Король темных просторов - Феликс Крес

Стало ясно, что штиля на несколько дней не будет. Вместо штиля будет буря. И притом сильная. Сильная буря. У Раладана это просто не помещалось в голове. "Кашель", который в Армекте называли "ночным ветром", был постоянен, как… сам Шерер. Первый день штиля после "кашля" считался началом гаррийского года и года империи; календарь являлся одним из того немногочисленного, что Армект перенял у Гарры именно потому, что календарь этот был почти идеальным. Год делился на тринадцать одинаковых месяцев по двадцать восемь дней, а возможные отклонения составляли самое большее два-три дня. Теперь же мир внезапно встал с ног на голову. Лоцман не имел ни малейшего понятия о том, что делать с годом, у которого нет начала; впрочем, этого, вероятно, не знал никто во всем Шерере.

Все эти мысли занимали Раладана лишь несколько коротких мгновений, после чего от них не осталось и следа — календарь не имел сейчас никакого значения. Приближалась буря, сильная буря.

Что можно было предпринять?

— Может быть, успеем, — сказал Вард, словно читая его мысли. — Мы должны увидеть Агары самое позднее вечером. Если ветер не переменится.

— Переменится. Но в нашу пользу. Уже сейчас сильнее дует с запада. Вопрос лишь в том, когда этот ветер превратится в ураган.

На всем корабле, в свете многочисленных раскачивающихся фонарей, уже царила лихорадочная суета. То и дело кто-то подходил к капитану за очередным распоряжением; временно назначенные офицеры не вполне справлялись со своей задачей. Матросы носились по палубе, закрепляя все, что только можно было закрепить.

Время тянулось медленно. Небо на востоке чуть посветлело, ветер же, дувший теперь прямо с запада, еще усилился, став порывистым и резким. Неповоротливый барк с трудом, но все же набирал скорость, все быстрее идя в сторону Агар.

— Действуй, — сказал Вард. — Я буду у себя. Если буду нужен, пошли кого-нибудь.

Он сжал плечо лоцмана и пошел на корму. Вскоре он уже сидел в своей каюте, задумчиво чертя пальцем на столе какой-то замысловатый узор. Коптящий фонарь плясал у него над головой.

Превратности судьбы поставили его в нелегкое положение. Прежде всего, он был один. Кровавая битва с пиратской командой унесла немало жизней. Погибли все офицеры, остался в живых только он. Что правда — то правда, он одержал славную победу: пылающий словно факел самый грозный корабль Просторов был достойной наградой за годы тяжкой службы. Он знал, что его назовут героем, тем более что ему не с кем было делить собственный успех…

Однако в то мгновение, когда он узнал парусник, который им предстояло атаковать, его охватил непонятный страх, предчувствие многих неудач и несчастий. И похоже, действительность подтверждала его опасения.

И в самом деле, с момента той необычной встречи над его кораблем висел некий злой рок. Им чудом удалось избежать судьбы "Белианы", второго корабля эскадры, стройной бригантины, охваченной вырывающимся с пиратского парусника пламенем. С того мгновения злые силы больше их не покидали. Им не удалось найти ни одной имперской эскадры, хотя пути их патрулей тщательно были нанесены на карту. Потом начала строить козни погода. Теперь же, почти у родного берега, их ожидало сражение с бурей.

В столь нелегкой ситуации у него на корабле не было никого, кому он мог бы довериться. Его помощники, старшие товарищи — все погибли… Остался лишь скользкий Альбар, скорее палач, чем урядник, и уж тем более не моряк и не солдат, человек, которого не выносил никто.

И Раладан.

Вард чуть нахмурился. Он знал лоцмана еще по тем временам, когда тот водил имперские эскадры. С тех пор, как они виделись в последний раз, минуло немало лет. Кем, собственно, был этот человек теперь? История о плене на борту пиратского парусника выглядела довольно подозрительно. Но, с другой стороны, он собственными глазами видел резню, которую лоцман устроил своим якобы товарищам… Ни один из его солдат не прикончил в этом сражении больше врагов. Наконец, именно Раладан первым начал резать канаты, связывавшие корабли. Если бы не его молниеносные действия, пожар охватил бы и их барк.

И наконец, эта странная девушка. Она командовала пиратами, все это видели. Вард был удивлен до крайности, поскольку, узнав корабль, полагал, что увидит его капитана — мрачную легенду Просторов. Потом он услышал от лоцмана, что Бесстрашный Демон погиб, а девушка — его дочь…

Он поднялся и вышел на палубу.

Уже наступил день — угрюмый, серый и грозный. По небу ползли большие темно-синие тучи. Брызги волн падали на палубу. Старый, заслуженный корабль тяжело боролся, переваливаясь с борта на борт.

Вард увидел Раладана, который стоял широко расставив ноги и сунув руки за пояс. Матросы и солдаты вокруг него почти ползали по палубе, хватаясь за все, что давало хоть какую-то опору. Лоцман же стоял, словно его ступни были прибиты гвоздями к доскам.

Капитан взял фонарь и спустился в трюм.

Он не знал, что влечет его туда. Присутствие девушки на корабле вызывало у него какое-то странное беспокойство. Дочь величайшего пирата всех времен… Что еще нужно?

Она лежала на боку, спиной к миске с остывшей едой. Ему показалось, что она чуть вздрогнула, увидев отсвет фонаря. Ноги ее были все еще связаны. Он не удивился. Столь крепко завязанных узлов не распутаешь одними пальцами. Впрочем, она, похоже, даже и не пыталась…

Он подумал, что, если корабль потонет, что представлялось в данной ситуации вполне вероятным, девушка будет биться в путах в затопленном трюме. Правда, если бы они и в самом деле шли ко дну, гибель ожидала бы всех, но перспектива смерти со связанными ногами показалась ему чересчур жуткой. Он достал меч и взял девушку за плечо.

— Сядь.

Она попыталась исполнить требуемое, но столь неуклюже, что он тут же понял, что без его помощи об этом нечего и думать. Его снова потряс вид полубессознательного, горящего в лихорадке лица, а на нем — пустой красной глазницы, очерченной неровными следами шрамов. Он видел его уже не однажды, но на этот раз подумал, что столь изуродованная женщина не должна ходить по земле.

С некоторым трудом удерживая равновесие, он острием меча приподнял край черной тряпки, которая когда-то была юбкой богатого платья, и перерезал веревки. Опухшие ступни казались мертвыми, он был уверен, что ей еще не скоро удастся ими пошевелить.

Дыхание девушки стало более хриплым — видимо, возвращающаяся в сосуды кровь причиняла ей боль. Тело судорожно дернулось. Вард присел на ящик, молча глядя на девушку в мигающем свете пляшущего на крюке фонаря. Покрытое кровью тело продолжала бить дрожь, сквозь жалкие лохмотья одежды виднелись посиневшие от холода груди. В порыве внезапной жалости он снял короткий военный плащ и набросил его на лежащую. Он пытался убедить себя в том, что эта избитая, замерзшая женщина наверняка совершила в своей жизни немало такого, о чем лучше даже не думать… Но разум говорил одно, а глаза — совсем другое. Он видел перед собой лишь измученную, беззащитную девушку, в которой, казалось, едва теплилась жизнь. Сейчас, когда тень скрыла левую половину ее лица, в ее облике не было ничего демонического. Грязная, больная девочка. Сколько ей лет? Не больше шестнадцати…