Белая сорока - Рудольф Лускач

— Он не ошибся адресом. Мы с вами знаем такого человека.

— Я того же мнения. Давайте подождем Стернада, тогда и подумаем, что делать дальше, — решил Курилов.

— А пока вернемся к Купферу, — предложил я, горя желанием узнать подробности.

— Арест Купфера окончательно решили материалы, которые мы нашли при обыске квартиры его очаровательной племянницы… Кстати, как она вам понравилась?

Я вопросительно глянул на своего собеседника:

— Откуда бы мне ее знать?

— Но, но, припомните… Глаза голубые, как незабудки, кожа цвета зрелых абрикосов и волосы — только воронье бывает таким черным-черным… Догадываетесь?

Я вытаращил глаза. Его описание точь-в-точь напоминало последнюю подружку Шервица — Эрну.

— Вы имеете в виду Эрну… Эрну Боргерт?

— Конечно. Она и есть племянница Купфера. Во время обыска у нее дома мы обнаружили приспособления для производства микрофильмов. Кроме того, в кадушке, где росла великолепная пальма, нашли старенькую коробку, а в ней карманные часики, которые, на первый взгляд, ничем не отличались от обычных. Между тем это особые, шифровальные часы, используемые, главным образом, английскими разведчиками. Они дают возможность зашифровывать целые письма, которые, в свою очередь, можно расшифровать опять-таки с помощью тех же «часиков». Стоит только неосторожно нажать кнопку, и всё тонкое приспособление будет мгновенно уничтожено. В квартире также обнаружен радиоприемник, который можно настроить на ультракороткие волны. В продаже такие не встречаются.

Эрна заявила, что все эти удивительные вещи принадлежат ей — их ей преподнесли в дар различные джентльмены. Она этими вещами, дескать, пользуется сама, так как принимает участие в рационализаторском движении на заводе, где работает чертежницей в конструкторском бюро. Конечно, неуклюжей выдумке милой красавицы мы не поверили. Она упорно отводила подозрение от своего дяди, но он ее выдал сам. Об аресте Эрны Купфер не догадывался, предполагая, что она, как и собиралась, уехала с Шервицем отдыхать в Кавголово.

За квартирой было установлено наблюдение. Через два дня на рассвете появился Купфер. У него оказался ключ от квартиры, но наши сотрудники были начеку, и птичка попала в клетку. Купфер настроил приемник на ультракороткие волны и слушал морзянку. Когда мы вошли, он не успел выключить приемник, но проявил, к сожалению, такое присутствие духа, что мгновенно проглотил листок бумаги с записью, которую до этого делал… Он и сегодня продолжает утверждать, что ни о чем ведать не ведает, что просто зашел к племяннице, которую не видел два дня, и случайно поймал какую-то станцию. Поскольку он радиолюбитель, его заинтересовало, что передает станция… При обыске в камине обнаружен бумажный обрывок. Очевидно, Эрна хотела его сжечь, но забыла. Вчера нашим специалистам удалось расшифровать часть записей. Из них становится ясно, что…

Рассказ Курилова был нарушен стуком в дверь. Через минуту в комнату пружинистым шагом вошел мужчина, который сразу же привлекал внимание своим энергичным и умным лицом. Ему могло быть за сорок, хотя выглядел он моложе. Едва он заговорил, сразу стало ясно, что это иностранец. Зная, что в русском языке ударение не обязательно стоит в начале или в конце слова, он делал его весьма произвольно; если не мог подобрать слов, просто приспосабливал чешские, давая им русские окончания.

Таков уж он был, Богуслав Стрнад.

Поздоровавшись, я представил его Курилову. Усевшись в кресло, Стрнад сразу же сказал, что очень спешит. Он ушел под предлогом, что ему нужно кое-что проверить, и вернуться на пароход он должен как можно скорее. Капитан нервничает — ремонт, по его мнению, идет медленно — и постоянно напоминает, что каждый день простоя в порту обходится фирме слишком дорого.

— Понимаю вас, господин Стернад, — кивнул Курилов, — и не хочу, чтобы у вас были неприятности на работе. Коротко говоря: вы можете описать того человека, который пришел на судно и договаривался с помощником капитана о «черном» пассажире?

— С точностью до одной сотой, — был ответ.

— Вот что значит технический специалист, — засмеялся Курилов. — Тем лучше.

— Я люблю точность по привычке, хотя, разумеется, не знаю, зачем вам нужно точное описание этого человека.

Затем он обрисовал его, не забыв упомянуть, какие у него зубы, руки, уши, ботинки, даже галстук. И все-таки нам это никого не напоминало. Курилов ничего не сказал и, записав все с педантичной основательностью, спросил мастера, не смог ли бы он взять с собой на судно одного помощника.

