Маньяками не рождаются - Анна Маяская

— И утром обнаружили его дома?

— Вас это не касается.

— Касается. Машину вашего мужа видела у места, где было совершено преступление. Он может оказаться ценным свидетелем. Передайте ему, пожалуйста, чтобы зашел в отдел.

— Хорошо, передам.

Юрий Иванович шел с глубоким чувством неприятной брезгливости. Он вообще недолюбливал эту «лихую парочку» и всеми силами сдерживался, чтобы не перейти на личные антипатии. Они с Василием расследовали дело об убитой студентке, её как будто долго таскали по полу, вся она была растрёпанная, в ссадинах, синяках, наверное долго били, прежде чем задушить. Не изнасилованная, тем не менее было видно, что подвергнута была жестокому физическому насилию. Ей всего семнадцать лет, жила в общежитии. Убита на улице недалеко от ночного ресторана, в закоулках прилегающего строительства дома. Там в будочке, сидел старикан-сторож и успел, так из простого любопытства, записать номера трех стоящих неподалеку напротив него машин. Сторож читал на работе детективы и считал, что является готовым следопытом. Поэтому и появился капитан Подрезов на квартире у Павла.

— Опять Павел. Как ни крутись, а допросить его необходимо. И снова стечение роковых обстоятельств. Труп и присутствие у этого места общего знакомого, фигурирующего как проходящий присутствующий где-то возле печального события, связанного с убийством.

Павел появился к вечеру и зашел в кабинет угрозыска. Василий сразу же вышел. Они теперь не соблюдали элементарных правил вежливости, эти бывшие друзья, ставшие врагами.

— И что опять случилось? — спросил он у капитана.

— Вашу машину видел свидетель у того места, где совершено убийство. Марину Цветкову знаете?

— Никогда не слышал этого имени.

— Посмотрите фотографии. Здесь она живая, а здесь…

Павел взглянул и отвёл глаза.

— Я фотографии покойников смотреть не могу, а вы мне их суёте. Противно.

— Что поделаешь, работа обязывает. Где вы находились 23-го в воскресенье вечером с десяти до утра?

Павел не успел поговорить с Верой. Позвонила мать и передала приглашение капитана придти в милицию. Ему и в голову не приходило, что они разговаривали с Верой. Его самоуверенность, безнаказанность и беспечность не позволили даже представить, что домашние могли дать какие-либо показания против него.

— Я был дома. С женой и дочерью.

— Позвольте усомниться в ваших словах. Несколько часов назад Вера Геннадьевна сказала, что в эту ночь вы дома не были. По крайней мере не были допоздна. И она вас не видела до следующего дня.

Павел даже привстал от изумления.

— Где вы её видели?

— У вас дома. Свидетель нашелся только вчера.

— Зачем вы пошли ко мне домой, кто вам разрешил?

— Чрезвычайные обстоятельства, убийство и ваше присутствие недалеко от этого места.

— Вы с ума сошли! Вам не поздоровится! Вы хоть знаете с кем имеете дело?

— Знаем. Вы юрист и тоже понимаете, что блефуете в данном случае. Я могу провести очную ставку со свидетелем и, если он вас узнает, вы будете задержаны.

— Что ты сказал? Повтори? Жену приплёл, свидетеля нашёл. Может это Васька приказал тебе свести со мною счёты?

— Вы больны, Павел Игнатович, идите пока отдыхайте, но никуда не отлучайтесь из города.

Павел выскочил как ошпаренный. Он летел, а не ехал на своей машине и было удивительно, что благополучно добрался до дома.

— Ты, ты, как ты могла сказать менту, что я не был дома? — яростно закричал он на жену.

— Извини, нужно было предупредить, чтобы я могла врать, как тебе надо, — удивительно спокойно отреагировала она.

— Ты что считаешь, что я способен на преступление? — еще более ощетинился он.

— Я никогда не буду лгать, даже для того, чтобы выручить тебя, — твердо ответила Вера и ушла в спальню.

У Павла начался приступ ярости. Он догнал её, схватил за волосы, больно завернул шею, и принялся трясти так, что у неё зубы защёлкали. Вера закричала. Девочка, испугавшись крика, заплакала. Мать была дома и вовремя подскочила к Павлу. Она больно стукнула его кулаком по спине и приказала ужасным голосом:

— Опомнись, Павел! Опомнись!

Он внял этому дикому приказу и отпустил Веру. Тяжело дыша, та стояла и смотрела на свекровь, ожидая объяснения.

— Потом поговорим, успокойся. Он расстроился из-за необоснованного грубого обращения в милиции, я думаю так, иначе бы он вел себя по-другому.

