Начало - Анастасия Заворотнюк

Снимаем сцену встречи героев. Я за рулем красного «Ягуара», еду по Елисейским полям. Удовольствие, а не работа! Я в белых перчатках, у меня очаровательные, чистые ручки. И вот этими самыми ручками уничтожу пятнадцать огромных мужчин, которые, возможно, еще могли бы сослужить добрую службу своему работодателю… На мне белое платье с пояском, сумасшедший разрез, платок. Винтаж в стиле девушек раннего Джеймса Бонда. Я выгляжу беспечной, взбалмошной.

Трюки с автомобилями нам ставил человек, который работал с Люком Бессонном над фильмом «Такси». Мне надо было врезаться в шикарный «Бентли» моего врага. Это немного расстраивало – я питаю слабость к хорошим автомобилям.

Начали снимать в семь утра. И работали четырнадцать часов подряд! В Париже адская жара, а грим же не солнцезащитный. Я начала потихоньку сгорать. Дышать нечем. А делать нечего, не прервешься. У нас контракт на съемку в этом месте и время ограничено.

Не могу не отметить своего партнера Оскара Кучеру. Он большой умница, замечательный актер. Его герой привнес в картину эффект комического восприятия истории. Он ехал поддержать агента ФСБ, а попал в гости к роскошной женщине, неудержимой фурии, и обалдел настолько, что до самой своей гибели не мог прийти в себя. У нас с Оскаром были сцены, которые не вошли в фильм. Они изумительно сняты, очень странно режиссерски выстроены и смонтированы. И, честно говоря, неплохо сыграны. Эпизод, снятый плавающей камерой, когда я хожу по квартире и одеваюсь, за мной ходит Оскар, а я как будто его не вижу, собираюсь куда-то, словно его нет. Это наше первое по фильму знакомство, и герой Оскара расспрашивает меня про моего погибшего любимого. Мне тяжело переживать это снова. Но стараюсь чувств не показывать. Только нюансы. Из корсета торчит нитка – я отрезаю ее. Или размышляю, какие туфли надеть. Больше ни о чем не думаю – остальное уже решено. И моя героиня знает, что все со временем выстроится. У нее все очень органично, по-женски. И это был такой странный, годаровский стиль, такой тонкий, такой точный. Абсолютная внутренняя заполненность. Обидно, что этот эпизод не вошел в фильм.

На площадке все могут устать, кроме режиссера. Он должен быть огурцом двадцать часов в сутки. Такой Вадим Шмелев. Но иногда и его заносило. Да так, что мало никому не казалось.

В какой-то момент Вадим захотел, чтобы я летала. Сама по себе. Летай, и все тут. И без «летай» можешь не возвращаться.

Моя героиня по замыслу прыгает с башни в Куала-Лумпуре. Вроде как с парашютом, но ни в чем нельзя быть уверенной до конца. Режиссер хотел, чтобы это был совершенно реально снятый эпизод, без компьютерной графики. Выяснилось, что где-то в пригороде Парижа есть аэродинамическая тренировочная установка. Там занимаются парашютисты. В полном обмундировании, естественно: щитки на руках, ногах, коленях, на животе, на спине, шлем. Плюс такой специальный костюм, вроде костюма аквалангиста. Потому что эта такая труба, в которую снизу с безумной силой бьет воздушный поток, а вокруг защитная сетка и такой стакан из пластика.

Мы приехали туда, и наш режиссер стал объяснять женщине-инструктору (она была сильно беременная, буквально «на сносях»), что актриса будет летать в платье, и поэтому защитный костюм, шлем, а также сетка – все это будет мешать съемкам.

Тренер просто не поверила своим ушам. Но потом, когда она поняла, что Вадим, кажется, говорит на полном серьезе, и что он и контракт готов подписать немедленно, лицо тренера вытянулось. Она начала объяснять, почему этого нельзя делать. В принципе, даже говорить об этом нельзя – это равносильно организации убийства. Это же чистое преступление! Потому что сила воздушного потока настолько мощная, что если убрать сетку, то человека выбросит, и он пулей пробьет пластиковый стакан. А если убрать стакан, то человека вынесет очень далеко, и где-нибудь за горизонтом его тело трагически стечет с какой-нибудь стены ко всеобщему разочарованию. Сила потока и сила вращения – невероятная. Это маленькое торнадо.

Вся наша группа тут же освежила в памяти все законы физики. Но не режиссер. Переговоры длились часа два с половиной. Все в запале, все кричат. А я сначала брыкалась, а потом и вовсе дар речи потеряла. Сникла. Вадим Шмелев продолжал настаивать на том, что это возможно, что ничего страшного в этом нет. Какое-то время Настя повисит в трубе с инструктором, а потом – инструктор ее отпустит и она повисит одна. Чего же тут сложного? Но тренер беременная ему объясняет:

– Я руковожу этим аттракционом, у меня миллион прыжков. Многих здесь тренировали, но никогда в жизни я не позволяла никому рисковать. И никому не разрешу делать это без страховочной защиты, хоть с инструктором, хоть без. Потому что будет две жертвы. Разобьются оба, это точно. А напор уменьшить нельзя, потому что тогда не произойдет зависания.

Но Вадиму так понравилась идея, он был практически не в себе. В его воображении я уже летала, он был глух к доводам.

– Нет, давайте как-нибудь!

