Щит дьявола - Лео Кесслер

— Цель вижу, — ответил Шульце.

В воздухе неожиданно послышалось свистящее шипение — как будто какой-то гигант втягивал в свою грудь воздух. В следующую секунду Шульце заметил летящий прямо на них бронебойный снаряд и инстинктивно закрыл глаза. Снаряд ударился в землю примерно в пятидесяти метрах позади них. От взрыва «тигр» задрожал, словно сухой лист на ветру.

— Проклятье! — прохрипел в наушниках голос Матца. — Эта чертова дура прошла в каких-то миллиметрах от моих ногтей!

Шульце вновь стал настраивать прицел. Дистанция до американских «шерманов» уменьшилась, шестьсот пятьдесят метров… нет, шестьсот… нет же, пятьсот пятьдесят метров!

— Дьявол забери твою душу, Шульце! Ты поймал американцев в прицел или нет?!

— Поймал, господин штандартенфюрер! — процедил сквозь зубы гамбуржец.

— Тогда — огонь!

Шульце выстрелил. Силой отдачи его ударило в лицо, точно кулаком, и он привычно открыл рот, чтобы не лопнули барабанные перепонки. На броню танка со звоном упала горячая свежеотстрелянная снарядная гильза. Куно фон Доденбург включил вытяжку, чтобы убрать из танка пороховые газы. «Шерман», в который они выстрелили, внезапно остановился, охваченный пламенем. Из него судорожно выбирались одетые в черные комбинезоны фигурки американских танкистов. По ним уже вовсю стреляли немецкие пулеметы, взметая фонтанчики пыли рядом с бегущим врассыпную экипажем.

— Цель на один час, расстояние четыреста метров. Огонь! — скомандовал Куно фон Доденбург.

Башня «тигра» быстро повернулась. Шульце сразу опознал цель — американское самоходное орудие, оснащенное 105-миллиметровой пушкой. Эта самоходка была единственным видом оружия, с помощью которого янки могли поражать немецкие «тигры», оснащенные гигантской лобовой броней. Если им удастся вывести ее из строя, то. скорее всего, остальные «шерманы», лишившись такого мощного прикрытия, постараются попросту ретироваться с поля боя, чтобы не оставаться беззащитными перед лицом их могучего «тигра».

Шульце выстрелил. Снаряд «тигра» поразил американскую самоходку в районе верхних катков. Куно фон Доденбург ясно видел в обзорную трубку, как самоходное орудие отбросило в сторону. Сидевший на броне американский пехотинец полетел вниз. Казалось, еще мгновение — и самоходная установка попросту перевернется. Но случилось иначе: в следующую секунду она с диким грохотом взорвалась. В воздух поднялись тонны искореженного металла. Шульце невольно застыл. Да, вот это было зрелище!

«Шерманы» в панике остановились и попытались отступить обратно в лес. Это решение являлось фатальной ошибкой, и гауптшарфюрер Шульце не упустил шанса, предоставленного ему неопытностью американских танкистов. Он навел пушку на ближайший «шерман» и выстрелил. Бронебойный снаряд ударил прямо в лобовую броневую плиту американского танка. Куно фон Доденбург ясно видел, как он впился в броню неприятельской машины, но, как ни странно, ничего не случилось.

— Какого черта… — раздраженно начал было фон Доденбург.

Неожиданно из башни «шермана» в воздух начала подниматься тонкая, но ясно заметная струйка белого дыма. В следующую секунду из танка, как горох, посыпались наружу задыхающиеся танкисты. А пламя быстро разгоралось и наконец охватило весь американский танк целиком.

— Тысяча чертей и одна ведьма! — в восторге выдохнул Матц. — Вы только посмотрите, как скачут эти американские обезьяны!

Но Шульце видел прежде всего то, что на поле осталось еще два целых «шермана», с которыми им также следовало разобраться. Он быстро развернул башню «тигра», прицелился и выстрелил. Один из двух «шерманов» исчез в пламени пожара. Второй выстрел — и последний американский танк остановился; Шульце попал ему прямо в гусеницу.

Бывший докер устало откинулся назад. Вокруг его правого глаза розовел след от обтянутого тугой резиной танкового прицела. Эсэсовец был весь мокрый и тяжело дышал.

—Да, — проговорил он, — сегодня было по-настоящему жарко! Вот это перестрелка!

— Она принесет тебе очередную жестянку[48], Шульце, — хрипло произнес фон Доденбург, сдвигая на затылок шлем. Его потное лицо светилось удовлетворением.

— Срать я хотел на все жестянки, с вашего позволения, господин штандартенфюрер. — выдохнул Шульце. — Я предпочел бы любой медальке хорошие премиальные!

