Прикосновение к огню - Венди Хейли

— Доходяги, — сказал он. — Кому они нужны?

Он заглянул через окно слево от входа. Столовая. Там было полно народу. Стариков. Обеденное время. Ряды седых голов, склонившихся над тарелками. Стук дергающихся ложек в непослушных руках. Морщинистые лица, высохшие тела. Отслуживший свое, никому не нужный, никуда не годный человеческий материал.

Ему бросился в глаза один из стариков, который ел с особенной жадностью. Его всего передернуло. И чуть не стошнило. Конечно, этот старикашка не был похож на того, другого. Совершенно ничего общего. Разве что глаза, расположенные слишком близко к носу. И неестественный аппетит. И так же судорожно сжимают вилку руки. И чавкает рот.

Дед. Отец отца. Они оба, подлецы, стоят друг друга. Старик с отсохшими ногами целыми днями лежал, жрал и кричал на всех. И его, крепкого для своих лет мальчика, приставили сиделкой к инвалиду. «Принеси пожрать, ты! Подай горшок! Убери это! Переверни меня! Пошевеливайся! Быстрее, я сказал, засранец!»

А говорят, дети платят за грехи отцов. Нет, его отец переложил грехи деда сразу на него, на своего сына и других детей. И своих грехов добавил. Вбил их кулаками. А дед старался языком. Грязными, мерзкими словами. Неизвестно, что было хуже.

Внезапно окна осветились лучами заходящего солнца, своим цветом напомнившим пламя. Он прищурился, ослепленный ярким светом. И — сквозь зрачки — в него стала литься жизненная энергия. Сила. Закипела кровь. Одна спичка, одна секунда — и он волен стереть все это с лица земли.

Он любил огонь с самого раннего детства. Ему нравилось тепло и то, что пламя уничтожает все, к чему прикоснется, и еще неуловимость цвета, которую нельзя поймать взглядом. Однажды он увидел пожар. Горела редакция городской газеты. И он почувствовал свое призвание.

— И обрел свою судьбу, — произнес он вслух.

Он осмотрел здание еще раз. Конечно, без предварительной подготовки все может сорваться. Но остановиться он уже не мог. Не мог противиться горячему желанию, охватившему его. Его дыхание участилось, кулаки сжались так, что стало больно.

Он обошел дом. Черный ход ведет, конечно, на кухню; он слышал грохот кастрюль и сковородок и запах жареных цыплят. За одним из окон была видна хорошо обставленная комната. Наверное, офис директора. Разбив оконное стекло, он стал открывать раму.

Через минуту он был уже внутри. С минимальным риском. Если его застукают, он скажет, что пришел навестить… дедушку. Конечно, у него не было с собой бензина, но это ерунда. Надо только немного поискать. Обязательно что-нибудь найдется. Он вышел в коридор и стал заглядывать во все двери по очереди, пока не наткнулся на комнату привратника.

— А! — обрадовался он, увидев металлическую канистру. — Ацетон!

Вернувшись в офис, он вылил ацетон на диван, на стулья и — побольше — на ковер около труб. Взобравшись на подоконник, он замер на секунду. Наслаждаясь моментом. Потом чиркнул спичкой, загораживая ее от ветра, и бросил на диван.

Огонь вспыхнул моментально. Он смотрел на него пристально, как будто хотел вобрать в себя. Жар достиг лица, он протянул руки, чтобы и их погреть.

На мгновение он забылся, превратившись в Великого Разрушителя, уничтожающего все на своем пути, в том числе и собственную память. Первым ушло в небытие лицо отца. Потом лицо деда, перекошенное от ужаса и боли. Ну и что? Мгновение — и оно исчезло. Рыжеволосая Бестия, с отблесками пламени в глазах. Ушла. Другие лица, другие трагедии, другие города… Очищение огнем. Он все перемелет, ничего не останется.

Он очнулся, тяжело дыша, весь в поту, с ощущением счастья. Спрыгнув с подоконника, помчался по улице. Полы плаща развевались по ветру как крылья. Он как будто летел, оседлав воздушную стихию или сам превратившись в вихрь.

Это было прекрасно. Ни с чем не сравнимо. Такое с ним впервые.

Пусть все узнают. За это полагается награда; пусть пожар заснимут для истории. Сегодня он станет самым знаменитым человеком города, будет греметь по всем каналам; сегодня от него некуда будет спрятаться этим жалким обывателям.

Насвистывая, он стал искать в карманах монетку для телефона.

В субботу должно было приехать семейство Витакеров, чтобы помочь ей похоронить попугаев. Лу все еще чувствовала сильную слабость и плохо переносила одиночество.

Они приехали в полном составе, и Лу чуть не прослезилась, увидев их. Что-то случилось с ее нервной системой, она никогда не была плаксивой.

Шаму приветствовала хозяйку дома и направилась в гостиную, чтобы обнюхать пустую клетку.

Вслед за Витакером вошли дети: Майк, с лопатой в руке, Киф и Келси. Блэр вошла последней с коробкой, обтянутой серой материей. Она передала коробку Лу, потом потянулась к ней и поцеловала ее в щеку.

— Нам очень жаль, — произнесла она.

Сцена была нелепая, но у Лу опять на глаза навернулись слезы.

— Спасибо, — сказала она.

— Ребята, — сказал Витакер, — идите во двор и выройте могилу. Блэр, проследи, чтоб все было как надо.

— Чур, я буду копать, — сказал Майк.

Хлопнули двери. Лу стояла с коробкой в руках. Такой тяжелой. И холодной.

— Какая холодная коробка.

— Она стояла в холодильнике. — Ты хочешь посмотреть на них?

— Нет.

Ее руки стали заметно дрожать, поэтому она скорей поставила коробку на стол и начала упаковывать ее в пакет. Теперь похороны показались ей не такой уж уместной затеей. Ей не нравилось, когда эмоции выходили из-под контроля. Или когда ей сочувствовали, жалели. А Витакеры, похоже, воспринимают все как само собой разумеющееся.

Лу резко отвернулась, чтобы он не успел заметить хлынувшие из глаз слезы, но Витакер протянул к ней руки, и она оказалась в его объятиях.

Потом время как будто остановилось. Лу закрыла глаза и отдалась на волю волн, ее несло мягким потоком, от нее ничего не требовалось, ни слов, ни действий; сердце билось так сладко…

Вдруг скрипнула дверь, и послышался голос Блэр:

— Мы готовы… О-о-о! Прошу прощения! — быстро сказала она, кинув взгляд на отца и Лу.

— Исчезни, — сказал Витакер.

Она исчезла. Но волшебный миг исчез тоже.

— Ладно, хватит, — сказала Лу, освобождаясь от его объятий.

— На сегодня?

Он протянул к ней руку и освободил прядь волос, прилипших к мокрой от слез щеке.

— Блэр говорит, что горе — необходимо для здоровья.

— Где это она вычитала?

— Она на всякий случай изучает медицину. Если ей не доверят животных, она займется людьми.

Лу смогла только покачать головой. Повернувшись, она взяла в руки серую коробку.

— Ты, наверное, думаешь: дура, плачет над какими-то дохлыми птицами?! — Она была готова броситься с кулаками на свидетеля ее слабости.