Чудеса Дивнозёрья - Алан Григорьев

говорили, что так нельзя? Дикая птица может оперение о прутья повредить и никогда больше летать не сможет. Вот я твоим родителям пожалуюсь!

— Правда? А я не знал… — взгляд у Никитки стал несчастным. — Ну, там у меня большие клетки, кроличьи… Всё равно нельзя? Тогда тем более идём скорее. Посмотришь, а потом мы их выпустим.

В бревенчатом сарае было темно и пыльно, но мальчик вытащил из кармана фонарик, зажёг его, залез на табуретку и повесил на крючок, вбитый в потолок. Птицы в клетках шарахнулись в стороны, и Тайка ахнула — от громких птичьих жалоб у неё зазвенело в ушах.

— Спаси нас! — пищали они. — Здесь темно. Страшно. Жарко. Холодно. Плохо. Я хочу есть. Почему нас заперли? Надо лететь! Скорее! Разобрать плетёные короба! Освободить дорогу осенним ветрам!

Никитка не обманул — таких странных птиц даже Тайка отродясь не видела. Не очень крупные — размером примерно с дрозда, но с очень ярким опереньем — оранжево-жёлтым, похожим на цвет осенней листвы. Ну или на лисий мех.

— Тише вы! — прикрикнула она, и птички замолчали. На Тайку уставились несколько десятков внимательных чёрных глаз-бусинок.

Наконец одна из птиц — видимо, самая старшая или просто главная в стае, — щёлкнув клювом, прочирикала, обращаясь к товаркам:

— Так. А это ещё кто такая, девочки?

— Я ведьма-хранительница Дивнозёрья, — Тайка решила ответить сама.

— Ты их понимаешь? — охнул Никитка. — А что они говорят?

Оранжевая птичка, недоверчиво склонив голову набок, повторила вслед за мальчиком:

— Ушам своим не верю! Ты и правда нас понимаешь?

— Угу, — она кивнула.

— Зачем вы нас заперли? Мы же не сделали ничего плохого, — птица подошла поближе к прутьям. — Может быть, ты нехорошая злая ведьма? Хочешь нас погубить?

— Нет, я вовсе не злая, — замахала руками Тайка. — Простите Никитку, он ещё маленький. — Мальчишка, конечно, надулся, услышав эти слова, — а ну и пусть! Будет впредь думать, прежде чем что-то делать. — Он не знал, что ловить птиц и сажать их в клетки — плохо.

— Дурной мальчишка! Мы ведь не просто птицы, а осенички — предвестницы доброй осени, — её собеседница взмахнула крыльями. — Слыхала про нас?

— Не-а, — Тайка качнула головой, и осеничка невесело рассмеялась.

— Ха! А ещё ведьма называется! Если не выпустишь нас на волю, осень никогда не наступит. Осенние ветра в плетёные короба пойманы до поры. А мы каждый год прилетаем, чтобы разобрать эти короба по веточке и освободить ветрам дорогу.

— Дело хорошее, — не стала спорить Тайка. — А вишню зачем воруете?

— Вкусная потому что! Сочная! Сладкая! Такая чудесная! Самая волшебная вишня на свете! — загалдели все птицы хором. Пришлось на них снова шикнуть, чтобы успокоились.

М-да, а Пушку с Никифором была «ки-и-ислая». Впрочем, ладно, о вкусах не спорят.

— Тётка Дарья её не для вас выращивает, старается. А вы?! Ну взяли ягодку-другую, но всё съедать-то зачем? Нехорошо это. Невежливо. Другим, между прочим, тоже хочется!

Осеничка виновато молчала. Похоже, эта светлая мысль не приходила в её маленькую птичью головку. А до Тайки только сейчас дошло:

— Погодите, но, если вы раньше каждый год тоже прилетали, почему тётка Дарья только сейчас пропажу заметила? Или прежде вы её вишней брезговали?

