

Из тюрьмы Рене отправился прямо к себе в магазин. Он понимал, что Екатерина должна сердиться на него, и потому решил прождать дома столько времени, пока она сама не позовет его.

Его появление на мосту вызвало большую сенсацию среди соседей, которые были уверены, что парфюмеру несдобровать. Рене с горделивым достоинством отвечал на их униженные поклоны и спокойно принялся отпирать дверь своего дома ключом, который вместе с кинжалом вернул ему президент Ренодэн. Рене не поражало, что магазин заперт: ведь Паола должна была, как обещала королева, находиться в Лувре!

У себя дома он первым делом прошел в лабораторию. Он достаточно занимался химией и знал секреты разных целительных мазей; поэтому он первым делом осмотрел свою опаленную руку и буркнул:

— Через неделю она будет совершенно здорова! Затем он достал ряд снадобий, приготовил из них мазь и втер ее в обожженную руку. Перевязав последнюю, он занялся ногой.

Кости ноги не были тронуты, испанский башмак лишь повредил мускулы и некоторые сосуды.

— С ногой придется повозиться дольше, чем с рукой, — пробормотал Рене, — но, как бы я ни хромал и как бы ни были быстры на ноги мои враги, я достану их в свое время!

Затем он приготовил лекарство для ноги, перевязал ее, нашел достаточно просторную обувь и спустился в магазин.

Первым, что поразило его там, была желтая перчатка, лежа вшая на прилавке. Значит, кто-нибудь был в лавке без него?

Сначала Рене подумал, что в лавочке побывали воры; но все стояло на местах, а в денежном ящике лежала довольно значительная сумма: значит, обладатель этой перчатки приходил совсем по другому поводу.

У Рене даже голова закружилась от мрачных предположений.

«Если Паола в Лувре, — думал он, ковыляя в комнату дочери, — то она должна была взять с собой свои платья и белье!»

Он подошел к шкафу дочери, открыл его и отчаянно вскрикнул: он прямо наткнулся на шелковую лестницу, по которой Ноэ забирался в комнату Паолы!

В этот момент в дверь лавочки тихо постучали. Рене после шил к двери, питая слабую надежду, что это вернулась Паола. Но на пороге показалась та самая хорошенькая лавочница, которая два дня тому назад отвечала королеве Екатерине на расспросы об исчезновении Паолы.

— Что вам нужно? — грубо спросил парфюмер.

— Я хотела рассказать вам о вашей дочери, господин Рене! — ответила кумушка.

— О моей дочери? — крикнул парфюмер. — Так вы знаете, где она?

— Этого я как раз не знаю, но зато видела, как дня два тому назад она уезжала.

— В носилках? За ней приезжала дама?

— В носилках-то в носилках, да дама, которая приезжала, опоздала: ваша дочка за четверть часа до этого уехала с двумя замаскированными кавалерами.

Рене в полубесчувственном состоянии упал на скамейку. У него был такой ужасный, подавленный, несчастный вид, что злейший враг мог бы сжалиться над ним в эту минуту. Сжалилась и соседка ( поспешно разыскала и подала ему стакан воды.

Когда Рене несколько пришел в себя, кумушка продолжала:

— Да ведь этого надо было ждать, господин Рене! Ведь ваша дочка-то уже давно…

— Как? Давно? Да что вы можете знать об этом?

— Как же не знать, когда по вечерам к ней приходил красивый дворянчик?.. — И лавочница рассказала, как однажды вечером этот кавалер постучался в лавочку и был впущен Паолой.

— Когда это было? — спросил Рене.

— Да в четверг.

Рене вспомнил, что как раз в четверг Крильон арестовал его и отправил в Шатле, и, закрыв лицо руками, заплакал, словно обиженный ребенок. Теперь все кончено для него! Этот проклятый колдун, сир де Коарасс, напророчил ему сущую правду…

А тем временем соперник Рене в отгадывании тайн прошлого и будущего сидел у королевы-матери в кабинете.

— Господин де Коарасс, — сказала королева, — я так твердо уверилась в ваших знаниях, что вам придется частенько захаживать ко мне!

— Я весь к услугам вашего величества, — ответил Генрих.

— В данный момент вы мне очень нужны, — продолжала Екатерина. — Мой сын, герцог Франсуа, открыл опасный заговор на целость монархии среди гугенотов Анжера и Нанта, но не сообщает мне ровно никаких деталей. Вот я и подумала, что вы сможете открыть мне кое-какие подробности этого заговора.

Наш герой почувствовал себя в затруднительном положении.

— Ваше величество, — сказал он, — я никогда не занимался политикой, а потому мне придется попросить ваше величество дать мне для ответа несколько часов.

— Но почему несколько часов?

— Потому что я должен посоветоваться с более серьезным оракулом, чем обыкновенно! Теперь два часа пополудни; в восемь часов я вернусь и сообщу вашему величеству все подробности!

Выражение лица принца было настолько серьезным, что Екатерина ни на минуту не могла допустить мысль, что над ней просто смеются.

— Ступайте, — сказала она ему, — я буду ждать вас. Генрих поцеловал ей руку и ушел, но, вместо того чтобы выйти из Лувра, отправился в комнату Нанси.

Девушка, спокойнейшим образом подслушивавшая через потайное отверстие, встретила его с насмешливой улыбкой.

— Бедный друг мой, — сказала она, — боюсь, что теперь вы в большом затруднении!

— Так себе! — ответил Генрих.

— Ведь не можете же вы, в самом деле, в течение шести часов побывать в Анжере и вернуться обратно!

— Это было бы трудновато!

— Так что я совершенно не знаю, мой бедный друг, как вы устроитесь, чтобы поддержать свою славу ловкого колдуна!

— Я тоже не знаю этого!

— Но почему вы не поступаете подобно Рене?

— То есть почему я не пущу в ход сомнамбулические способности Годольфина? А знаете ли что? Это отличная идея!

— Ну, так ступайте, а тем временем я послушаю да посмотрю — может быть, что-нибудь и пригодится!

Из Лувра Генрих отправился в гостиницу в надежде найти там Ноэ, но того там не было; зато во дворе гостиницы стояли две взмыленные лошади, которые своим измученным видом обратили на себя внимание принца.

— Чьи это лошади? — спросил он Лестокада, хозяина гостиницы.

— А это лошади каких-то господ из Анжера; они остановились в тринадцатом номере, — ответил трактирщик.