Злое железо - Алексей Молокин

И гитара моя была как дождь, и Люта оттаяла и отражалась в мокром перроне, словно серебряный восклицательный знак, и Гонза молча курил, оперевшись кожаными локтями на мокрое крыло свой тачки – обыкновенный ночной бомбила…

– Вот, правильно… про капельки и сопельки, – сказал Гинча, сентиментально сопя. – Ты это… с женщиной своей поосторожней, непростая она… У Кабана, пусть ему в братве Аава авторитет будет, тоже была… непростая. Ну, пора вам. Мы тут покамест с Костяном побазарим немного, а вы ступайте себе отдыхать. Гонза, отвези братана-музыканта… и сеструху. Знаешь куда, да смотри, чтобы все было путём.

Молчаливый Гонза-Херня поднялся из-за своего столика, прочесал репу и впервые на моей памяти выдал нечто на человеческом языке.

– Поехали, что ли, – пробурчал он и направился к выходу.

Тут из глубин заведения появился Фигаро-Артур с коричневым кофром для гитары. От толстой, может быть, даже буйволовой – ах, как хотелось, чтобы именно от буйволовой – остро пахло Аргентиной, прериями и каньонами. Мощные бронзовые замки вполне годились для небольшого сундучка с пиратским кладом, в общем – кофр был понтовый, ничего не скажешь. Мастерская у них здесь, что ли?

– Спасибо, Арчи, – сказал я, аккуратно укладывая гитару в кофр.

– Носи на здоровье, – серьезно ответил Артур с легким акцентом и опять пропал в глубинах «Ниссана».

Я поежился, выходя в схваченную легким морозцем темноту. Люта молча и невесомо шла за мной.

Мне подумалось, что а вдруг братки просто решили отвезти нас подальше и там того… Но Гонза, словно угадав мои мысли, обнадежил:

– Не мохай, там нормальная хата, одни жить будете. И пожрать есть что, и выпить. Там в принципе и шмоток навалом, но все равно завтра вставайте пораньше, бабу твою как следует приодеть надо. А в ментовке ваш старшой отметится. Гинча сказал.

– А почему мы в «Ниссане» по-трезвой сидели? – решился наконец спросить я.

– Там же мы на работе, чудила! – удивился Гонза. – На работе нельзя, а на отдыхе – пожалуйста! Только чтоб с утра был как штык! Гинча не любит, когда на работе похмеляются. Кабан вон допохмелялся, пусть ему в земле тепло будет, как в джакузи.

Вот так прямо и объяснил. Ай да Гонза!

– Меня вообще-то по-правильному Гонсалесом зовут, – смущенно добавил наш круглоголовый провожатый.

Ай да Гонсалес!

Мы благополучно погрузились в не новую, но еще очень даже приличную тачку и по темному, пахнущему весной и бензином городу покатили куда-то, как мне показалось, на окраину.

– Вот здесь будете пока жить, – радушно сказал Гонза-Гонсалес, открывая дверь в небольшую, обставленную по-казенному, но с некоторой претензией на роскошь квартирку на третьем этаже темного кирпичного дома. – Вот вам ключ. Всем, что есть на фатере, можете пользоваться, не стесняясь. Бывайте, значит, а у меня ночная смена, мне еще пахать и пахать.

Глава 12

Чижик-Пыжик, где ты был?

Но только утренней порфирой

Аврора вечная блеснет,

Клянусь – под смертною секирой

Глава счастливцев отпадет.

Ах, как славно было в музее! Все-таки великая вещь «альма-матер»! Через час мы с госпожой Арней болтали, как будто познакомились еще в песочнице. Через полтора коньяк закончился, а я только-только успел обнаружить, что магистка-директриса в полураздетом виде куда привлекательней любой стриптизерши в виде натуральном. Но в отличие от последней подходит к делу творчески и в то же время с той раскованной грацией, которая, наверное, свойственна только очень породистым женщинам.

Видимо, Гизела Маевна действительно стосковалась по интеллигентному обществу, потому что… В общем, мне в милиции тоже нелегко приходилось, выпить-то всегда было с кем, а вот все остальное – увы! Тосковал я не знаю по ком, а вот тосковал – и все. По неслучившемуся, наверное. И вот что-то наконец произошло или хотя бы получило шанс произойти.

Короче говоря, когда она предложила поехать к ней домой и продолжить, я не особенно трепыхался. При этом моя университетская подруга говорила, что в последнее время она чувствует, что у нее впереди так мало хорошего, что я с ней одной крови, хотя и выгляжу так молодо, что именно это ее во мне и привлекает, и еще что-то в том же духе. «Чижик, – шептала она, и я дурел от звука ее голоса и запаха кожи, – чижик-пыжик…»

Конечно же, я возомнил о себе Аав знает что, напыжился в прямом и переносном смысле, и согласился. Еще госпожа Арней сказала, что нас связывает общее дело, так что чему быть – того не миновать!

– Но я же с «общей физики», – слабо возразил я, вспомнив студенческое поверье. – Нам же нельзя с вами, магистками. И вам с нами тоже нельзя, беда может случиться, а я не хочу, чтобы с тобой случилась беда.

– А ты попробуй, вспомни хотя бы одну формулу, – отпарировала она, грациозно переобуваясь в замшевые сапожки. – То-то же. Дурачок! Чижик-пыжик.

При этом сама она была похожа на аиста с китайского рисунка на шелке.

Я честно попытался вспомнить хоть что-нибудь из университетского курса квантовой механики, но не смог. В голове вертелось что-то вроде «е-кси равняется аш-пси» или наоборот, но что это означало – хоть убейте меня – так и не вспомнил! Это, ну и, конечно, мало скрываемые укоротившейся за вечер чудесным образом вдвое юбочкой таланты мадам, меня окончательно убедило.

У госпожи Арней имелась собственная машина, причем модель была явно не из дешевых. За руль она села сама, поэтому ехали мы быстро, но долго. Быстро потому, что машина была хороша, а долго – потому что не очень-то и торопились, а просто шарахались из одного конца города в другой, наслаждаясь весенней ночью, насквозь пролетающей через открытые боковые стекла, словно шальной грачонок. Фр-р – и нет, только легкий ветерок на щеках.

Вообще в настоящей женщине должно быть прекрасно все – и машина в том числе, о чем я ей с идиотской улыбкой и сообщил, восторженно пялясь на ее ноги, освещаемые бесстыжими рожами набегающих галогенов – всех пересажаю, гады! Я ревновал ее к встречным автомобилям и наглым уличным фонарям, откровенно шарящим по узким слегка раздвинутым коленям и танцующим бедрам, играющим педалями управления, а она только смеялась и от этого нравилась мне еще больше. В общем, я совершенно ошалел, чего уж там говорить. Нет ничего более возбуждающего, чем красивая женщина в мини-юбке, управляющая великолепным автомобилем. И при этом вовсе не стремящаяся натянуть ее на колени, а совсем даже наоборот. К автомобилю я уже не ревновал – он был неизбежен. Дурак! Тоже мне «лямур де труа»!

Конечно, как и полагается, она жила в трехэтажном коттедже, высоком терему, на окраине нашего Зарайска, в том самом районе, который у нас метко окрестили «бедной деревней». Конечно же, дом был, в соответствии с местной модой, обнесен трехметровым глухим забором, и, конечно, за забором маячил сейфообразный неразговорчивый охранник, который и поставил брошенную нами снаружи машину в послушно распяливший электрическую пасть гараж…