Серая эльфийка (Эльфийка Серого) - Кучеренко Александрович

Эфиопы, очевидно, приняли меня за какую-то уважаемую особу. Может поэтому такое отношение? Не хочется им лгать, пусть это и грозит обернуться для меня плачевно. Но чутьё подсказывало, что всё будет хорошо.

— А почему вы называете меня госпожой? Я обычный человек, такой же, как и вы. Можете обращаться ко мне на "ты".

— Как скажете, госпо…, — начал и осёкся один из парней. Затем спросил: — А кто ты и как тебя зовут?

— Оли…, — хотела я назвать своё полное имя, но решила, что налаживать контакт проще в менее официальном тоне. Поэтому представила по-другому, — Липа.

— Очень приятно, Оллипа, — сказал тот же (видимо главный) мальчуган. — Я — Локоб, этот толстячок — Мидо, а там Ресл и Див.

— Мне тоже очень приятно.

— А как ты сюда попала? — спросил Див. — Мы тут весь день купались и упражнялись с оружием — никого рядом не было. А когда собрались уходить, услышали всплеск, обернулись и увидели тебя.

Хотела бы и сама знать, как тут оказалась. Но парням говорить этого не стала, лишь пожала плечами.

— Ну-у, как вам сказать. Дело в том, что-о…, — начала я тянуть время и соображать, чтобы такого правдоподобного соврать.

На выручку мне, неожиданно пришёл Мидо:

— Что тут непонятного? Просто перенеслась магическим способом… Телепрот называется.

— Не телепРОт, а телепОРт, — исправил его Ресл. — Дядька Йурен про такое рассказывал. Их обычно эльфы используют.

— Да, магия, не иначе, — согласилась я. — Других объяснений нет.

В отличие от меня самой остальных такой ответ устроил.

— А куда ты хотела попасть, Оллика? — очередной раз переврал моё имя Локоб. После чего остальные вдруг внезапно замерли и начали перешёптываться.

Не знаю, чем была вызвана такая реакция, но поняла, что сейчас от моего ответа зависит если не дальнейшая судьба, то очень многое. Стараюсь осторожно подбирать слова, чтобы не получилось двусмысленности:

— Вообще-то, я мечтаю в ваших краях найти своего отца.

Удивление ребят усилилось. Ну что я такого сказала? Однако обижать меня пока не собирались, и я продолжила:

— Он очень известный человек. По крайней мере, был им много лет назад, когда я родилась. Папа спортсмен, легкоатлет. Он выигрывал самые главные соревнования по бегу много лет подряд.

Теперь на лицах ватаги расплылись широкие улыбки. Подростки кивали друг другу и тихонько шептались, проговаривая уже третий вариант моего имени:

— Олика?… Олика!… Олика…

Ничего не понимаю. Стою и молчу.

— А сколько тебе лет, Олика? — спросил, наконец, Локоб.

Снова наступила гробовая тишина. Интересно, при чём тут мой возраст?

— Тридцать было, весной, — сказала я.

Мой ответ послужил началом грандиозного веселья среди туземцев. Ребята радостно запрыгали вокруг. Потом схватили меня за руки и с криками: "Дядька Фатун! Ваша дочь нашлась! Олика вернулась!" потянули вверх по извивающей змеёй тропинке. До сих пор не соображаю, что происходит. Просто подчиняюсь судьбе и иду.

Глава 14

Если б ты только знала,

Как я люблю тебя.

Как сердце моё замерзало, —

Ему не хватало тепла.

Тепла не от пламени жаркого,

И света не Солнышка яркого.

В жару, в холода и в ненастья

Хотел я, чтоб грела меня

Любовь моей нежной и ласковой, -

Чьё имя шепчу ночью я.

Той самой, чей образ магический

Является в грёзах и снах.

С которой ещё до рожденья

Господь обручил в небесах.

Мой цветок, тебе тайну открою:

Нас сСздали, чтобы быть вместе,

Ты — только со мной, я — только с тобою.

Пусть сто лет пройдёт или двести, —

Дождусь я тебя, подруга,

Всегда будем рядом, вдвоём.

Счастливыми станем друг с другом

На свете и этом и том.

Нет ближе тебя, нет роднее,

Мне не нужен никто и ничто.

Только девушка с именем Поля —

То есть ты! Иль совсем никого.

Засыпал я и вновь просыпался

С одной мыслью: что встретишь меня,

Сквозь пространство прорвёшься и скажешь:

"Здравствуй, милый! Люблю тебя я!

Не покину тебя и не брошу,

Ни на час, ни на миг, никогда!

Я твоя навсегда, мой хороший,

Обними же покрепче меня!"

