Конторщица-3 - А. Фонд

дверь просунулась голова Зои Смирновой в небесно-голубой косынке «вырвиглаз» и, напрочь игнорируя возмущенные взгляды Репетун, она поманила меня на выход.

— Что случилось? — спросила я, когда Зоя вытащила меня в коридор.

— Вот! — она протянула мне скрученную в трубочку бумажку. — Твоя речь.

— В каком смысле речь? — я развернула листок и вчиталась в написанные зоиным каллиграфическим почерком строчки, — «… икакой размах получила индустриализация во всех отраслях народного хозяйства нашей необъятной страны, какие поистине грандиозные задачи решает партия и советский народ…».

— Это что? — подняла глаза на Зою я.

— Сегодня в восемь на общем собрании ты скажешь речь. Я знаю, что тебе некогда и вот я написала! — выпалила Зоя с радостным ожиданием похвалы.

— Что за собрание? — удивилась я.

— Посвященное индустриализации! — разочарованно ответила Зоя, обидевшись на мою реакцию.

— Ахренеть, — пробормотала я.

Вот собрания мне только и не хватало! Да ещё и речь толкать. Нет, так-то я речи произносить умею. Причём могу жахнуть так, что аудитория растает, но оставаться вечером и тратить время на индустриализацию? Нет, это выше моих сил.

Но вслух Зое я сказала:

— Я сегодня не могу, Зоя. Так что ты сама её прочитай.

— Как?! Почему это?! — на Зою жалко было смотреть.

— Понимаешь, мы переехали в деревню. Это далеко от города. Мои соседи сегодня будут ехать туда и меня подвезут. Иначе придётся ждать рабочую электричку до одиннадцати вечера.

— Так мы успеем до одиннадцати, — обрадовалась Зоя, — ну, наверное, успеем… постараемся успеть.

Я чуть не выругалась. Ну это ж надо быть такой вот. Так-то она девушка неплохая, но вот эти закидоны меня бесят.

— Зоя, я не могу, — отрезала я с раздраженным видом.

— Никто не может! — зоины глаза налились слезами, — Иванов где-то слинял, Аркадий Давидович на совещании, Щука заболела. Не буду же я Ивана Аркадьевича просить! Вот, кроме тебя, больше некого позвать!

— Нет, Зоя. Даже не уговаривай. Мне нужно домой. Да ещё и Римма Марковна целый список насочиняла, нужно успеть по магазинам пробежать. Не могу.

— И вот что мне делать?! Что?! — по зоиным щекам скатилась слеза. — Как меня задолбали эти мероприятия! Никто не хочет ходить! Оно мне что, больше всех надо?!

— Если я не ошибаюсь, Зоя, то в прошлый раз ты то же самое говорила. Но бросить ты не могла, потому что Швабра. Но я главнее Швабры, так что спокойно бросай. Если она тебя заругает, я ей устрою, что мало не покажется.

— Я не могу бросить, — прошептала Зоя.

— Почему? — не поняла я. — Идеологическая позиция?

— Да какая там позиция! Мне за это доплату сделали. Небольшую, но двадцать пять рублей на дороге, знаешь ли, не валяются! Это тебе повезло выйти за богатенького Валеева, и кучу наследства получить… — взглянув на меня, Зоя осеклась, — ой, прости, Лида, я не хотела…

— Из-за двадцати пяти рублей ты готова разорваться с этими мероприятиями? Сидишь тут почти каждый день до ночи?! Не понимаю…

— А что тут понимать, — вздохнула Зоя, — после смерти свекрови мой так запил. Чуть побудет нормальным, и опять начинает. Вот и приходится выкручиваться.

— Ну так бросай его.

— Не могу, — вздохнула Зоя.

— Любишь так сильно?

— Да что там любить?! — вспыхнула Зоя, — что любила, от этого давно уже ничего не осталось! Вечнопьяная опухшая харя только! Глаза б мои его не видели!

— Так в чём дело?

— У меня дети, — закусила губу Зоя, — их поднимать надо.

— Так ты и так их сама поднимаешь, — удивилась я, — ещё и пьяный нелюбимый муж нервы мотает.

— Ты не понимаешь, — опять покачала головой она. — Я не могу так. А что люди скажут?

Она круто развернулась и пошла по коридору. А я стояла, смотрела ей вслед и пыталась осознать масштаб трагедии в рамках её мировоззрения.

А ведь жизнь-то одна!

Хотя в последнее время моя жизнь тоже закрутилась, что ой. Только-только получилось разобраться с комиссией и доказать право на проживание в комнате на Механизаторов (спасибо, кстати, Норе Георгиевне, которая подошла к моменту разборки, шугнула там всех и поставила жирную точку в прениях сторон), как уже через неделю у меня начинаются экзамены на права. А ещё через неделю — сессия в институте. Ну что же, будем сдавать, значит.

В эту субботу мы с Риммой Марковной, Светкой, крашеным зелёнкой одноухим зайцем и бесконечными тюками самого-самого необходимого барахла, наконец-то, перебрались на дачу в Малинках.

Ну что я скажу. Красота здесь распрекрасная.

Небольшой дом, деревянный, но не слишком старый, утопал в чуть запущенном тенистом саду. Яблони, вишни, груша, алыча и даже непонятно зачем посаженный здесь разлогий маньчжурский орех (его орехи разве что бульдозером колоть) — всё это теперь было в нашем полном распоряжении. Двор обильно зарос гусиной лапкой, спорышом и пырейником, так что Светка с удовольствием гоняла по траве босиком — было мягко. Заросли крапивы и топинамбура не мешали, так как жались ближе к забору, правда он был чуть покосившимся, но это совершенно не портило общего пасторального очарования от нашей новой деревенской жизни.

Небольшой огородик был засажен картошкой, и хозяева, за умеренную плату разрешили нам её копать. А ещё там были грядки с морковкой, луком и зеленью. Красота, в общем.

Но главная красота была в том, что в конце огорода, который располагался на пологом спуске к озеру, находилась русская банька — небольшой деревянный сруб, который можно было топить по белому. Жаль, что дров не было, иначе я бы прямо сегодня же испытала эту прелесть.

Но дрова я куплю, это не вопрос.

Я окинула довольным взглядом милый пасторальный пейзажик и развернулась к Римме Марковне. Мы сейчас сидели за столом в саду и пили чай из пузатого самовара, который Римма Марковна откопала в сарае ещё прошлый раз и сразу же заявила, что заведет вот такие вот вечерние чаепития, как было принято ещё у её бабушки в былые времена.

Ну, а я и не против.

— А вот Агриппина Ивановна говорила, что сюда из леса заползают змеи, — озабоченно пожаловалась Римма Марковна, поглядывая на Светку, которая весело прыгала через