По джунглям Конго - Василий Иванович Елисеев

книг образно написал: панголин — это ожившая сосновая шишка с хвостом. Африканские «хвостатые сосновые шишки» достигают 1,8 м длины и весят до 27 кг. Панголины поменьше имеют длину 130–140 см.

Панголины питаются термитами и муравьями.

На передних ногах у панголина длинные когти (кстати, которые мешают ему ходить). Этими когтями панголин крушит самые прочные термитники. Проделав дыру, он засовывает туда морду и запускает во все щели длинный (до 40 см) липкий язык. Термиты его облепляют, что панголину и надо. Он втягивает его в рот и глотает налипших термитов. Большой ящер во время охоты съедает до 2 кг термитов. Лакомится он и муравьями. Но муравьи — насекомые свирепые, и панголин, чтобы не лишиться глаз, закрывает их толстыми веками. У панголина нет зубов, но зато в желудке есть роговые зазубренные пластинки, которые, как жернова, перетирают проглоченных им термитов и муравьев. Иногда панголин заходит даже в «гости» к муравьям: залезает в муравейник и приподнимает роговые пластины. Муравьи нещадно кусают непрошеного гостя, а он знай себе сидит и почему-то терпит их укусы. После некоторого времени он прижимает чешуи и давит муравьев. Спрашивается, для чего это он делает? Вероятно, чтобы с помощью едкой муравьиной кислоты освободиться от паразитов, которые, по рассказам местных жителей, содержатся у него в огромном количестве и причиняют ему большое беспокойство.

Длиннохвостый панголин охотится днем, а ночью спит. Есть панголины, которые днем спят, а охотятся ночью. Одни панголины спят, свернувшись в клубок, в норах глубиной до 3 м, другие предпочитают дупла деревьев. Африканские панголины производят на свет лишь одного панголинчика в год.

Название этого зверя произошло от малайского слова «панголин», что означает способность свертываться в шар; головой и лапами он прикрывает незащищенное брюхо так, что развернуть его очень трудно. Но, когда его все же удается развернуть, ящер со «злости» обильно и метко пускает в нарушителя его спокойствия струю едкой мочи. Таков он, этот зверь в чешуйчатой броне!

Ящеры сохранились только в тропиках, где климат на протяжении длительного времени менялся мало. В других районах нашей планеты они вымерли. Продираясь через заросли, я надеялся увидеть в полный рост железное дерево. Но тщетно. До сих пор сожалею, что не захватил тогда на память кусочек древесины. Правда, надо сказать, что такие деревья растут не только в тропиках. На юге Приморского края растет «железная» береза, или береза Шмидта, древесина которой по прочности на изгиб действительно приближается к прочности сварочного железа. Ее не берет ни самый острый топор, ни пуля.

Когда подошли к Нгеи, совсем стемнело. Луи, разжигая костер, заметил: «В этой реке водятся сирены. У них голова и туловище, как у человека. Но туловище оканчивается хвостом, как у рыбы или как у змеи. Сирены имеют трехцветную окраску: красную, желтую и зеленую. Если сирена поднимается, в небе возникает радуга. Я все это видел сам».

К тому времени я стал уже «бывалым конголезцем». Теперь меня, как говорится, на мякине не проведешь. Я ему, естественно, не поверил.

Подоспел ужин. Франсуа подал нам мясо ящера, запеченное на углях. Мясо очень вкусное, напоминало по вкусу мясо дикой свиньи. После мяса мы с наслаждением пили крепкий, пахнущий дымом чай.

Готовя на траве постель, мы с Сунатом заметили вокруг нас много сверкающих точек, пятен и целых полос. Исходившее с земли сияние было схоже со светом светлячков. Направили на одну из полос электрический фонарь и увидели сухие листья и веточки с белым налетом. Они-то и сверкали. Не оставалось сомнения, здесь поселились светящиеся бактерии. В процессе жизнедеятельности некоторые бактерии выделяют вещества, которые, соединяясь с кислородом воздуха, дают яркое излучение. «Наши» бактерии излучали фосфорический свет. Существуют бактерии и других окрасок — красные, желтые и фиолетовые. Все они, я знал об этом раньше, не болезнетворные. Поэтому мы спокойно расположились на мягких светящихся листьях.

Скрежетала перекатываемая рекой галька, квакали лягушки, пели птицы, трещал костер, отбрасывая причудливые блики на наш полог. Наша постель оказалась неровной, бугристой, но мы быстро заснули крепким сном.

Утро приветствовало нас таким разнообразием звуков, что разобраться в том, кто их издавал, не было никакой возможности. Слышались плач ребенка и дикое протяжное завывание, до слуха долетали какие-то стоны и храпение спящего человека, перемежаемое всевозможными переливами…

Во время завтрака на берегу реки к нам пожаловали пчелы, много пчел. Они садились на сахар, на сгущенное молоко и, пожалуй, больше всего на обыкновенную соль. Выходит, что пчелы любят не только сладкое, но и соленое!

Две ночи и один день провели мы на Нгеи. Осмотрели реку, отобрали из нее шлиховые пробы, выбрали место для будущего лагеря. И хотя в шлихах пиропа не оказалось, Луи заверил, что в этой реке обязательно найдем алмазы. Такие же надежды были и у меня.

Двинулись в обратный путь. Луи, я, Сунат и Франсуа вышли пораньше, рабочие несколько задержались с упаковкой груза. Пройдя около 1 км по знакомой тропе, внезапно услышали дикие вопли Франсуа, шедшего позади. Он пулей пронесся мимо меня с возгласами: «гэп, гэп». Луи, не поняв быстро произнесенных слов, стал лихорадочно перезаряжать ружье — с дроби на пули, подумав, что на Франсуа напала горилла. Я тоже вначале не понял, что случилось, и кинулся бежать за Франсуа, чтобы быть подальше от опасного места, и тут в мою шею вонзилось что-то острое, вызвав нестерпимую боль. «Осы», — подумал я, ускоряя бег. Пробежав метров 50 и не чувствуя больше укусов, мы остановились, чтобы успокоить бешено колотившиеся сердца. Осы покусали Франсуа и меня. Луи и Суната не тронули.

Продолжаем путь. На тропе видны свежие царапины.

— Пантера расцарапала, — поясняет Луи. — Она здесь помочилась, а потом расцарапала землю, — добавил он.

Шагах в 10 от этого места на тропе валяются какие-то зеленые комочки.

— Здесь пантеру вырвало, — сообщает Луи. — Она давно не ела мяса, поела листьев, вот ее и вырвало.

Пройдя еще несколько километров, мы услышали возглас Луи: «Смотрите, вон лягушка-чудесница». И он показал пальцем на сухие, слегка пожелтевшие листья. Внимательно смотрю на то место, куда показывает Луи, но никакой лягушки на вижу. Валяются листья, и только. Вдруг один лист зашевелился. Теперь вижу, что лист прилип к лягушачьей спине. Подхожу к лягушке и пытаюсь смахнуть его геологическим молотком, не выходит. «Сильно приклеился», — мелькнуло в голове. И только когда рассмотрел лягушку повнимательнее, ахнул от удивления: ее спина по форме и окраске была точной копией пожелтевшего листа. Листа, совершенно неотличимого от упавших с деревьев. Мимезия[14] у лягушки-чудесницы (так называют ее конголезцы) достигла