— Так нынешнее лето выдалось дождливым и тёплым, — старшая из осеничек сказала это так, будто Тайка сама сразу же должна была догадаться, как эти вещи между собой связаны. Но та ничегошеньки не поняла.

— Э? Ну и что?

— Как это «что»?! Лоза, из которой короба для ветров сделаны, в рост пошла, корешочки пустила, листиками покрылась. Сложно её расплетать стало. Пришлось других осеничек на помощь созывать. Раньше-то мы и впятером могли управиться, а нынче только всей стаей…

— А, теперь понятно, — Тайка повернулась к Никитке, который так и застыл с раскрытым ртом. — Ну-ка открывай клетки, горе-орнитолог. Будем птичек-осеничек на волю выпускать. Иначе осень никогда и не придёт и погода не устаканится. Так и будет из крайности в крайность кидаться. А нам холодные ветра сейчас ой как нужны, чтобы землю ко сну подготовить.

Мальчишка кивнул и торопливо принялся раскручивать проволоку на дверцах клеток. Даже язык высунул от усердия.

А Тайка только сейчас заметила, что сквозь приоткрытое окно сарая на них выжидающе, с надеждой смотрели ещё несколько осеничек — наверное, те, которые все эти дни пытались освободить несчастных пленниц.

— Простите нас, пожалуйста, — сказала им Тайка, разводя руками. — Это было недоразумение. Но мы сейчас всё уладим.

Двери клеток наконец-то распахнулись, и — фр-р-р — птицы выпорхнули на волю: будто бы огненно-рыжее пламя вспыхнуло и устремилось в окно. Одна из осеничек, пролетая, не удержалась и всё-таки клюнула Никиту в щёку. Но парнишка даже не охнул, только, насупившись, пробурчал:

— Простите меня, я больше не буду.

— Ручаешься за него, ведьма? — старшая осеничка вышла из клетки последней и с важным видом огляделась.

И Тайка кивнула:

— Да. Он хороший мальчик и больше не станет обижать птиц.

— Я на ветеринара пойду учиться, когда вырасту, — пообещал Никитка, потирая щёку кулаком. — Буду лечить животных. А силки выкину, ну их!

— Молодец, — Тайка потрепала его по выгоревшим за лето вихрам.

— А мы больше не будем объедать всю вишню в саду, — осеничка вздохнула: видно было, что это решение далось ей нелегко. — Мы же не знали, что она кому-то нужна, кроме нас. Думали, она ничейная, сама по себе растёт.

— Может, вас лимонным вареньем угостить? Лимоны тоже, э-э-э… вкусные, — сама Тайка не очень уважала всякую кислятину, но если уж осеничкам нравится, то почему бы и нет?

— Такого мы ещё не пробовали, — обрадовалась птичка и, щёлкая клювом, пропела: — Ли-мо-ны! Сколько же у вас всего чудесного, ведьма! Дивнозёрье — воистину волшебный край!

— Тогда освободите поскорее ветра и прилетайте в гости! — Тайка помахала им рукой на прощание.

— Доброй осени, ведьма! — раздалось в ответ дружное чириканье.

Она выбежала из сарая, чтобы проводить взглядом огненно-рыжую стаю, и только потом пошла домой. Ещё до калитки не успела добраться, а душная жара сменилась преддождевой свежестью, набежали тучи, и с неба начало накрапывать. А вырвавшийся на свободу ветер кружил в танце пожелтевшие осенние листья.

Что ж, теперь можно было не сомневаться, что эта осень непременно будет доброй: с кострами, звёздами, птичьими перекличками и золотыми дорожками в саду, с запахом прелой земли, крепким грибным духом и ароматами свежесваренного варенья — непременно с корицей и мёдом, а ещё, конечно, с тёплыми яблочными пирогами, тыквенным печеньем и вкуснющим какао по утрам — сразу же после пробуждения. Не печаль, что лето прошло: ведь осенью можно кутаться