Все рассказы - Павел Васильевич Крусанов

в роскоши, придумавший купания в благовонных маслах, горячих и холодных, питие драгоценных жемчужин, растворённых в уксусе, рассыпание в залах со штучными потолками и поворотными плитами цветов и рассеивание сквозь дырочки ароматов, тоже имел в арсенале запахи-яды: после его смерти Клавдий, не зная предела злодейству предшественника, запретил вскрывать лари и шкатулки с личными вещами Калигулы. Вещи выкинули в море – и действительно, зараза была в них такая, что окрестные берега пришлось расчищать от дохлой рыбы. Что касается времён не столь давних, то, по свидетельству китайского хрониста Мэныни таньху ке (псевдоним означает «Смельчак», а дословно переводится как «Ловящий вшей при разговоре с тигром»), императрица Цыси использовала по своим прихотям многие яды, среди которых были и такие, что от одного их запаха люди превращались в скользкую лужицу.

Мы удивлялись целеустремлённости познаний Ъ. В самом деле, грань между лекарством и ядом столь зыбка, изысканна и подчас полна стольких тайн и мистических откровений, что постижение её для всякой тонкой и пытливой натуры – немалое искушение. Как нам стало известно после пронизанных сквозняками библиотечных бдений, именно на этой грани проживается мистерия жизни-смерти-воскресения. В дельфийских, элевсинских, орфических и самофракийских мистериях, в египетских мистериях на острове Филэ бог, упорствуя в своей судьбе, умирает и воскресает, – но есть ведь ещё и посвящённые, которые умирают и воскресают вместе с ним! У нас не было достаточного эзотерического опыта, чтобы понять, как это происходит. Версию объяснения мы нашли в никем до нас не читанном (удивительно – пришлось разрезать страницы) библиотечном томе И. Б. Стрельцова «Значение галлюциногенных растений в некоторых архаических культурах и консервативных мистических культах», где, в частности, говорилось: «Есть ли сила, способствующая забвению личного исторического времени, индивидуальной земной меры посвящённого, способствующая переходу его в иную меру, – время мифическое, объективно совпадающее с экстазом? Допустимо предположить, что начальным возбуждающим фактором, сопутствующим экстатической технике, которая материализует миф в индивидуальном сознании, могла быть хаома. Это галлюциногенное растение, которое, согласно иранским источникам (Плутарх также свидетельствует, что жрецы, измельчая в ступке хаому, вызывают тем самым Аримана, бога тьмы), позволяет переступить обычный порог восприятия и отправиться в мистическое путешествие, способно вознести посвящённого в грозную и чарующую метафизическую сферу».

Уклонения от непосредственного жизнеописания, надеемся, будут нам прощены, так как они призваны хотя бы отчасти объяснить некоторые, на вид непоследовательные, движения и увлечения Ъ.

По прошествии нескольких месяцев со дня нашего разговора о запахах-ядах Ъ всерьёз и надолго заболел. Мы не виделись с ним, должно быть, более полугода, когда однажды – случайно и столь счастливо – встретились в диком парке Сестрорецко-го санатория у станции Курорт. Ъ отдыхал здесь после продолжительного больничного лечения, а мы просто шли через парк к заливу, где среди сосен и дюн собирались провести неумолимо протяжный воскресный день. Был июнь. В низинах сжимал кулачки молодой папоротник. Ъ сильно изменился – он всегда был худ, но теперь крупные черты его лица отвердели и потемнели, словно на них запеклась окалина. Время от времени на перекрёстках усыпанных хвоей дорожек появлялись белые столбики со стрелками, указующими маршрут оздоровительного моциона. Собираясь прервать молчание – Ъ отказался что-либо говорить о своей болезни, – мы находчиво похвалили суровую красоту окружающих сосен. Ъ ответил, что в человеке живёт много разных существ и что это говорит лишь одно из них, – когда его сменит другое, то оно вполне может найти пейзаж безобразным, но и первое, и второе неверно – сумей они понять, что их много и они не отвечают за дела и взгляды друг друга, они бы захотели договориться и, внимательно приглядевшись, с удивлением бы заметили, что сосны, вообще-то, не хотят быть красивыми, это у них как-то само собой выходит, словно бы вопреки. С изящными вариациями Ъ пересказал урок Гурджиева о компании самонадеянных «я», упакованных в одну оболочку, но практически друг о друге не осведомлённых, добавив, что об этом упоминали также Г. Гессе и А. Левкин, но беллетристов следует учитывать лишь как выразителей мнения, ибо их, как правило, интересует не истина, а именно собственное мнение на её счёт. Потому беллетристы и не понимают того, о чём пишут, видя смысл своего дела в описании химеры, а не в создании такой области, где автор может исчезнуть. Мы с этим согласились. Видимо, наше живое внимание тронуло Ъ, потому что в тот же день он преподнёс нам специальную курительную смесь и склянку с холодящей ароматной мазью, которые, после определённого комплекса курений и умащений, позволяют существам, в самодовольной слепоте живущим в человеке, наконец-то обнаружить друг друга. Собственно, исполнив этот комплекс (сперва было тревожно, шумно и неуютно, но постепенно установился регламент), мы и стали именовать себя во множественном числе. Кто же мы теперь? Уместно сравнить нас с верховным выборным органом небольшой тоталитарной державы.

– «Обычное» состояние сознания есть лишь частный случай миропонимания.

– Она отравила его страшной розовой жидкостью, которая сжала его всего и превратила в карлика. При этом императрица рассказала испуганному окружению, что в её Дворце блистательного добротолюбия хранится множество ядов: от одних человек сгорает и превращается в золу, от других начинает кровоточить и полностью растворяется, а от запаха третьих вовсе переходит в пар. (Документировано: казнь евнуха Лю.)

– Её сила действует подобно магниту и становится тем могущественнее и опаснее, чем глубже в землю уходит её корень. Если дойти до трёхметровой глубины – а, говорят, некоторым это удавалось, – то обретёшь источник нескончаемой, безмерной силы.

– Возвращение к обычному сознанию было поистине потрясающим. Оказывается, я совершенно забыл, что я – человек!

– Тот, кто прибегает к дымку, должен иметь чистые побуждения и несгибаемую волю. Они нужны ему, во-первых, для того, чтобы возвратиться, так как дымок может и не отпустить назад, а во-вторых, для того, чтобы запомнить всё, что дымок позволит ему увидеть.

– «Что бывает с человеком, который натрёт мазью лоб?» – «Если он не великий брухо, то он просто никогда не вернётся из путешествия».

– Все пути одинаковы – они никуда не ведут.

Оправившись после болезни, причины и суть которой так и остались для окружающих тайной, Ъ в аптеку не вернулся. Пожалуй, он мог бы обеспечить себе безбедное существование, обзаведясь практикой нетрадиционного целителя, однако Ъ никогда не интересовался – в смысле стяжания – выгодой, какую мог бы извлечь из своих уникальных познаний. К тому же, как нам кажется, для продолжения исследований Ъ нуждался в определённых материалах, которые (если и не все, то хотя бы частью) легче всего найти в