Король темных просторов - Феликс Крес

— Я хочу показать тебе, что эта стая убийц состоит из _обычных людей_, госпожа. Из людей, судьба которых сложилась так, а не иначе. Объясни мне, как так получается, что стоит познакомиться с кем-то поближе, и он тут же оказывается совсем другим? Я имею в виду себя, но прежде всего Эхадена.

Девушка побледнела.

— Не говори мне об Эхадене, — сказала она. — Только не о нем.

— Почему нет, госпожа? Он был пиратом, и еще каким! Ты бы удивилась, если бы я тебе рассказал. И тем не менее этот пират, убийца…

— Эхаден был братом моей матери, — хрипло сказала она. — Не будем больше об этом.

— Я знаю, кем он был. Но все же…

Она резко встала.

— Хватит, Раладан! — сдавленно проговорила она. — Хватит, я не хочу больше об этом говорить и не хочу слушать! Достаточно! Наконец… наконец-то я одна. Понимаешь? У меня нет никаких родных, никого, и о большем я и не мечтала всю свою жизнь! Даже матери я нужна была лишь затем, чтобы ей было кому рассказывать о своем чудесном Раписе. Я знаю, что могло быть иначе… я любила мать… — Она говорила все более лихорадочно и бессвязно. — Но я больше не хочу, слышишь? Я хочу просто сойти с этого проклятого корабля и начать нормально жить. В самом деле, Раладан, я… я готова убивать, чтобы этого добиться. Хорошо, что Рапис… что _мой отец_… - она впервые с видимым усилием произнесла это слово, что он умер. Иначе я убила бы его! Убила! — Ее всю трясло. — Я не такое уж невинное дитя… И я не такая глупая, как тебе кажется. Я знаю, что невозможно отделить добро от зла. — Она медленно вернулась к столу и тяжело села. — Но за всю свою жизнь я любила… любила лишь двоих. Мать и… его. Я любила его, совсем его не зная, потому что его любила она. Что ты можешь знать о чувствах, которые охватывают тебя, когда вместо разноцветной птицы, являвшейся к тебе в мечтах и снах, перед тобой предстает… грязная, вонючая тварь?

Утром оказалось, что на горизонте пусто. Они сменили курс и снова пошли на юго-восток.

До вечера курс не менялся. Море было все так же пусто, но Раладан и Тарес знали, что это еще не конец всех хлопот. Это прекрасно понимали даже матросы. По Замкнутому морю могло кружить больше парусников, чем полагал лоцман, кроме того, они наверняка еще не миновали линию патрулей вдоль побережья. Организаторы облавы отнюдь не были дураками. Позднее лето, скорее даже начало осени, — подобное время года почти гарантировало успех. Пиратский корабль, даже если бы ему и удалось уйти на Просторы, подвергался серьезной опасности со стороны осенних штормов; если он не успевал свернуть в какое-нибудь безопасное укрытие — обычно заканчивал свой путь на дне океана или же, подгоняемый ветром, исчезал навсегда в бескрайней водной пустыне.

Сейчас они оказались именно в такой ситуации: имперские корабли или штормы.

Раладан рассчитывал на то, что им удастся выйти на Просторы, а потом, если будет хороший ветер, успеть до начала штормов добраться до южных берегов Гарры. Там не должно было быть имперских кораблей — в этих местах не проходили важные торговые пути, и облава не имела особого смысла.

Тем временем они продолжали идти поперек ветра на юго-восток. Матросы, прекрасно сознавая серьезность положения, почти не покидали палубу, внимательно наблюдая за горизонтом. Однако прошел день и нигде не было замечено даже кусочка паруса. Ветер был достаточно сильный; похоже было, что ночью им удастся прорвать блокаду и выйти на Восточные Просторы.

Тарес проснулся еще до рассвета и пошел проверять вахты. Никто не спал. Он направился на ют, где, подставив лицо водяным брызгам, погрузился в размышления.

Итак, они вырвались из западни. И что дальше? Нужно было пристать к берегу, а это означало, что уйдут лоцман и Ридарета. Он не мог этому помешать столь же просто, как бегству на шлюпке. У него не было никакого плана.

Значит… оставалось лишь бросить корабль и бежать вместе с ними…

Бросить корабль? Бросить "Морского Змея", лучший парусник всех морей?

Второй помощник Демона всю свою жизнь связал с морем, однако лишь пиратская каравелла стала его вторым домом. Он сражался за этот дом и завладел им. Старая "Чайка", с борта которой они пошли на ночной абордаж, была жалкой скорлупкой по сравнению с этим гигантским парусником, который должен был символизировать могущество армектанской империи. Имперская Гвардия, стоявшая в столичном Кирлане, была сухопутным подразделением; однако по политическим соображениям потребовалось выделить из нее Имперскую Морскую Гвардию. Лучшие солдаты на свете, элита из элит, поднялись на борт трех крупнейших парусников Шерера, построенных, пожалуй, лишь затем, чтобы в портах всех провинций видели мощь Вечной Империи. Однако судьбе, явно не благоволившей Армекту, было угодно, чтобы первый же рейс "Гордости Империи", предпринятый для проверки ходовых качеств корабля в море, оказался последним рейсом каравеллы под имперским флагом… Просторы не желали, чтобы народ всадников, носящихся на своих скакунах по Великим Равнинам, хозяйничал на водах Шерера. Палуба флагманского корабля империи превратилась в арену неслыханной, по-настоящему чудовищной резни. Две команды убивали друг друга с отчаянной яростью, фанатично, до конца. Немногочисленные солдаты, приданные команде на время морских испытаний, с отчаянием безумцев дрались за свой любимый, красивейший парусник Шерера; по другую сторону дикие моряки, для которых бродяжничество по Просторам было всем, овладевали морским чудом, явившимся словно прямо из матросских снов и мечтаний. Не мужество и не военное искусство решили исход этой битвы, безжалостно пожравшей почти всех сражавшихся. Слепой случай, стечение обстоятельств… Корабль-призрак беспомощно дрейфовал по ветру, неся на своей палубе сотню убитых и вдвое больше раненых. Несколько человек, перевязанных окровавленными тряпками, отчаянно пытались справиться с парусами и рулем. Они истекали кровью, лишь бы спасти захваченный корабль, довести его до безопасного укрытия. Никто не выбрасывал трупы в море, никто не помогал раненным в бою товарищам. Пропахший смертью, оглашаемый стонами умирающих, корабль позволил выжить лишь немногим. А потом — стал их домом.

За этот дом Тарес заплатил собственной кровью. И теперь он не хотел и не мог его бросить.

Начинался холодный и туманный день. Задумчивый, отсутствующий взгляд офицера скользил среди серо-белого тумана, и вдруг… вдруг оказалось, что таинственные силы Просторов не спят; никому не позволено призывать их безнаказанно словом или даже воспоминанием. Тарес тупо смотрел туда, где среди полос тумана маячили, не далее чем в четверти мили от штирборта, два больших темных силуэта.