Тени на чёрной воде - Надежда Храмушина

занимается? У меня тут голова разболелась, я встала за таблеткой в два часа ночи. Выглянула в окно, а мне тут хорошо её дом виден. Так свет в комнате горит, и она возле окна склонилась, то ли читает, то ли пишет.

– Так может без света спать боится?

– Боится она! Несколько раз вон Васька рассказывал, как с ночной смены едет, а она из леса выходит. Что она там забыла? Ночью-то? То-то и оно.

–В огороде у неё такой порядок! И как она справляется? Сама еле ходит. – Вздохнула я.

–Говорю тебе, сестра к ней каждую весну приезжает, они нанимают трактор, он вспашет землю у неё в огороде и потом они вдвоём всё засаживают. А всё лето она одна на огороде.

– А она что, всю жизнь одинокая прожила?

– Одинокая! – Бабушка хмыкнула – Когда-то раньше из-за неё скандал за скандалом у нас в деревне был. То одного женатого уведёт, то другого. Но не долго возле неё они задерживались, больше скандалу было, чем вместе прожили. Мужики обратно к своим бабам уходили, а она других подцепляла. Сейчас, понятно дело, успокоилась, старая уже стала.

– А её подруга Элла?– Спросила я.

Бабушка подозрительно посмотрела на меня:

–А ты откуда знаешь про Элку-то?

– Так мне в магазине какая-то бабушка сказала про неё, про то, что у бабы Нюры только одна подружка была. – Соврала я.

– Это тебе Петровна что ли рассказала? Толстая такая, без переднего зуба?

Я согласно кивнула.

– Вот ведь, болтовня какая! Ничего у человека не задержится! – Она всплеснула руками и погрозила кому-то через огород – Да, была у Нюры подружка, вместе сюда приехали, да она задавилась. Дитё не могла родить мужику своему, он погуливать начал, она с горя ушла в лес и на его ремне повесилась. Правда, поговаривали, что больно высоко ремень был привязан к дереву, не достать ей самой вроде было, да так и остались разговорами, никто ведь не пойдёт в милицию со своими предположениями. Нюрка тогда на целый год уехала к своей сестре, мы удивлялись, чего это она? Ну, умерла подружка, ну так не бежать же из-за этого из дома! Она тогда со Славкой жила, так его бросила и уехала. А потом вернулась. Опять, как ни в чём не бывало, стала жить тут.

– А муж Эллы где, Виктор Рубашин?

– Так он в реке утонул. Прямо через год после похорон. Вроде трезвый был. – Она задумалась – Хороший мужик был, мы его так жалели! Он после смерти Элки сам не свой ходил, всё больше дома один сидел. И похудел так! Одна кожа да кости остались. Нюрка рассказывала, что он перед смертью к ней пришёл, попрощался. Говорит, что думала, что он собрался уезжать, с чемоданом пришёл. До ночи сидел, всё плакал, что жену не может забыть. Вот так. Она говорит, знала бы, что так выйдет, ни за что не отпустила бы его.

Она выдернула мне пять морковок, сполоснула их в ведре с водой, денег с меня не взяла и я пошла обратно к дому бабы Нюры. Значит, расправилась она с Рубашиным. И как она одна смогла с ним справиться, или кто помог?

Глава 6. Опять пауки.

– Заглядывала Анна Фёдоровна. – Сообщил мне Сакатов, как только я переступила порог – Говорит, что огурцы можем с грядки брать себе на еду.

– Что это с ней? – Удивилась я – Понравились мы ей, что ли?

Я рассказала ему всё, что узнала у соседской бабушки. Потом я позвонила Светлане Николаевне и спросила о здоровье Даши. Даша лежит целый день, но зато к ней пришли Алина с Катей. Сейчас сидят возле неё, обе очень расстроены. Даша обрадовалась, когда они к ней пришли, хоть и не сразу их узнала. Светлана Николаевна говорит, что слышала, что они нашли в телефоне фотографии, которые Даша не могла найти. Даша их с расстройства заархивировала, поэтому думала, что они пропали. Я ей рассказала о бабе Нюре и об её подружке Элле. Светлана Николаевна заплакала. Зря я, наверное, ей всё это рассказала.

На улице уже начало темнеть. Мы доели нашу лапшу, баба Нюра выставила нам чайник, и поставила на стол смородиновое варенье. Вышитое полотенце лежало на подоконнике, и я поинтересовалась:

– Вы любите вышивать? Можно посмотреть?

Она не сразу ответила:

– Посмотри. – И протянула мне полотенце.

Я взяла полотенце в руки и в подушечках моих пальцев, словно иголки закололи. Я почувствовало колдовство. Стопроцентно. Я осторожно развернула полотенце, по краю проходила ровная вязь из тонких листочков, вышитых синими нитками. Остатки этих ниток лежали у нас в комнате.

– Красиво. – Сказала я и положила полотенце на край стола – Только у меня руки, словно деревянные стали, я что-то чувствую. Что это? – Я пристально на неё посмотрела.

Она от неожиданности отшатнулась от меня. Потом взяла полотенце в руки и долго его держала, видимо, не зная, что мне ответить. Потом она резко мне ответила, и градус злобы в её голосе заставил меня пожалеть, что я не сдержалась:

– Откуда я знаю, что у тебя с руками! – Она пошла с полотенцем в кухню, и загремела там посудой.

Сакатов тоже не ожидал от меня таких слов, я обычно никому постороннему не говорю об этой моей способности. Он округлил на меня глаза и тихо спросил:

–Зачем?!

Я нарочно громко, чтобы она слышала, сказала ему:

– Такое впечатление, что я где-то в доме чувствую колдовство. Ты ничего не почувствовал?

– Нет. – Почти прошептал он – Хотя тоже какое-то странное ощущение проскальзывает.

 Я собрала со стола посуду, пошла её мыть. Сакатов вперёд меня метнулся из дома. Выйдя на улицу, он выдохнул:

– Оля, ты что? Зачем ты это ей сказала! Это её насторожит!

– И пусть насторожит! – Упрямо ответила я – Там девочка лежит, встать не может, а мы как два подростка, не знаем, как подступиться к делу. Надо подстегнуть события.

– Поздравляю, у тебя получилось! Сейчас придётся всю ночь дежурить, чтобы она ночью к нам своего Птошала не подослала.

– И хорошо! Ты же не спать сюда приехал. Значит будем дежурить!

Я вернулась в дом с чистой посудой, баба Нюра пила чай.

– Мы пошли спать. – Сказала я ей – Спокойной ночи!

Она кивнула мне. Я вышла из дома. Я её разозлила. И я ни капли не сожалела о том, что прямо сказала ей про колдовство. Посмотрим, что она будет делать!

Мы сидели в комнате, Сакатов