Голгофа — высота 239 — дрожала от разрывов снарядов и бомб, которые теперь обрушивались на нее тоннами. Стенки дотов и траншей обваливались, и панцергренадеры «Вотана», сдирая в кровь пальцы, с трудом выкарабкивались на поверхность. Вся земля вокруг них буквально дымилась. Один такой взрыв подбросил высоко вверх полуторатонный «кюбельваген»; тот взлетел в небо метров на тридцать и взорвался там. рассыпавшись на тысячи осколков. Одно отделение пулеметчиков решило перебежать из своей старой траншеи в другую. Но когда они выскочили на открытую местность, в них попал гаубичный снаряд. Когда дым взрыва рассеялся, стало ясно, что все отделение бесследно исчезло. На поле остался лежать лишь чей-то единственный ботинок с куском ступни.

Все это место превратилось в подобие ада. Решив, что теперь с немцами покончено, остатки 18-го полка выпрыгнули из траншей и бросились вперед. Они были уверены, что впереди не осталось ничего живого. Бойцы «Вотана» затаились в своих окопах и щелях, притворившись мертвыми, и позволили американцам пробежать мимо них. Янки были настолько уверены, что здесь не осталось ни одного живого немца, что даже не удосужились ткнуть для проверки штыком хотя бы одного из притворившихся мертвыми ветеранов боев в России и Италии. Дождавшись, когда первая волна американской атаки пройдет мимо, эсэсовцы вскочили на ноги, приветствуя криками восторга свою небывалую удачу. Немецкие пули стали вонзаться в спины людей в униформе оливкового цвета. Те начали торопливо поворачиваться лицом к врагам, слишком поздно осознав, что пали жертвой собственной беспечности и самонадеянности.

Вторая волна американской атаки, которая двигалась следом, застыла на месте от неожиданности. Некоторые бойцы хотели было начать стрелять в немцев, но их офицеры остановили их:

— Идиоты, так вы перестреляете своих собственных товарищей!

Именно этого и ждали эсэсовцы. Они набросились на растерявшихся американцев с саперными лопатками, штыками, ножами и топорами — всем холодным оружием, какое у них только было. Скользя по грязи, они резали, рубили, кололи и кромсали американских солдат. Стоявший наверху горы, у деревянного креста с изображением Иисуса, Куно фон Доденбург внимательно следил за этим жестоким побоищем. Он видел, как какой-то американский солдат, спотыкаясь, бредет в никуда, пытаясь придержать руками вываливающиеся из распоротого живота кишки. Один из бойцов «Вотана» мощнейшим ударом рассек лицо американского сержанта, и хлынувшая из раны тугая струя крови окатила его самого с ног до головы. Один янки с красным крестом на рукаве, совершенно растерявшись, застыл на месте посреди этого жуткого кошмара, и огромный немецкий панцергренадер зарубил его, как животное, своим огромным, наточенным как бритва топором.

Это побоище закончилось лишь тогда, когда считанные оставшиеся в живых американцы бросились врассыпную, словно зайцы, и американская артиллерия возобновила обстрел Голгофы. Западная половина неба опять окуталась дымом и пламенем разрывов. Один из снарядов ударился в 20-метровый крест, и тот заскрипел, точно корабельная мачта во время сильнейшего шторма. Куно фон Доденбург с тревогой взглянул вверх. Прикрепленная к кресту деревянная фигура Иисуса Христа вся тряслась и была готова в любой момент отвалиться. Но сам крест все еще держался.

— Нам лучше бы унести отсюда ноги, господин штандартенфюрер, пока не поздно, — проговорил Шульце, пристально глядя на скрипящую деревянную конструкцию. — По моему мнению, тот старикан наверху не протянет долго при таком обстреле.

— Ну ты даешь, гауптшарфюрер Шульце! — насмешливо выкрикнул Матц. — Разве ты не знаешь, что Иисус любит тебя? Он защитит и сбережет нас, Шульце, что бы ни случилось!

— Заткнись, ты, ходячая карикатура на настоящего солдата! — огрызнулся здоровенный гамбуржец. — А не то я оторву твою деревянную ногу и засуну ее тебе в задницу!

В крест ударил другой американский снаряд, и весь экипаж Куно побежали к своему «тигру», под защиту его стальной брони. Под обстрелом неприятельской артиллерии деревянный крест раскачивался из стороны в сторону. Фон Доденбург остановился, чтобы посмотреть, что происходит с распятием. В его основании уже змеилась огромная трещина. Голова Иисуса Христа, увенчанная лавровым венком, оторвалась и упала прямо в грязь.

— Господин штандартенфюрер! — встревоженно прокричал Шульце.