Парень очередной раз перечитал стихотворение и сунул листок в карман комбинезона. Покажется странным, но с девушками молодому человеку не везло. От природы стеснительный Егоров в свои двадцать с хвостиком выглядел, как Ален Делон на пике своей популярности. Но даже с такими данными затруднялся найти ту единственную, рядом с которой хотелось пройти весь жизненный путь.

Одна не верила в любовь. Другая строила из себя жертву этого чувства. Третья была ничего, но курила (а таких Егоров презирал ещё больше, чем имеющих эту привычку мужиков). Четвёртая не хотела детей. Пятая ещё что-то. Список можно продолжать ещё долго. То есть женским вниманием парень обделён не был. Но вот серьёзных отношений не получалось ни с кем. Может это он такой неправильный?

Правда была одна, которая идеально подходила. С ней всегда хорошо, весело, интересно. И, главное, Полине тоже он не безразличен. Они даже признались друг другу в любви. Во сне. Там, где и проходили все их свидания.

Началось эта история около года назад. Егорову каждую ночь снился один и тот же сон: будто его, из горящего танка вытаскивает и несёт на себе молоденькая санитарка. Фашистcкие пули свистят над головой, поблизости разрываются снаряды, а она тащит и приговаривает: "Потерпи, миленький, ещё немножко осталось. Я сильная — дотащу, ты только не умирай". Но девушка не успевает, потому что ранение тяжёлое, а медсанбат далеко. Со смертью наступало утро и пробуждение.

Так продолжалось несколько месяцев, пока парень с отцом не поехали в Прохоровку, поздравить деда с Днём Победы. Старый Егоров в тот день показал внуку последнее письмо с фронта, написанное братом. В нём солдат радостно сообщал матери, что нашёл ей хорошую сноху. Что после войны они с Полиной поженятся, построят дом рядом с родителями, и будут жить долго и счастливо. Передавал привет младшему и обещал привезти велосипед. А на следующий день принесли "похоронку". Дед крякнул, помянул старшего брата чаркой самогона и вытер рукавом влагу с морщинистой щеки.

— А кем на войне был брат твой, деда? — с учащенно забившимся сердцем спросил младший Егоров, но ответ уже предвидел.

— Танкистом, Ванюшка. Он же до войны трактористом работал, ему почти переучиваться не пришлось. За неделю курс молодого бойца прошёл и на передовую. На "тридцатьчетверке" проклятых бил. Тут, недалеко от родимого дома и погиб. Красивый был чертяка, бабы по нём так и сохли. А он всё выбирал. Так до армии ни одной девки и не "попортил".

— А фотографии той девушки случайно нет?

— Есть! Он её как раз у последнем письме и выслал. Вон в серванте за стеклом стоит. Мамка наша — прабабка твоя — её в рамочку вложила. Так и стоят там вместе, — деда задвигал туда-сюда челюстью, и на его лице снова показалась слеза. — Ой, не дай Бог, внучек, пережить какой матери своих дитяток.

Парень достал фотографию: на ней в военной форме красовался двоюродный дед. А впереди на стульчике сидела… ОНА! Такая же, как во сне — в косынке и медицинском халате поверх гимнастёрки.

Егоров от неожиданности выронил карточку. Но старик ловко её подхватил.

— А ты знаешь, что бате твоему, когда мамка ещё брюхатая ходила, я наказал внука назвать в честь брата? — отстранив на длину вытянутой руки фотографию и прищурив левый глаз, открыл тайну дед. — И вижу, что не зря. Глянь, как Иван в молодости на тебя похож. И грамотеем был, как ты. Всё стихи писал. Но бабка куда-то тетрадку задевала.

Ну, то уже слишком! Такого не может быть! Ещё немного и он поверит в реинкарнацию. Интересно, что стало с той девушкой?

По приезду в город сны изменились. Теперь Егоров видел события, происходившие до Курской битвы. Он даже названия ночным виденьям придумал: "знакомство", "первое свидание", "второе свидание", "день рождение Полины", "первый поцелуй", "третье свидание", "предложение о замужестве", "последний день перед боем". Сны периодически повторялись, но каждый раз обрастали новыми подробностями.

Этот приснился только что: "Собрав букетик полевых цветов, танкист спешит к невесте. Потом действие переносится на несколько часов вперёд и они уже прощаются.

— Боюсь, Ванюша.

— Чего, Поль?

— А вдруг это наш последний вечер? Если что случится с тобой, — я не переживу, — проговаривает девушка и крепко прижимается к его груди.

— Не волнуйся, дурёха. Всё будет хорошо. Даже если меня убьют, — с того света вернусь и отыщу.