Роса на солнце - Вадим Львов

   — В шинке местном нальют…Если не сожгли его. Отставить разговоры, майор…Свяжись с тыловиками, проверь, что у них готово? Думаю, немцы нам отдыха не дадут.

   Здесь подполковник Громов ошибался. Генералу Шульце сейчас было не до продолжения наступления. Потери от первого столкновения с русскими танками были потрясающими. Больше трети бронетехники вышло из строя за несколько часов активных боевых действий. Наступление, должное отсечь идущие на Варшаву русские колонны, словно древо у комля, превратилось в яростный встречный бой с русскими, закончившийся огромными потерями.

   — Герр генерал!. В проем двери бронированного КШМ просунулась голова дежурного офицера. — На связи генерал фон Ратенов. Шульце поморщился, как ребёнок при виде касторки, и обречённо махнул рукой. — Ich hЖre, Herr der Befehlshaber!

Четвертый день. Окрестности Судака. Крым

   Батальон «федаинов» второй день пытался взять под контроль небольшой городок Судак, намертво перекрывавший путь к основной цели «гелаевской» бригады, Феодосии. В отличие от быстро захваченных Ялты, Алупки и Алушты тут «федаины» уперлись лбом в отдельный батальон украинской морской пехоты, переброшенный в Судак из Феодосии, несмотря на противодействие союзной авиации. В отличие от милицейских частей и мотострелков, батальон «морпехов» под командованием подполковника с характерной фамилией Лютый был укомплектован лучшим человеческим материалом, дрался умело и отчаянно. Взять наскоком Судак не удалось и исламисты вынуждены были перейти к «правильной осаде». Чередовать минометные обстрелы из реактивных миномётов Тип-63, атаки союзной авиации и попытки точечных захватов небольшими группами боевиков важных объектов. «Русня» такую тактику быстро «просекла», и никто из штурмовых групп живыми обратно не вернулся. Так хорошо начавшиеся компания забуксовала и это нравилось Турпалу всё меньше и меньше. Сегодня ночью украинцы, окруженные под Севастополем в Балаклаве, пошли на прорыв и соединились с основными силами, снова восстановив единый фронт обороны. Там сейчас шли самые тяжёлые бои. Крымчаки, усиленные десантом союзников, пытались, наконец, взять, осаждаемый с первого дня, Севастополь. По идее вся «гелаевская бригада» должна была находиться там, но её срочно перебросили на восточный участок фронта. Виной тому были два обстоятельства: во-первых неожиданная высадка русских в Феодосии, а во вторых: сильно обострились отношения между «освобождаемыми» крымчаками и «освободителями» горцами. Как обычно, не могли поделить добычу. В основном, симпатичных рабынь и «рыжьё». Местные считали, что всё, что удалось отбить у «русни» — это их по праву. «Гелаевцы» были с этим категорически не согласны. Споры между соратниками по «борьбе за ислам» быстро переросли в перестрелки с десятками убитых и раненых. Сам Турпал участвовал в одной подобной стычке два дня назад в Алуште. Тогда их ротный захотел купить у крымчаков мать с двумя дочерьми, однако татары отказали в грубой форме, сославшись на своего эмира. Перебранка плавно перешла в перестрелку. В роте погибло четверо, ещё семь было ранено. Татар же покрошили больше десятка, у них опыта не хватало. Обидно, что всё зря. Русская шалава со своим выводком погибла под перекрёстным огнём, не получил командир Бакуров себе новую наложницу. Рабов было много, но за молодых девчонок шла яростная конкуренция. Не только с татарами, но и с другими ротами и батальонами исламской бригады. Командир бригады генерал Ахмед Абдуллаев, как и положено настоящему горцу, решил вопрос с присущей ему мудростью. За каждым батальоном были закреплены свои объекты: школы или детские сады, куда и свозили рабов, захваченных бойцами этого батальона. Из состава легко раненных боевиков в батальонах формировались группы конвоиров и охранников. а каждый командир роты и батальона имели свою долю в случае продажи рабов. По приморской полосе, в освобождённых от «русни» городах и посёлках уже «шастали» работорговцы с удостоверениями бюро по делам беженцев Европейского союза. Они платили за каждую голову от пятисот до полутора тысяч евро, в зависимости от качества товара. Это было вопиюще дешево, но рабов было с избытком и только с помощью жадных европейцев можно было куда-то сплавить товар. Рабов оформляли как беженцев и перевозили в Румынию и Турцию. Турпал заработал семь тысяч евро и в ближайшее время собирался заработать ещё. Когда всю бригаду, рассеявшуюся по побережью снова собрали в единый кулак и перебросили на восток, Медоев расстроился, что не удастся нормально заработать на рабах и грабеже богатеньких поместий. Но командование сразу дало понять, что этот приказ надо выполнять беспрекословно. Личная охрана комбата, два десятка мрачных наёмников, не снимающих маски, тут же на спортивной площадке возле «зиндана» пустила в расход наиболее шумных, из числа несогласных с командованием. Остальные прикусили язык и дисциплинированно погрузились в украшенные зелёными знамёнами грузовики и автобусы, конфискованные у сбежавших русистов. Всю дорогу, привыкший на Кавказе к постоянным авиаударам русских, Турпал ожидал налёта Су-25, Су-24 или проклятых русских вертолётов, которые могли разметать за секунды длинную автомобильную колонну с воинами Аллаха. Но авиация Евросоюза чётко стерегла небо и переброска прошла на удивление спокойно. Морпехи Лютого к тому времени выбили отряды крымчаков из Судака, и в бой пришлось вступать прямо «с колёс».

