Наследник - Александр Прозоров

— Любима кем-то, но не тобой! Хочешь спихнуть меня, как засечную кобылу! Другим нахваливаешь, но сам шарахаешься.

— У нас не было уговора о любви.

— Но ты мой муж!

— Я помню. Но оглянись… Сколько семей в твоей деревне сошлись по любви? — Разумеется, Ротгкхон не нуждался в ответе. Ведь память Зимавы была в его полном распоряжении. — Чилига с Грезой сошлись по совету родителей, Виклина сватам согласием ответила, потому как в старых девах испугалась остаться, Шукша на Доромиле женился из обиды, когда ему Любава из соседней деревни от ворот поворот дала, Шестак с Вилой тихо повенчались потому, как иной пары не встретили, а годы убегали… И ничего! Живут, радуются, детей растят, хозяйства крепкие. Вот и у нас с тобой все так же будет. Ракитов куст, дом с достатком, размеренность и покой. При чем тут любовь?

— Ты забыл про детей!

— Будут у тебя дети, Зимава, не беспокойся. Выберешь нового мужа по своему вкусу, а не просто лешего болотного подберешь. С ним детей и родите.

— А ты брезгуешь?

— Ты все время забываешь самое главное, — покачал головой Ротгкхон. — У нас уговор. А любви по уговору не бывает. Или я чего-то недопонял, и ты просто хочешь спать отдельно, в бане с детьми?

— Нет, я буду спать с тобой! — упрямо заявила Зимава.

— Тогда все хорошо. Кошма есть, сено есть, рогожа на месте. И не печалься так! Ты красива, молода и получишь все, чего хочешь. Просто не сразу. Прояви чуть-чуть терпения.

Наверное, совет лешего был разумным. Впервые за много лет у сироты и бесприданницы появилась надежда на благополучную жизнь — достаточно было просто отдаться судьбе и плыть по течению. Но именно теперь ей вдруг захотелось большего. И тем же вечером она сделала еще одну попытку добиться своего. Ночью, уже пригревшись в свернутой кошме, она осторожно расправила свой край, подкралась ближе к мужу, вытащила войлок из-под него, притиснулась, положив руку на горячее бедро, коснулась губами шеи, поползла тонкими пальчиками…

— Зимава… — Лесослав неожиданно повернулся к ней навстречу и ласково улыбнулся. — Зимава, ну, сама подумай: нечто мы скот бездушный — друг друга покрывать только потому, что судьба по случаю в одно стойло свела? Люди мы с тобой. У нас души есть. Душу в стойло не поставишь. — И он поцеловал ее по очереди в каждый глаз, ласково посоветовав: — Спи!

— Ты бесплодный мерин! — в сердцах рявкнула девушка.

— Ну, так и радуйся, — невозмутимо зевнул леший. — Зато твой муж никогда и ни с кем тебе не изменит…

Утром нового дня городская стража приволокла в детинец низкорослого и кривобокого мужика в зеленом вытертом кафтане и стоптанных яловых сапогах. Пленник был заметно напуган, шамкал кривозубым ртом и опасливо косился по сторонам серыми блеклыми глазами. Волосы и борода у него тоже были выцветшими, хотя у корней и проглядывала слабая изначальная рыжина.

На шум на крыльцо вышел Святогор, за его спиной возвышался боярин Валуй, сбоку выглядывал молодой волхв.

— Что за шум?!

— Нашли, княже! — бодро доложился радостный Бонята. — В слободе кожевенной нашли двор, на котором вчерась постоялец умер. Сказывают, опух весь и обгорел, хотя светелка цела.

— Коли сгорел, это тогда кто? — спустился по ступеням княжич.

— Хозяин двора того самого. Его постоялец угорел.

— Вы его били, что ли?

— Нет, княже, как можно? — оглянулся Бонята на остальных ратников. — Спужался он просто, когда сюда потянули. Рьяно маненько сцапали. Боялись, наутек бросится…

— Не бойся, смерд, — ступил на двор Святогор и присел на нижнюю ступеньку лестницы. — Мы тебя токмо о постояльце спросим. Коли не соврешь, так нынче же домой отправишься. Избор, проверь…

Молодой волхв достал свечу, зажег, подступил к мужику — и огонь немедленно затрещал.

— То не я! — испуганно замотал головой горожанин. — То амулетик заветный! От порчи постоянно ношу!

Он снял с шеи нанизанный на нитку длинный кривой зуб, зажал в кулаке и широко расставил руки. Избор вверх и вниз провел свечой вдоль его тела, потом проверил спину — но огонь больше ни разу не дрогнул.

— Это смертный, — затушив пламя, вернулся к княжичу юный волхв. — Следов колдовства на нем нет.

— Коли нет, то и бояться тебе нечего, — кивнул Святогор. — Сказывай, что за постоялец у тебя намедни спалился? Откуда взялся, чем занимался, о чем спрашивал, чё просил, чем потчевался? Все, что знаешь, о том и сказывай!

— Приехал он… — Приободрившийся мужик стал загибать пальцы. — Пятнадцать ден тому приехал. Верхом, но лошадь опосля продал, и задатку мне из того серебра дал. Из самого Словенска, сказывал, прибыл. Сказывал, эмаль по серебру у мастеров наших заказал и ждал, пока сии украшения исполнят…

— Это кто? — Из дверей дома вышел князь Вышемир, и тоже не один. Впереди правителя вышел к перилам крыльца величественный, несмотря на простое одеяние, Радогост, рядом с ним подпрыгивал мальчишка в красной атласной рубахе, с деревянным мечом в руке. За руку Вышемира держалась княгиня Всенежа в длинном плотном платье из иноземного бархата, усеянном жемчугами и самоцветами, и украшенном золотой вышивкой.

— Это, брат, хозяин двора, на котором вчера колдун окочурился, — привстал со ступеней Святогор. — Мыслю, коли не соврет, то и без дыбы обойдемся. Ты ведь врать не станешь, смертный?

— Как можно, княже?! — молитвенно сложил руки на груди горожанин. — Ни слухом ни духом!

— Это мы проверим, — кивнул с крыльца мудрый волхв. — Иди сюда поближе, в глаза на свету твои гляну.

Мужик послушно направился к крыльцу, и лицо Радогоста немедленно скривилось презрительной усмешкой:

— Да он же хромает!

Первым сообразил, что все это значит, сам горожанин[3]. Он вдруг взвыл дурным голосом, отскочил назад, упал на колени, с размаху всадил в землю клык-амулет, кувыркнулся через него, всего за миг перекинувшись в чудище размером с медведя, но совершенно безволосое, с черной глянцевой кожей, с когтистыми лапами и огромной зубастой пастью. Двумя взмахами направо и налево зверь снес головы Боняте и еще одному стражнику, прыгнул на третьего — но ратник успел прикрыться от клыков щитом и от сильнейшего удара просто опрокинулся на спину.

На крыльце завизжала княгиня, кинулась к ребенку. Зверь поднял голову на шум, взметнулся в прыжке — но Радогост вскинул руку с амулетом Хорса, и тварь, жалобно визгнув, рухнула обратно, метнулась к воротам. Однако дружинники, охраняющие ворота в полном вооружении, не дрогнули, сомкнули щиты, выставили копья, намертво перегораживая проход. Зверь попытался перепрыгнуть живую стену, но его приняли на копья, продырявив насквозь сразу шестью рогатинами, отшвырнули назад, подступили, проткнули еще несколько раз, чтобы уж точно убить.