Конторщица-3 - А. Фонд

— Агриппина Ивановна, это та женщина, которая дом со свиньями нам сдать хотела? — понятливо хмыкнула я.

— Ну что ты говоришь, Лида! Она хорошая женщина и врать не станет, — отрезала Римма Марковна.

— До леса далековато, — я навскидку смерила расстояние от бани до леса с другой стороны озера и легкомысленно вернулась к чаепитию: долила пахучий чай с чабрецом и мятой в нарядную чашку из валеевского сервиза, купленного им в Кисловодске, который Римма Марковна нагло отжала у его бывшей супруги Юлии. Отпив глоток, я от удовольствия аж зажмурилась.

— И ничего не далековато, — рассердилась такой моей беспечности Римма Марковна, — вот не надо было этот дом брать. Зря я тебя послушалась. Баня, баня! А если змеи будут, то как ты в эту баню ходить будешь?

— Ну так давайте енота заведем? — предложила я, добавляя в чашку мёд.

— Зачем енота? — поперхнулась чаем Римма Марковна.

— Еноты змей уничтожают. Мангусты, кстати, тоже. Но они у нас к сожалению, не водятся.

— Выдумаешь еще что! — возмутилась Римма Марковна и притянула к себе блюдо с румяными пышками, — и что я потом с этим енотом делать буду? А зимой его куда? С собой на Ворошилова? А если они расплодятся как кошки?!

— Ну тогда давайте пугало поставим, — пожала плечами я.

— И как по-твоему пугало поможет от змей? — нахмурилась Римма Марковна, подозревая явный подвох, — ты что выдумываешь?!

— Кузьмич, сосед, когда пьяный идет, имеет привычку с пугалом разговаривать, — улыбнулась я, вспомнив как вчера он часа два горячо доказывал соседскому пугалу, как лучше щуку на блесну ловить, — змеи шума боятся, вот и будут уползать…

— Лида, я же серьёзно, — покачала головой Римма Марковна, и мохнатый цветочек на её белой батистовой шляпке закачался в такт.

Вообще, на даче Римма Марковна вообразила себя «пани», завела чайные церемонии, обеды из нескольких перемен блюд, стала носить затейливо вышитые шляпки и панамы, цветастые дачные платья и вообще, вела себя словно барыня (а ведь раньше в двух халатах ходила). По утрам она завела привычку ходить на соседнюю улицу покупать парное молоко, а вальяжный послеобеденный моцион (два круга вокруг озера) с Норой Георгиевной превращался у них в азартные литературные баталии. Иногда к ним милостиво допускалась и Зинаида Ксенофонтовна (дама с туннельным мышлением, неправильно трактующая поэзию Мариенгофа).

— И ещё, Лидия, — Римма Марковна остановила на мне строгий внимательный взгляд, и я напряглась, — завтра будем белить деревья извёсткой. А то я боюсь долгоносика.

Опять извёстка! На работе — извёстка, дома — извёстка! Я подавила раздражение и уже готовилась высказать Римме Марковне в ответ всё, что я думаю по поводу такого вот воскресного времяпровождения, как вдруг скрипнула калитка и раздался голос. Мужской:

— Добрый день, а Горшковы здесь живут?

Глава 11

— Здесь. А что? А вам зачем? — затарахтела Римма Марковна, с жадным любопытством разглядывая нежданного гостя.

Визитёр был среднего роста, с чуть тронутой благообразной сединой шевелюрой, с лицом баловня судьбы и какими-то неуловимо то ли барскими, то ли командирскими замашками, примерно за полтинник: видно, что со спортом дружит, однако спортивную фигуру хоть и сохранил, но тяжеловат и даже, можно сказать, приземист. При этом общий вид бодрячком свидетельствовал о сохранившейся молодости духа, как говорится «был ого-го рысаком».

А еще был он в хорошем спортивном костюме, где куртка на молнии, да и ткань явно импортная, а не такая как на трикотажных трениках из «Универмага».

— Здравствуйте! — хорошо поставленным командным голосом сообщил приветствие он.

Именно что не сказал, не поздоровался, а сообщил. Точнее — изволил сообщить. При звуках его голоса захотелось срочно встать, вытянуться в струнку и отдать честь.

— Меня зовут Пётр Иванович Будяк, — сухо отрекомендовался он, — я буду вести футбольную секцию для детей из Малинок. Это по вашему заказу, мамзель, как я понимаю?

Он окинул меня таким насмешливо-раздраженным взглядом, что Римма Марковна аж икнула.

— Добрый вечер, — кивнула я и прищурилась. Вот не люблю таких хамовитых мужланов, которые считают, что весь мир принадлежит им по праву гендера. — Именно так.

— Не хорошо, мамзель, продвигать свои дамские капризы, — покачал головой он, — Вам лишь бы выкрутасы свои от скуки ублажить, а педагоги должны выполнять и в такую даль добираться.

Попеняв таким вот образом, он решил, что пока с меня достаточно, прошел (точнее промаршировал) и сел на свободный стул.

Меня аж передёрнуло. За стол его мы не приглашали. Я уже набрала воздуху для язвительной отповеди, как вмешалась Римма Марковна:

— Пётр Иванович, чай будете? Давайте я налью. С чабрецом, — торопливо защебетала она.

Будяк снисходительно согласился.

— Так это вы наш новый тренер? Вот радость-то какая! А уж детишкам какая радость будет! Попробуйте плюшечку, Пётр Иванович. Плюшки только с пылу с жару, как говорится, — продолжила исполнять оду радости Римма Марковна (ишь ты, аж румянец на щеках появился).

— Пожалуй, не откажусь, — чуть подумав, милостиво кивнул Пётр Иванович, даже не повернувшись к ней и продолжил прерванный монолог. — Секции и спортивные кружки должны быть в городе, в местах скопления обучающихся школ. А уж точно не в дачно-курортной зоне, и не по причине скуки отдыхающих дамочек….

— То есть, по-вашему, в летнее время советские дети развиваться не должны, так вы считаете? — раздраженно поинтересовалась я, допивая чай.

Пётр Иванович скривился, на скулах заходили желваки:

— Я считаю, что каждый гражданин должен знать своё место в соответствии с социальным призванием и нормами высокой морали! И негоже всяким дамочкам решать, где должно внедрять советское воспитание и спорт. Для этого есть соответствующее руководство.

— Ну что ж, вы можете отказаться, — пожала плечами я и встала из-за стола, — думаю, и без вас в Доме пионеров нормальные тренера найдутся. Всего доброго!

— Этот стон у нас песней зовётся! — рявкнул Будяк осуждающим голосом, — А ведь мы ещё разговор не закончили! Сядьте!

— Приказывать своей супруге будете, — отмахнулась я.

— Супруга умерла, — вздохнул Пётр Иванович и как-то уж торопливо отхлебнул чаю. — Хороший какой чай.

— Так я по старинке