   Вечером Турпала вызвали в штаб батальона, где помимо комбата боснийца Эдина Папаца сорокатрехлетнего бывшего югославского офицера, находился ротный командир Бакуров и ещё двое ротных из числа соплеменников Медоева.

   — Пойдёшь в особый отряд, Медоев. На должность командира отделения. Опыта горной войны у тебя предостаточно! — На хорошем русском приказал комбат.

   — Возьмёшь с собой из роты людей, на которых указал ротный. Вот список. Эдин протянул Турпалу бумажку.

   — Всё, свободен.!

   Высокомерие и хамство боснийца здорово задело Турпала, но спорить с ним было смертельно опасно. Бормоча под нос проклятья и моля Аллаха воздать инородцу достойную кару за хамство, Медоев вернулся в расположение роты и стал собирать боевиков. В список комбата попал и его приятель, молчаливый пулемётчик Багаутдин, единственный, с кем у Турпала сложились более менее приятельские отношения. Выслушав Турпала, пулемётчик сплюнул, достал кинжал и стал неторопливо вычищать грязь, забившуюся под ногти. Затем вытащил из кармана «заряженную» папиросу и, присев за бруствер окопа, закурил. Раздалось характерное потрескивание. Затянувшись, пулемётчик протянул папиросу Турпалу и сказал:

   — Особая команда, это хорошо. Заплатят много, и первыми в город войдём. Все рабы- наши!.

   Турпал от неожиданности поднял глаза на невозмутимого пулемётчика. Вот тебе — и «торчок» из аула. Образования — три класса и коридор. А голова варит, как надо. Прав Багаутдин, ох, как прав…

   Повеселевший Медоев затянулся любезно протянутой папироской и хлопнул Багаутдина по плечу. — Пошли, мол.

   В особом отряде было около восьмидесяти бойцов, выбранных по наличию опыта боевых действий в горах. Вообще в бригаде был так называемый горный батальон под командованием полковника Ахваз-шаха, но двое суток назад их по ошибке накрыла союзная авиация. Батальон только перевалил горы и спустился в низину, чтобы замкнуть кольцо вокруг Белогорска, как четверка бомбардировщиков засыпала его кассетными бомбами. Весь штаб погиб, а батальон распался на несколько, потерявших управление отрядов. Отозвать их под Судак не было никакой возможности. Пришлось командованию «гелаевцев» импровизировать на ходу. Задание было относительно не сложным. Обойти горами позиции украинской морской пехоты и, с началом общего штурма ударить в тыл обороняющимся. Маршрут выдвижения особого отряда был уже разведан спецназом Евросоюза и боевикам оставалось только пройти по нему, замаскироваться и, дождавшись атаки, ударить в спину. Несмотря на уверения союзников, бригадный генерал Абаев неверным союзникам не доверял, и включил в состав отряда ещё сапёров и гранатомётчиков. Мало ли что. Пока боевики готовили снаряжение и отсыпались пришла радостная новость. Турки взяли, наконец, Симферополь и развивают наступление на север и восток. Русисты бегут и сопротивления почти не оказывают. Остался ещё один сильный удар и весь Крым войдёт в состав «дар аль-ислам». Жаль только, что новостей с Кавказа уже несколько дней не слышно.

   Ровно в час ночи отряд осторожно двинулся вперёд, вслед за передовым усиленным сапёрами, дозором. Поднимались вверх навьюченные, словно мулы под завязку боеприпасами, по узким горным тропкам в абсолютной темноте, практически на ощупь. Через четыре часа марша, точнее, ползанья по горам, измученный отряд, сняв плохо замаскированные сигнальные мины, увидел в туманной утренней дымке сады и огороды Судака. Они были на месте. Осталось только спуститься вниз и взять спящую, ленивую «русню» на нож. Как сотни лет делали их предки, круша неверных и продавая их женщин и детей в арабские, персидские и турецкие гаремы. До атаки оставалось ещё более часа и боевики, стараясь хорониться за кустарником и камнями, стали рассредоточиваться. Вдруг Турпал услышал пронзительный, хорошо знакомый свист.