Возродившийся (СИ) - Лопатин Георгий

«Кстати о птичках… Надо бы Полякова выследить и замочить в сортире, — вспомнил Носов о самом „громком“ предателе. — И кто там у нас еще на Запад в это время работал?..»

Увы, в этом вопросе Дмитрий был не силен. Ну не интересовался данной темой. Но все же в памяти всплыло еще несколько имен, некий Лялин, Гордиевский, Пеньковский, ну и конечно Виктор Суворов который Резун. И на этом все.

«А собственно все ли они служили в КГБ? — призадумался Носов. — Могли ведь являться сотрудниками ГРУ. Тогда мне их точно не достать…»

Кроме того, Дмитрий не знал кто и когда пошел на предательство, так что с доказательной базой могло быть очень плохо, от слова «никак».

Но вообще, конечно, ситуация просто выбешивала своей тупостью. Из-за каких-то глупых предрассудков КГБ и ГРУ проворонили огромное количество врагов в своих рядах, хотя большую их часть можно было выявить чисто аппаратными методами на начальном этапе. Казалось бы, такие организации по определению должны использовать в своей работе самые передовые инструменты. Но нет…

— Вот уж правда иная глупость и косность мышления страшнее предательства…

Но, как понял Дмитрий, какой-то элемент психологической проверки все же имел место быть. Наверное, в чем-то даже еще более жесткий, чем у дипломированного психиатра. Потому как проверкой занимались съевшие собаку на живом общении с людьми сотрудники.

На летних каникулах Дмитрий снова переселился к бабе Настасье и шабашил на разгрузке вагонов. В свободное время снова брал уроки у знакомой репетиторши, на этот раз изучая немецкий язык.

Так же каждый день наведывался на почту. С телефонами плохо, вот и приходилось быть на связи таким образом. Где-то в середине лета на почте осталась заявка на связь от капитана Бутурлина, продолжавшего его курировать, пока его официально не зачислят в штат курсантов школы КГБ.

— С тобой хотят поговорить, — услышал Дмитрий в трубке телефона, когда позвонил своему куратору.

— Кто?

— Узнаешь. Запиши адрес…

Носову ничего не оставалось, как прибыть куда требовалось. Пройдя по Кузнецкому Мосту, оказались в Фуркасовском переулке, и вошли в помещение бюро пропусков КГБ. Через маленькое окошко Носов подал свой паспорт сотруднику КГБ в военной форме. Тот, внимательно сверив внешность Дмитрия с фотографией в паспорте, выдал разовый пропуск для посещения главного здания КГБ — Лубянки.

Носов с капитаном пересекли Фуркасовский переулок и подошли к главному зданию КГБ, расположенному на улице Дзержинского, дом 2, к подъезду номер 5.

Они оказались перед огромной дубовой дверью метра три с половиной, а то и все четыре высотой. Пришлось изрядно поднапрячься, чтобы ее открыть. За этой дверью оказался небольшой застекленный тамбур, а дальше — еще одна дверь. За второй дверью — довольно просторное внутреннее помещение подъезда. Невысокие ступени вели к барьеру, преграждавшему вход. По обеим сторонам барьера два узких прохода, охраняемые сотрудниками КГБ в военной форме, которые проверяли пропуска. Движение входивших и выходивших оказалось довольно оживленным. Снова проверка документов.

Бутурлин предъявил свое удостоверение КГБ. И в его случае процедура тщательного осмотра документа повторилась. Сразу за барьером располагалась широкая парадная лестница, доходящая до половины первого этажа.

— Налево…

Дмитрий только мысленно хмыкнул, шагнув на паркетный пол, покрытый ковровым линолеумом коричневого цвета.

Лица встречных людей были хмурые, смотрят в пол, разговоров не слышно, все куда-то спешат. Создавалось впечатление неприветливой и давящей атмосферы.

«Или мне так кажется из-за предстоящей непонятной встречи?» — попытался Дмитрий себя приободрить.

Тем временем они дошли до лифта. Дверь лифта оказалась железной с маленьким зарешеченным окошком посередине.

«Точно как дверь тюремной камеры», — пришло в голову невольное сравнение.

Впечатление усилилось, когда она с грохотом и лязгом захлопнулась за спиной.

В лифте оказалось шесть человек и все хмурые.

«Что вы все как на похоронах⁈ — начал раздражаться Носов. — Или случилось что из экстраординарного? Очередной перебежчик и вас сейчас всех сношают за провал без вазелина?»

Капитан вывел Носова на шестом этаже и пройдя по коридору постучал в одну из дверей покрашенных под дуб, как и все прочие. Дверь открылась и капитан кивнул.

— Заходи.

Сам капитан остался снаружи. В кабинете сидело три человека, один в звании генера-майор, с седыми волосами лет шестидесяти, расположился во главе Т-образного стола спиной к окну, еще двое, один чернявый, может татарин, а второй русоволосый, возрастом под пятьдесят, плюс-минус, в гражданских пиджаках, расселись по обе стороны от «ножки».

— Проходи Владлен… — сказал хозяин кабинета. — Присаживайся.

Дмитрий сел на стул в торце стола напротив генерала.

Возникла неловкая и в чем-то тяжелая пауза. Троица молча смотрела на Дмитрия, а Дмитрий смотрел на троицу, точнее генерала, спокойно и уверенно, даже где-то расслабленно, но лишь от понимания, что если бы прокололся, то таких игр в гляделки с ним устраивать не стали бы, а значит нервничать нет причин, вот и не нервничал.

Похоже он сумел удивить троицу, спустя минуту генерал чуть улыбнулся и переглянулся с двумя в штатском.

— Неплохо держишься сынок, — улыбнувшись чуть шире, сказал генерал. — Расскажи немного о себе.

Носов стал повторять свою легенду: учился, служил, работал и снова начал учиться на учителя.

Вдруг чернявый на чистейшем английском языке спросил:

— Вы не возражаете, если мы поговорим на английском языке?

— Ни малейших возражений, — так же на английском ответил Дмитрий.

Пошла речь об учебе в институте. К разговорю подключился русоволосый. И сразу стала ясна разница в речи. Чернявый говорил на американском английском, а русоволосый — на, так сказать, английском английском.

— Чем бы вы хотели заниматься? — неожиданно спросил генерал-майор.

Это несколько выбило Носова из колеи. Как тут правильно ответить? Только то, что желают услышать, но с нюансами. Это ведь шанс заявить о себе, выйдя из разряда безликой массы.

— Чем прикажут, — ответил он, но подпустив в голос нотку неудовлетворенности, дескать есть у меня предпочтения. — Я готов защищать свою страну там, где это будет нужно.

— И все же. Смелее. Ведь не секрет, что человек работает с большей самоотдачей там, где ему нравится.

— В идеале, вести такую же подрывную деятельность в США, какую ведут американцы против нас.

Генерал вскинул брови.

— Интересно… И как вы видите такую деятельность?

— Пока смутно, товарищ генерал-майор. Нужно лучше изучить противника, изнутри. Но если говорить чисто умозрительно…

Хозяин кабинета ободряюще кивнул.

— … То раскалывать общество через тех же негров напирая на их бесправный статус второсортных людей и индейцев — что являются вообще третим сортом, аж в резервации загнали, это при том, что они аборигены. В общем делать все то же самое и даже больше, что пытаются делать с нами.

— Интересно. А вы знаете примеры, как это делают с нами?

— Бандеровцы, товарищ генерал-майор, — прямо глядя в глаза генерала, ответил Носов. — Прибалты. Это из того, что хорошо видно всем… Я правда не знаю, работает ли нашего государство в данном направлении по отношению к США… А то может я изобретаю велосипед.

Генерал промолчал, лишь снова многозначительно переглянулся с парочкой одетых в штатское.

— Что же… приятно было с вами познакомиться, — хозяин кабинета поднялся из-за стола, давая понять, что беседа окончена. — Надеюсь, мы снова скоро встретимся с вами в этом здании. Пожалуй, я даже уверен, что мы еще встретимся.

Носов, так же встав, четко развернувшись, вышел. Он понял, что прошел финальную проверку.

Внизу охранник вновь неторопливо проверил паспорт и отобрал пропуск.

— Как прошло? — спросил капитан Бутурлин, выбросивший докуренную папиросу в урну.