Ему нужно было выяснить хотя бы теоретическую возможность хоть какой-то лазейки.

– На какой угол мы можем снять?

– Ни на какой! Невозможно – не будет натяжения.

– Хорошо… Какой сегмент мы можем снять?

– Никакой! – отвечала тренер, – И, кстати, в трубе очень холодно. Без специального костюма туда в любом случае нельзя.

– А если ее одеть потеплее? – не унимался режиссер.

– Так зачем же одевать тогда, если без защиты она даже руки развести не сможет, имитируя полет с башни, – ей же без защиты руки сразу оторвет.

Наша группа начинала медленно сходить с ума. Какой потеплее одевать?! Героиня прыгает с Башни в Малайзии, там жара. В шубе же не спрыгнешь!

Тогда жизнелюб Шмелев предложил альтернативный вариант. «Мягкий». Подвесить меня на тросах в потоке воздуха. Тем более, что он узнал, что совсем недавно на этой самой установке тренировался Венсан Кассель. Правда, при полном обмундировании и страховке. И прыгал потом с парашютом. Но, возможно, Кассель считает, что для него это необходимо – так время проводить. Мало ли? Говорят, у него ссоры с женой Моникой Белучи. Может, он так переживает, что ему жить надоело. А мне пока нет. Ну, без шуток, разговор-то шел не на жизнь, а на смерть.

Слава Богу, я не полетела. Вступился оператор, сказав, что невозможно поставить свет. Этот довод Вадим сразу понял. На том и сошлись. Из-за того, что не смогли поставить свет, Настя не будет гибнуть в аэродинамической трубе.

20

Норвегия, куда я попала впервые, оказалась сказочно красивой страной. Сначала мы приехали в Берген, портовый городок в южной части страны, на Атлантическом океане. Здесь нас моментально сразил наповал неподражаемой аромат свежей рыбы. Такой пьянящий, притягательный. Ноги сами понесли нас на рыбный рынок. Мимо пройти было просто нельзя! Мы накупили рыбы, налетели на нее с такой жадностью, как голодающие. Объедались несколько дней – и на обед, и на ужин. Не могли оторваться.

Прилетел Владимир Меньшов, мой земляк. Спрашивает:

– Скажи мне, Настя, как астраханка астраханцу, рыба здесь ничего?

Я отвечаю:

– Ну, невозможно какая вкусная!

Он набрал разных сортов, повез в Москву. Говорит, часть съел прямо в самолете. Невероятная рыба! И каково было мое удивление – на норвежскую рыбу у меня никакой аллергии не было.

Владимир Меньшов играл моего наставника, генерала Харитонова. Он не просто коллега – моя героиня ему как дочь. Это такие жесткие, сдержанно-холодные отношения, в глубине которых таяться любовь и сочувствие.

В бою на яхте гибнет герой Переса. Это провал операции. И вдруг среди ночи обольстительный француз звонит. Он жив! Ему нужна моя героиня – «код апокалипсиса» связан напрямую с событиями ее жизни.

Ночью мы снимали телефонный разговор двух заклятых врагов. Я помню, как стояла на балконе, на краю кадра, а позади меня мачты, и они все время движутся, их колышет волной. Это так красиво!

Мы провели в Бергене две недели. Наш отель стоял у самой воды, на берегу залива. Я так полюбила смотреть в окно на эту подвижную картину, на яхты с мачтами. Здесь такая спокойная, размеренная, мудрая жизнь. Здесь люди веками приспосабливались к стихии. И наша съемочная группа приспосабливалась. Мы постепенно становились похожими на норвежцев. Однажды, гуляя под дождем, я промочила кроссовки и тут же купила себе сапоги, теплую кофту. Сапоги рыбацкие, и кофты тоже специальные, вязанные, но непромокаемые – их носят вместо плащей. И детям я накупила смешных шапок, варежек, теплых свитеров с национальным орнаментом. В таких вещах столько очарования, столько домашнего тепла и солнца.

Потом наша экспедиция отправилась в Эрланд. Сначала снимали погоню, и я несколько дублей бегала по лесу. Там болото, ямы, ветки. Бегала и моя дублерша. Но в какой-то момент она споткнулась и порвала себе связку. Это была настоящая катастрофа, потому что через день снимали бой на яхте. И там должна была работать в основном эта самая каскадерша. В итоге, мне пришлось все делать самостоятельно. Я таскала тяжеленный боевой автомат. Он весит несколько килограмм, а надо держать его легко, он как продолжение твоей руки, часть твоего тела. Конечно, приятно смотреть, когда сама играла. Но получилась совсем не такая крутая драка. Задумывали просто фейерверк. По сценарию яхта взрывается, я падаю, прикованная наручниками к стулу, в море. И мне предстояло самой упасть. Сцену снимали во фьордах. Середина лета вроде бы. А температура воды – четыре градуса. Причем, я же не могу заранее надеть водолазное обмундирование.

Понятно, что доснимали бы в каких-то более теплых морях. Но упасть в воду и вылезти надо было в Норвегии. Дивной красоты берега, холмы в панораме, восхитительная картинка, и вот она – я! Мокрая, холодная как лед, с синими губами, красными глазами, сведенными судорогой ногами. И будут потом говорить на монтаже: «А что? Заворотнюк, кстати, очень эффектно утонула!»