— Уходите, — сказала Вера. — Мне нужно все обдумать.

Семейная жизнь молодых Крутых можно было сравнить с погодой. Ясная сменялась пасмурной, начинался ветер, налетала гроза. Было сухо, было слякотно. Жарко и холодно. Ровной жизнь была только первые полгода. Постепенно жена превратилась в наседку, оберегающую свое дитя, а он полнокровный мужик, снова начал искать развлечение на стороне. Теперь, когда его так трудно завоёванная любовь была рядом, Павел успокоился и все чаще задумывался над всем происшедшим.

— Стоила ли она таких жертв?

Жертв, принесённых на алтарь победы, победы преступной, было много. Вот и тогда в воскресенье он остановил идущую по тротуару девчонку. Ничего девочка. Длинноногая, с короткой модной стрижкой, в коротенькой юбчонке, открывающей ноги до их основания, обтянутые округлости сзади и отсутствие лифчика спереди, говорило о ее поисках сексуального партнёра. Он едва успел произнести приглашение и открыть дверцу машины, она буквально впрыгнула в неё. Голая нога легла на другую. Руки закинулись за голову: все прелести из-под кофточки с глубоким декольте красовались перед его глазами. Унылая Вера по сравнению с ней, что прачка с герцогиней. Та вечно усталая, больная и неласковая, а тут мурлыкающая кошечка, с выгнутой спинкой в ожидании его, мужчины. Он хотел повезти её на дачу, но без Заура было трудно что-либо предпринимать. И он повёз её куда глаза глядят. В машине всегда было что выпить и закусить. Мотались долго, далеко не уезжали, нашлось тихое место у забора новостройки. Там неподалеку стояли еще две машины, без хозяев. У него тонированные окна и просторный салон. Он не успел заняться любовью, как она его остановила.

— Может мы в канаву перейдем, — пошутила девчонка. — Мне всё равно, где мои двести баксов зарабатывать. А у тебя они есть? Может решил так порезвиться?

Глухая злость, закипавшая в нем от слов наглой девчонки, заставила его вытащить из кармана горсть купюр и помахать перед нею.

— Ого. Да ты ничего. Тогда почему в машине? Денег на гостиницу жалко? Значит ты жмот?

Оскорбленный во второй раз Павел не выдержал. Он засунул ей в рот банкноты и ударил наотмашь. Она, выплевывая бумажки, залепетала испуганно:

— Ты что, чокнутый? Выпусти меня, слышишь?

Просить об этом было поздно. Всю свою злость он обрушил на девку, посмевшую оскорбить его, того, кто не терпит ни слова повышенного или оскорбительного тона. Он накинул ей на шею галстук и начал душить. Девчонка перестала изворачиваться и выпучив глаза пыталась сначала ослабить удавку, но Павел крепко закрутил на шее шелковый галстук. Она уже перестала дышать, а он все натягивал смертельной узел. Опомнившись, понял, что снова совершил непоправимое, но думать и расстраиваться было некогда. Он ненавидел обвисшее тело и думал как от него избавиться. Вышел из машины. Осмотрелся, никого. Вытолкнул ее на гравий у дороги. Пнул ногой. Протащил подальше от машины. Остановился и принялся пинать безжизненное тело. Снова потащил по камням, кофточка и юбчонка задрались и кожа рвалась о камни. Вдруг он увидел, что над забором зажегся свет. Оставил свою жертву и бегом помчался к машине. За рулем закурил, где-то останавливался и уехал ночевать на дачу. Он не мог предстать перед Верой. Красные глаза, налитые ненавистью, могли его выдать. Безумно болела голова. В это время сторож со стройки, зачитавшийся очередным детективом, выглянул в окно. На стоянке не было третьей машины. Он поглядел на листок и дописал напротив номера автомобиля Павла:

— Уехали примерно в двенадцать часов.

Его часы стояли и определить время он попытался только по многочисленным гостям, выходившим из ресторана. Всё, что произошло на стоянке и возле неё, сторож не видел. Он не знал и о трупе, который был закрыт от его взора, стоящими мусорными баками. Труп был обнаружен только назавтра. Приехавшая по вызову милицейская бригада начала свою работу. Установили личности водителей автомобилей по записанным сторожем номерам. Но это произошло уже позже. Евсеич три дня отдыхал. Потом пришел на смену, а там новичок вместо заболевшей сторожихи. Они с ним ни о чём не поговорили, так как парень спешил, да и острота преступления за три дня перешла в разряд бывших происшествий. И только в середине второй недели к нему нагрянула милиция. Он, как заправский сыщик, попытался выдвинуть собственную фабулу, но грозный капитан перевел его мнение в русло очевидца происшедшего.