Изумрудная песнь - Олеся Рияко

то не быть ему агаханом Облачной Долины. И страшно представить что тогда случится, ведь он последний наследний первой крови! У Аргура, дяди Ульда, нет и не может быть детей, а значит их некогда богатый солнечный край лишится надежной крепкой руки и погрязнет в распрях и кровавой борьбе за власть.

Ведь если нет того, кто должен стать агаханом по праву, то каждый захочет занять столь желанное место.

Нет, Асгерд не могла этого допустить. Пусть даже Ульд никогда не простит ее за содеянное, она сделает это для него. И, без сомнения, сполна насладится наблюдая за тем, как остроухая ведьма испустит дух…

Эльфийка не спала. Сидела на полу своей крошечной клетки, обняв колени и смотрела как Асгерд приближается к ней, обходя костры пирующих бурвадегов. Может статься, что даже ждала ее, потому что ни взглядом, ни словом не выдала своего удивления, когда воительница остановилась напротив нее и швырнула ей под ноги ключ от замка.

Остроухая не шелохнулась, только перевела безучастный взгляд с ключей на орчиху, не сказав при этом ни слова.

– Ну? Чего ждешь?

– Рассвета. – Ответила та, будто бы даже без издевки. – Теплые лучи солнца, согревающие кожу несмотря на утреннюю прохладу и ласковое пение птиц, восхваляющих его восход – моя последняя радость.

Асгерд презрительно фыркнула, решив что эльфийка должно быть успела тронуться умом за время своей упрямой голодовки, и сплюнула себе под ноги.

– Открывай клетку, дура!

Удивительно, воительница ожидала что та станет и дальше препираться, но девушка вдруг послушно подняла ключ и, недолго провозившись с замком, выбралась из клетки наружу. Опустив босые ноги в низкую зеленую траву, пленница будто бы даже улыбнулась и вздохнула с облегчением.

Асгерд посмотрела на нее, такую спокойную, замершую на месте с мнимой покорностью в огромных зеленых глазах, и? не сдержав ядовитого гнева скопившегося внутри при виде этой эльфийской гадины, прикрикнула на нее:

– Давай! Что встала? Беги, тварь!

Но та даже не шелохнулась. Только удивленно изогнула одну бровь и сложила руки под грудью, словно в доказательство своей решимости во что бы то ни стало оставаться на этом самом месте.

– Зачем? Уж тебе ли не знать, что сироте из разоренной деревни незачем, да и некуда идти в этом мире.

Ее слова, словно ледяной водой окатили Асгерд, заставив разгоряченную кровь орчихи быстрее побежать по венам! Это он… Ульд рассказал ей! Но зачем? С какой стати поделился с проклятой остроухой таким личным, таким важным для нее!

Злость, обида и негодование вспыхнули в груди воительницы с удвоенной силой, заставив дышать часто и шумно. Она  не скрывая угрозы вытянула свой боевой топор из петли на поясе и прорычала не сводя с пленницы тяжелого взгляда:

– Что ж, ведьма… надо было воспользоваться шансом, который я тебе дала…

Позади кто-то из бурвадегов окликнул Асгерд по имени, но та не обернулась. Только спиной почувствовала, как в их сторону обратилось не меньше десятка взглядов. Пройдет мгновение, и все увидят что она выпустила махве гаркара из клетки, а значит на невнимательность подвыпивших орков рассчитывать уже не приходилось.

“Ну и пусть!” – решила про себя Асгерд, покрепче перехватив короткую рукоять. Она и так уже сделала выбор и сворачивать с избранного пути было бы глупо.

Подумав об этом, воительница занесла топор и наотмашь махнула им перед эльфийкой, целя той прямо в грудь. Но ее неожиданный выпад в последний миг был распознан и остроухая отступила в сторону, заставив лезвие высечь искры, ударившись об железные прутья клетки.

– Воспользуйся сама своим шансом! – со неожиданной злостью в голосе выкрикнула пленница и одним быстрым движением выбросила руку в сторону Асгерд.

Та не сразу поняла что случилось – левая ее рука сама собой метнулась к шее. К месту укола и резкой боли. Пальцы коснулись рукоятки короткого ножа, на всю длину лезвия вошедшего в ее шею и по ним тут же заструилась теплая и липкая кровь.

Поняв, что эльфийской гадине удалось вот так просто ранить ее, Асгерд взревела и пошла в атаку, желая достать ее как можно скорее, пока потеря крови не лишит силы ее собственное тело.

Один замах, еще один и истошный вопль остроухой заставил кровавую радость мурашками разлиться по венам орчихи! Длинная рана на бедре остроухой заставила ту повалиться на землю и попятиться в сторону. Асгерд остановилась над ней, продолжая зажимать левой рукой собственную рану и с наслаждением вгляделась в лицо эльфийской ведьмы, желая запечатлеть в своей памяти момент, когда та ощутит наступление своей смерти.

– От своей судьбы не уйдешь, да, остроухая сука? Мы обе знаем, что ты должна была сдохнуть еще тогда…

В этот момент Асгерд показалось, что само небо свалилось ей на голову. Едва удержавшись на ногах от удара, она выронила топор и что случилось смогла понять лишь мгновение спустя, когда сквозь звон наполнивший уши смогла расслышать голос старого Гурха:

– ..Асгерд, Асгерд… ну, куда торопишься?

Седоволосый орк встал между нею и эльфийкой вальяжно закинув на плечи свой двуручный топор. Видимо его обухом она и получила по затылку. Однако, бил Гурх, коненчо же даже не впол силы, иначе не стоять бы ей сейчас на этих самых ногах.

– Разве мы так договаривались? Или хочешь себе одной оставить все веселье? – говорил он на орочьем и бурвадеги, медленно обступавшие их, стали довольно хохотать и подначивать Асгерд, пеняя на ее нежелание делиться. – Э не-ет…

Убедившись, что из воительницы соперница сейчас была никакая, старик вальяжно развернулся к замершей на земле эльфийке. Поймав на себе его взгляд, та спешно поддянула к себе раненую ногу и неуклюже поднялась, стараясь не опираться на нее.

– А ты что уставилась, остроухая? – спросил он так же на орочьем, вероятно потому что помимо Асгерд и Ульда среди бурвадегов мало кто мог хоть пару слов связать на эльфийском, но скорее из-за того, что слова Гурха предназначались вовсе не остроухой. –  Не будет тебе легкой смерти. Пока наш великий гаркар охотится на благородного сарга, мы, с братьями бурвадегами, устроим свою большую охоту!

От этих его слов волна одобрительных воплей и свиста прокатилась по рядам бурвадегов. Одни стали выкрикивать в сторону пленницы оскорбления, другие же просто кровожадно потрясали оружием в ее сторону, так что эльфийке и без перевода стало ясно, что дело ее худо.

Наблюдая за тем, как вытянулось и пуще прежнего побелело лицо остроухой, старый Гурх играючи подкинул в руках топор и воскликнул на ломаном эльфийском, яростно сверкнув в ее сторону глазами: