Наши уже не придут 4 (СИ) - RedDetonator

Клеймёнов и Лангемак ещё доучиваются в Военно-технической академии РККА, что в Петрограде, где преподаёт в том числе и Пётр Августович Гельвих, а также учится Василий Гаврилович Грабин. Параллельно с учёбой они уже трудятся в КБ Артемьева, где работают только над проектом «Екатерина» — первой в истории этого мира РСЗО.

Грабин, к слову, под кураторством Гельвиха, подрабатывает в КБ Рдултовского, где трудится над проектом «Зинаида», то есть, над 57-миллиметровой танковой пушкой. И эта пушка, если всё пойдёт по плану, как раз успеет ко второму танку, который будет разработан на замену Т-10.

— Успехи есть, — кивнул Аркадий. — Технология промышленного производства усиленного пороха для противотанкового ружья СВВ-24 почти освоена — это всё «Оникс»…

В НИИ сумели выработать новый порох, с добавлением нитроглицерина и ряда стабилизаторов, увеличивающий скорость 8-миллиметровой стреловидной пули до 1230 метров в секунду. Это, естественно, положительно сказывается на бронепробиваемости, но плохо сказывается на ресурсе ствола и затвора — Владимиров уже получил техническое задание на модернизацию его крупнокалиберной винтовки.

— Ты лучше о неуправляемых снарядах расскажи — это меня волнует по-настоящему, — поморщился Сталин. — В этом направлении успехи есть?

— Неуправляемого снаряда, как такового, до сих пор нет — задача очень сложная, зато разработана концепция блока направляющих и налажена технология производства самого главного — пороховых шашек, — заговорил Аркадий. — Пока что, сложно сказать, когда будет готова наша «Екатерина», но то, что она будет — это уже несомненно.

Снаряд будет калибра 130 миллиметров, с максимальной дистанцией полёта не менее 15 километров. Платформой должен будет выступить новый грузовик, разрабатываемый ВАЗ специально под «Екатерину». Блок установки будет иметь 40 направляющих, но он отдельная проблема — систему пуска только продумывают.

В целом, работа над РСЗО идёт медленно, так как планка изначально задана очень высокая. Конструкторам сильно помогает то, что заказчик точно знает, что ему нужно, а также почти нет ограничений в ресурсах — лично Сталин заинтересован в этом оружии.

Иосиф Виссарионович, присутствовавший на испытательных стрельбах, на которых изучались возможности первого прототипа ракеты, остался под впечатлением и, после обстоятельной беседы с Аркадием, очень хотел, чтобы у РККА появилось РСЗО.

— Необходимо ускорить конструкторов, — произнёс Сталин. — Это оружие, которое способно изменить ход войны — мы должны стать первыми. Не знаю, когда начнётся следующая крупная война, но к тому моменту у нас должно быть много систем залпового огня.

«Как ни крути, мы будем первыми», — подумал Аркадий. — «В других странах в этой области ещё даже конь не валялся…»

— Это тоже под твой личный контроль, товарищ Берия, — приказал Иосиф Виссарионович.

*3 июня 1926 года*

— … так что не переживай, сынок, — улыбнулась Устинья Артемьевна Жукова. — На всё хватает — сахар и чай покупаю, Маришка тоже деньги иногда присылает. Ты надолго?

На столе стоял медный самовар, блюдце с сахаром, корзинка с сушками, а также старая коробочка из-под шоколадных конфет от товарищества «Абрикосов и сыновья». Он помнил, какими были эти конфеты на вкус. Внутри коробочки лежали обычные конфеты, когда-то давно купленные в продмаге.

— До конца месяца, — ответил Георгий Константинович Жуков и поставил чашку на стол. — Переедешь в Москву?

— Зачем? — нахмурилась мать.

— Мне квартиру дали, недалеко от Кремля, — сообщил ей генерал-майор Жуков. — Я, пока что, один живу — чего тебе в деревне почти одной?

Квартирой его премировали за успехи в Синьцзяне. Теперь он живёт на одном этаже с Малиновским и Георгули, которых тоже премировали квартирами, за тот же Синьцзян.

— А коль женишься? — улыбнулась Устинья Артемьевна.

— А как это помешает-то? — спросил Георгий. — Так переедешь?

— Это хозяйство оставлять… — начала мать.