— Зачем? — удивился Стрнад. — Мне вполне хватит моих двух монтеров. К полтретьему все сделаем сами… — Но в конце концов догадавшись, на что намекал Курилов, нерешительно добавил: — разве что…

— Вот именно, — обрадовался Курилов. — Разве что… У нас очень способный «монтер».

— Понимаю. Но что скажут на заводе?

— Об этом не беспокойтесь. Одну минуточку… Курилов быстро вышел и очень скоро вернулся со своим «монтером». Это был невысокий, невзрачный на вид мужчина в очках, за которыми едва виднелись глаза. Такой не привлечет особого внимания.

Товарищ Максимов, — представил его Курилов. — Он в курсе дела, а о том, как должен помогать вам на судне, вы расскажете ему по пути. Времени в обрез, мы отвезем вас на машине… С руководством вашего предприятия все согласовано.

Стрнад в знак согласия слегка поклонился, подмигнул мне и сказал вполголоса по-чешски:

— Попал я, как кур во щи…

Курилов приставил к уху ладонь, как будто бы хотел показать, что плохо слышит, и, улыбаясь, заметил:

— Не понимаю по-чешски, но, кажется, наше предложение не вызывает у вас восторга, товарищ Стернад…

— Вы как в воду смотрели, — признался Стрнад. — Но, как говорил Швейк, чему быть, того не миновать.

— Тогда считайте его своим патроном, — засмеялся я.

— На этот раз пусть им лучше будет товарищ Максимов, — шутливо возразил Курилов на прощанье.

Они ушли, и мы немного помолчали. Опять зазвонил телефон. Курилов взял трубку и довольно долго не отрывался от нее, порой коротко бросая свое: «хорошо» или «ладно». Я догадался, с кем он говорит. Положив трубку, Курилов повернулся ко мне и чуть ли не торжественно сказал:

— Сейчас мне сообщили результат осмотра лесного сарая. Под ним оказался подвал. Вы спали, Рудольф Рудольфович, над настоящим кладом. Судите сами: рядом со старыми позолоченными или даже золотыми иконами там были различные кубки, кадильницы, кропильницы, подсвечники, другая церковная утварь. Окованный сундучок пока не удалось открыть… Все это, вероятно, принадлежало богатому монастырю, который находится неподалеку. Монахи спрятали сюда самые ценные вещи, надеясь позднее их забрать. Несколько лет назад монастырь был закрыт, в нем сейчас разместилось сельскохозяйственное училище.

Возможно, что Блохин-Крюгер был «сторожем» этого склада и использовал его также для того, чтобы прятать «своих» людей. Там же нашли консервы, вине, кое-какую одежду и даже три кровати. Вход в подвал был хорошо замаскирован. Наши сотрудники искали его полдня. Очень может быть, что сарай давно служит своеобразным хранилищем, и кто знает, сколько сокровищ уже утекло за границу! Как видите, наша история растет, так сказать, и вширь, и вглубь. А ведь все началось с голодной, усталой, хромой лайки и патрона «Роттвейл», которые вы нашли… Сегодня мы до утра изучали шифр Купфера.

— Ну, и каков результат?

— Поразительный, хотя удалось выяснить не все, Теперь, когда известны результаты осмотра лесного сарая, многое становится яснее.

Курилов встал, открыл сейф и вынул из него пару бумажных листов, густо исписанных буквами и цифрами. Затем разложил на столе несколько узких бумажных полосок, кивнул на них и сказал:

— Вот начало сообщения, найденного в камине у Эрны Боргерт. Не сомневаюсь, что эту красавицу специально познакомили с Шервицем. Ее шефы не без основания полагали, что наш донжуан вспыхнет, как спичка, и рассчитывали при этом погреть руки. По крайней мере, они могли бы узнать, например, как глубоко мы о них информированы… Ваш Карл Карлович, очевидно, сказал Эрне, что Хельмиг — негодяй, а Хельми — подлая змея и что лучшее место для них обоих — за решеткой. Со своей точки зрения Шервиц, разумеется, прав, но было бы лучше, если бы он держал язык за зубами. Результатом несдержанности влюбленного Карлуши было ускоренное — и опрометчивое — совещание всей группы. Отсюда и появились на вокзале «ноты». Они явно хотели как можно скорее получить материал из Ленинграда, ибо не были уверены, что мы не идем по их следам.

— Вы допрашивали Шервица?

— Он давал свидетельские показания, — поправил Филипп Филиппович. — И о беседе с вами, дружище, мы должны составить протокол. Приходится придерживаться юридических формальностей, иначе не будет порядка…