Бывшие. Я до сих пор люблю тебя - Даша Черничная

— Прости, что снова не получится тебя забрать.

— Я все понимаю.

Да. Вот так.

У консьержки есть ключи от квартиры Вовы, а у меня нет. Видимо, ей он доверяет больше. Я не злюсь, нет. Просто с горечью осознаю, что и тут мне нет места.

— Мам, ты вернешься сегодня? — спрашивает Эми, стоя на пороге моей комнаты.

Закрываю помаду и убираю ее в столик.

— Нет. А ты хотела что-то?

Эмилия уже взрослая девочка, она иногда остается одна дома, когда я ночую у Володи. Я стараюсь делать это нечасто или делаю, когда Эмилия ночует у Германа или у бабушек с дедушками.

— Ничего, — ведет плечом.

Она какая-то притихшая в последнее время, грустная.

Поначалу я думала, что это резкий переход с каникул на учебу повлиял на ее настроение, а потом поняла, что ее что-то тревожит. Эми на мои вопросы отнекивалась и говорила, что все хорошо. Едва ли не в впервые в жизни отдалилась от меня.

Дочка подходит ко мне, садится на ручку кресла, которое стоит рядом с косметическим столиком, машинально берет мою косметичку, принимается крутить в руках тушь, тени.

Все это она делает автоматически, улетая мыслями куда-то далеко.

Я не тороплю ее — если ей нужно время, я дам его.

— Мамуль, а ты любила? — задает неожиданный вопрос.

— Конечно.

— Кого?

— Папу твоего любила, — мне не сложно говорить об этом.

Все это было со мной, и мне не стыдно за свои чувства.

— И больше никого?

— Никого, — пожимаю плечами и опускаю взгляд.

Беру с полочки серьги, вдеваю их в мочки.

— Значит, Владимира ты тоже не любишь?

Честно, да? Даже на неудобные вопросы?

— Не люблю.

— А он тебя?

— И он меня, Эми.

Только произнеся это вслух, я понимаю, что истина меня оглушает, вижу, как жалко выгляжу со стороны. И вроде бы знала все это и раньше. Это не какая-то сокровенная тайна. Я не люблю его, а он не любит меня. Это же очевидно, даже вопроса не возникает.

Но появляется следующий вопрос, который Эми произносит вслух.

— Мам, а зачем вы тогда вместе?

Верчу в руках коробочку, подбирая слова. Не для дочери, для себя. Ищу «мягкую» правду. Такую, чтобы не было больно.

— Понимаешь, Эмка… я долго оставалась одна. После твоего папы было сложно найти хорошего парня. А потом и вовсе забила на это. Я привыкла к одиночеству, даже смирилась с мыслью, что одиночество — это хорошо. А потом познакомилась с Володей. И перестала чувствовать его, это одиночество, — усмехаюсь своим же словам.

— Значит, ты с ним, просто чтобы не быть одной, — понимающе кивает дочь.

— Не только. Володя образованный, с ним интересно. Он вежлив и внимателен.

Я будто бы стараюсь оправдаться в глазах дочери.

— Я поняла, мам. Куда ни глянь, Володя идеальный, — в ее словах нет сарказма, Эмилия действительно пытается разобраться.

— Не существует идеальных людей. Есть те, недостатки которых для тебя не играют никакой роли, те, кого принимаешь такими, какие они есть.

Эмилия кивает, снова замолкает, опускает взгляд на помаду, которую держит в руках.

— Мамуль, а как понять, что любишь человека?

— Это сложный вопрос, Эм. Спроси десятерых, и получишь десять ответов на этот вопрос.

— А как ты поняла, что любишь папу?

Воспоминания выводят на эмоции, ворошат прошлое, разгоняют скорость.

— Мы росли вместе, постоянно были рядом. И я всегда знала, что он мой единственный. Ни на кого не смотрела. Никого не видела. Рядом с ним чувствовала себя самой счастливой, красивой, нужной. Пока ждала его — сердце из груди выскакивало. А когда видела, кидалась в объятия, потому что расставание было болезненным.

После разговора с дочерью у меня остался осадок.

Хороший такой, плотный, от которого даже дышать стало тяжело, настолько сильно придавило.

И вроде не сказала она ничего, просто спросила. Но разбередила что-то внутри.

Назло своим чувствам надеваю красивое платье, каблуки. Распускаю волосы, которые были собраны в пучок, вздергиваю подбородок.

В квартире звонит звонок, и я иду в прихожую, но не успеваю, потому что Эмилия уже открывает дверь.

На пороге Герман.

— Мамуль, я папу попросила меня забрать. У него переночую, ты не против?

— Нет конечно, Эм.

— Я побегу вещи соберу.

Эми уходит к себе, закрывает дверь.

Герман смотрит на меня. Без сексуального подтекста, но чувство, что тебя сканируют, обжигает. Взгляд внимательный, цепкий.

— Красивая, — произносит сдавленно и откашливается.

— Спасибо, — почему-то хочется поправить волосы, стать еще красивее в его глазах.

— Свидание?

— Да.

Выходит Эмилия с рюкзаком за спиной, а Герман говорит:

— Тами, я подвезу тебя.

— Не стоит, я на такси.

— Не сопротивляйся, пожалуйста, — произносит устало и умоляюще смотрит на меня. — Я просто отвезу тебя, а потом уеду.

Разрываюсь. Не хочу, чтобы отвозил, и хочу одновременно.

— Хорошо.

— Чур, я назад! — выкрикивает Эми.

В машине дочь достает наушники:

— Мне Ирка видос прислала, я пока погляжу, а вы пошушукайтесь.

Мы не шушукаемся. Не разговариваем, не смотрим друг на друга и тем более не касаемся.

Едем в тишине, лишь радио на фоне вещает что-то.

Герман останавливается у дома Володи, выходит из машины и открывает мне дверь, помогает выбраться.

— Спасибо, что подвез.

— Тами, я хочу чтобы ты знала.

Не надо. Пожалуйста.

Трусливо зажмуриваюсь. А он произносит тихо, но твердо:

— Мне потребовалось немало времени, чтобы забыть тебя. И знаешь что? Как бы я ни пытался, ни черта у меня не получается, Тами. Я понял свою главную ошибку в жизни: нельзя было тогда соглашаться на этот гребаный развод. Потому что он отрезал меня от единственной желанной жизни и женщины, — Герман запускает руку в волосы и сжимает их. — Я понимаю, что тебе непросто, и не хочу давить на тебя. Просто знай — я буду ждать тебя. Сколько потребуется.

Машина уезжает, а я так и остаюсь стоять на улице. С чувством, будто сердце разорвали надвое.

Тут меня никто не ждет.

Там ждут двое.

Сюда пойти просто, тут все понятно.

А там… там просто страшно. А еще больно. От воспоминаний, от которых никуда не денешься.

Глава 29. Переработал

Тамила

Открываю квартиру ключами Володи. Кладу их на полочку возле двери, снимаю каблуки и прохожу по коридору.

Володя — врач в третьем поколении, и советская сталинка, доставшаяся от дедушки, ему очень подходит.

Старинная мебель, светильники, картины, черно-белые фотографии. Прохожусь по чужому жилью и чувствую себя инородным предметом в этом доме.

Чужая.

Здесь нет ничего моего и было никогда. Ни расчески,