Амфора. Тайна древнего могильника - Сергей Саканский

Тогда Зонгар предложил Джинну разделить человечков, подобно тому, как разделены все животные – на самцов и самок. Проблема была бы мгновенно решена: человечки бы производили себе подобных, больше не надо было их лепить и лепить.

Джинну бы стоило наотрез отказаться, просчитав истинный замысел Зонгара, но ему настолько надоело лепить человечков, а играть с ними все же так хотелось… Недолго думая, Джинн понаделал человечков-женщин и человечков-мужчин.

Теперь Джинн и Зонгар получали в свое распоряжение армаду постоянно размножающихся людей, цивилизацию, истинная суть которой была в бесконечной войне. Именно все это и просчитал Зонгар, обратившись к Джинну со своим невинным предложением.

Жизнь в Лемурии закипела сама собой, бурная, полная неожиданностей. В отличие от безмозглых животных, человечки начали на Земле свою особую деятельность, но главное было вот в чем: на чьей стороне окажется тот или иной человек – Джинна, который их создал, или Зонгара, который был их учителем? Это и была суть новой игры.

В какой-то момент Зонгару даже удалось убедить человечков в том, что никакого Джинна нет, а всех их создал он сам, Зонгар, хотя он не то что бы мыслящее существо – буратину бы не смог из чурбана выстрогать. Да что там буратину: он даже еду толком приготовить не может. Вот и пришлось сделать ему скатерть, чтобы готовила сама.

Джинн создал Зонгара по своему образу и подобию, практически точно, как брата-близнеца, с одной лишь разницей: Зонгар не умел творить.

Иначе бессмысленна была бы сама идея существования Зонгара как вечного врага и оппонента, а в мире воцарился бы хаос.

Но хаос все же воцарился, хоть и Зонгар был лишен способности творения. Творить умели сами человечки.

Рассказ Джинна мало что добавил к тому, о чем Глеб уже размышлял раньше. Его забавляло лишь то, что сам Создатель сидит перед ним, карикатурно маленький, и сучит ногами по керамическому ободку сосуда для дамских благовоний.

В какой, интересно, момент за три последних дня своей жизни Глеб понял, что готов увидеть и пережить что угодно? Когда сама по себе повернулась дудка? Когда Лара исчезла и появилась, выглянув из-за лика скифской бабы? Или когда сухая степь, пока еще беззвучно, вдруг принялась сворачиваться в пышущий молниями ядерный гриб?

– В общем и целом, – закончил Джинн, – все идет правильно. Я уединюсь в своем маленьком убежище, – он стукнул ладошкой по краю лекифа, – теперь уж навсегда. А вам, дети мои, я бы пожелал совета да любви, да много-много отпрысков, дабы населяли и радовали эту землю.

Сказав так, Джин скукожился и мигом исчез в горловине лекифа. Глеб взял сосуд в руки. Керамика казалась теплее, чем это должно быть. Глеб посветил фонариком внутрь. Арибаллический лекиф был пуст.

– Поставь его на место, – тихо сказала Лара.

Глеб исполнил ее указание.

– Подойди ко мне, – продолжала девушка тем же ровным голосом. – Сделай то же самое еще раз.

Глеб обнял ее и поцеловал. Стены склепа исчезли и возникли вновь, освещенные полуденным солнцем. Где-то совсем близко стучала и резала лопата.

Впрочем, звук этот вскоре прекратился. Сед, опершись локтем о черенок, с удивлением взирал на вновь прибывших.

– Так, гражданин начальник, и шею можно сломать, – если прыгать в яму с самого верха, – заметил он.

Глеб и Лара переглянулись и вдруг стали громко, заливисто хохотать. К их веселью присоединились и Сед, и другой копатель, который сидел на корточках в северо-западном углу и чистил что-то ножом.

– Вот что, ребята! – сказал Глеб. – Вижу, что у вас все нормально. Мы же чертовски устали, мотаясь в Краснодар и обратно. Сед остается за старшего.

Глеб и Лара пошли по грунтовой дороге в станицу.

– Понятия не имею, чем я буду теперь заниматься в жизни! – сказала девушка.

– Чему-нибудь тебя определенно научу, – ответил Глеб, обнимая ее. – Главное, это как-то вочеловечить тебя в мире, а для этого надо, прежде всего, выписать тебе полноценный российский паспорт.