— Да нужно оно тебе вообще? — вздохнул Жуков. — Корову и кур продашь, дом передашь сельсовету, а скарб весь перевезём.

— А соседи? — спросила Устинья.

— А что соседи? — нахмурил брови Георгий. — Родные они тебе, что ли?

— А Маришка? — задала следующий вопрос мать.

— Так они с Алексеем тоже в Москву скоро переедут, — улыбнулся Георгий. — Чаще видеться будете.

— Писала она что-то такое… — припомнила мать. — Эх, жаль хозяйство бросать…

— Не жалей, мать, — попросил её Георгий. — В Москве у тебя всё будет хорошо — обещаю.

— А мне и здесь неплохо живётся, — сообщила ему Устинья. — В сельсовет звали, в комиссию по благоустройству, но я отказала. Политика эта…

— Так переезжаешь со мной или нет? — спросил Жуков.

— Ладно, — вздохнула мать. — Поеду в Москву… Чай пей, сынок. И сахара не жалей — у меня много ещё.

Георгий всё это время пересылал матери половину своего жалования. Генеральское жалование он ещё не пересылал, поэтому она не знает, сколько он теперь получает — шестьсот пятнадцать рублей. Большие деньги, которых хватит на всё.

— Как напьёшься, дров наруби — баньку затопим, — велела ему мать. — Наверное, в городах ваших в ванных моетесь и грязные потом ходите?

Георгий лишь улыбнулся.

Там, откуда он прибыл, бань нет. В Тебризе, где он занимается подготовкой 1-й тебризской механизированной дивизии имени Якова Свердлова, они соорудили несколько бань, но это всё было не то. Возможно, потому что климат не тот…

Запив сушку остатками чая, Георгий скинул с себя китель и вышел во двор.

Вооружившись топором, он начал рубить дрова на растопку банной печи.

— О, Гоша! — узнал его кто-то.

Жуков поднял взгляд.

— Аркаша, ты? — спросил он, увидев своего приятеля по детским играм.

— Я! — заулыбался Аркадий Щавелев. — Не признал?

Его Георгий помнил как юнца, с которым они шкодили в юности. Увы, долго их приятельство не продлилось — после церковно-приходской школы, в 1907 году Жуков уехал в Москву, где работал.

— Да признал, — улыбнулся ему Жуков. — Но я тебя в последний раз до Империалистической видел.

Аркадий сейчас был слегка упитан, что косвенно говорит о положении дел на селе — не прямо толстый, но и не последняя собачья кость. Одет по-пролетарски — военизированные брюки, будто бы перешитые из старорежимных брюк, льняная рубаха, жилет, кепка…

— А, да-да, — покивал Щавелев. — Я ж в Астрахани батрачил.

— А сейчас чем занимаешься? — спросил Георгий.

— В артели «Красная страда» состою, — ответил старый приятель. — Зарплата хорошая, в артельном магазине что хочешь покупаешь — всё, как у людей.

— И много работы? — поинтересовался Жуков.

— Да как сказать… — задумался Аркадий. — В обычные дни немного, а вот в посевную или уборку… но это всегда так, сам знаешь. Но лучше, чем батрачить, а главное — выгоднее. Я тут задумываюсь дом себе поставить новый… А у тебя как дела?

Да, Жуков хорошо знал крестьянский удел. Даже слишком хорошо.

— Неплохо, — ответил Георгий. — Из Персии только приехал.

— Газеты читаю, знаю, — улыбнулся Щавелев. — Надо бы как-то сесть у меня — хотелось бы послушать историю какую-нибудь.

— Как время будет, — пожал плечами Георгий и вернулся к колке дров.

Дома он себя в деревне уже не чувствовал, так как здесь всё слишком сильно изменилось. Возможно, всё стало иначе из-за того, что его отца тут уже пять лет, как нет, возможно, это связано с тем, что исчезла эта едва уловимая аура крестьянского быта — с нотками стоического принятия. А возможно, что это он просто слишком сильно изменился и стал здесь совсем чужим.

«Но столько сытых лиц в сёлах я уже давно не видел», — подумал Жуков. — «Похоже, что артель хорошая, здоровая».

В некоторых сёлах, как он слышал, было, что в начальники артели назначили какую-нибудь говорливую бестолочь, которая не справлялась с задачами и всё рушила. Правда, такое случается не очень часто. Как правило, мужики не ошибаются — они знают, кто из них может управлять — не по словам, но по делам…