Курица в полете - Екатерина Вильмонт

— Тем более что это чистейшая правда, — подал голос Пузайцер. — Эллина бабка на всю Одессу славилась своей стряпней.

— А ты почем знаешь? — почему-то развеселился Кутепов.

— Так мы ж земляки, с одной улицы, и не с какой-нибудь, а с Пушкинской! У ее бабки даже обкомовские дамы торжественные обеды заказывали!

— Ваша бабушка была поварихой? — осведомилась Анаит Нерсесовна. В ее тоне никто, кроме Эллы, не расслышал бы легкой иронии, но Элле было на это глубоко плевать, она здесь чувствовала себя в своей стихии.

— Нет, моя бабушка была корректором в газете, а когда мать меня бросила, а отец спился, нам надо было на что-то жить. И бабушка готовила на дому. А я ей помогала.

Все удивленно на нее посмотрели.

— Не понимаю, зачем этот стриптиз, — поджав губы, тихо сказала Анаит Нерсесовна.

— Это не стриптиз, а необходимая информация, чтобы не было досужих домыслов. Да, еще одно, у меня в пятнадцать лет был роман с известным вором!

— Боже мой, Элла, я в полном восторге! — хлопнул в ладоши Кутепов. — Ну какой еще компромат на себя вы нам дадите заранее? Вот что значит классный юрист! Блеск!

— Больше ничего такого интересного… Пока!

Все расхохотались. Кроме Анаит Нерсесовны, разумеется. Ей, язвеннице, сидевшей на строгой диете, эта толстуха с ее рецептами была глубоко противна, но она знала, что главный умеет влюбляться в своих новых героев и героинь. И спорить с ним бесполезно. Авось это шоу быстро провалится. Надо поставить его в такое время, когда у него будут самые низкие рейтинги, — и дело с концом.

Хотя черт ее знает, эту бабу… Есть в ней что-то такое… Она может иметь успех. Уж в чем, в чем, а в этом Анаит Нерсесовна хорошо разбиралась.

У нее роскошный голос, в общем-то приятная внешность, обаяние, и она отчего-то совсем не боится камеры. А что из всего этого следует? Что она рождена для телевидения! Анаит Нерсесовна была прежде всего профессионалом и лишь потом женщиной и язвенницей.

Элла вышла на работу вовремя и никому пока ничего не сказала о предстоящих переменах — зачем зря говорить, а вдруг ничего не состоится? Мало ли что может произойти? К примеру, наедет кто-то на их канал и прикроют его, как прикрыли сначала ТВ-6, а потом ТВС? Там ведь тоже были какие-то идеи, проекты… Элла до сих пор тосковала по любимой передаче «В нашу гавань заходили корабли»! Поэтому она молчала. Ее передача продолжительностью двадцать шесть минут должна была сниматься блоками — то есть в один день пять программ, и так три дня подряд! И каждый раз надо переодеваться, менять прическу, подправлять макияж — одним словом, каторга! Да еще всякие технические накладки, куда ж без них? Кстати, Пузайцер неожиданно легко согласился сделать Машу ее визажистом, но при условии, что платить ей пока ничего не будут, хватит с нее и рекламы. Вот если кто-то из звезд клюнет на эту рекламу, тогда дело другое! Маша с восторгом согласилась, хотя три съемочных дня ей предстояло целиком проводить на съемках. Но ее это только вдохновляло! Еще бы, телевидение! А Эллу еще мучили примеркой костюмов, которые предоставляла очень известная немецкая фирма. Иногда она до хрипоты спорила, не желая ни за что надевать некоторые из предложенных туалетов, один раз даже расплакалась, так ей не понравился оранжевый кардиган.

— Аркадий, посмотрите сами, на что я в этом похожа? На три апельсина!

— Почему на три? — не понял Пузайцер, но вынужден был признать, что ей не идет оранжевый.

— Аркадий, а нельзя ли мне надевать свое, привычное, а?

— С ума сошли? Они ж нас спонсируют!

— Но это же уродство! Вот зеленое платье мне нравится, и синий свитер просто классный, а это…

И вообще, зачем так много туалетов, ведь дело же не в них!

— Ой, Эллочка, вы же умная баба, так молчите и подчиняйтесь!

— Оранжевое я не надену!

— Я когда-нибудь умру от этих баб! Вы говорили с представителем фирмы?

— Бесполезно, он только загадочно улыбается: ты, мол, ничего не понимаешь! Послушайте, Аркадий, а может, можно поменять если не фирму, то ее представителя? Может, какую-нибудь женщину нормальную пришлют, а?

Он посмотрел на нее долгим тоскливым взглядом и сказал с тяжелым вздохом:

— Попытаемся!

Но Элла уже знала: если Пузайцер говорит «Попытаемся», он в лепешку разобьется, а своего достигнет. А если говорит «Можно попробовать», то из этого вряд ли что получится.

После ее возвращения из Туниса прошло уже две недели, а Воронцов так ни разу и не позвонил.

Его жилет висел в стенном шкафу, и каждый раз, натыкаясь на него, Элла грустила. Вот в кои-то веки попался мужчина, который взволновал ее по-настоящему, так он оказался мужем Лиры, пусть даже бывшим Это сильно роняло его в глазах Эллы.

Если он мог на ней жениться, значит, и сам такой…

Как-то поздно вечером ей позвонила Люба Махотина:

— Элка, ты, говорят, скоро станешь звездой!

— Ой, Любочка, что ты, мне так страшно!

— Скажу по секрету: Кутепов возлагает на тебя большие надежды, он в полном восторге, говорит, что ты редкий талант, именно телевизионный, что тебя любит камера, ну и все в таком роде!

— Люба, но ведь ничего пока не известно, мы еще и пилотную программу не сняли…

— Это кошмар! Сплошное телевидение, никуда от него не денешься! Муж телевизионщик, нашла старую подругу, так и та… Ужас просто, — смеялась Люба.

— Любочка, я помню, что обещала пригласить вас на котлеты и форшмак, но просто ни секунды свободной.

— Да что ты, Славки нет в Москве, он прямо с Сейшел улетел в Америку. Но я что тебе звоню. Ты говорила как-то, что у твоей подруги салон красоты, не могла бы ты меня туда направить? А то моя косметичка надумала рожать.

— Да ради бога! Я завтра сама туда собираюсь, мне надо перед съемками кое-что сделать — руки привести в приличный вид и вообще. Я созвонюсь сейчас с Машкой, и, может, удастся вместе поехать, заодно и повидаемся!

— Отлично! У меня завтра как раз свободный день.

Элла так горячо откликнулась на просьбу старой подруги не только из доброго к ней отношения и благодарности за перспективу новой жизни, но еще и потому, что хотела передать Любе жилет.

Мне такой хоккей не нужен. За Лиркой подъедать я не намерена.

И действительно, пока они сидели в вестибюле — приехали чуть раньше, и, им пришлось немного подождать, — Элла вынула из сумки пластиковый пакет и, залившись краской, сказала:

— Любочка, у меня к тебе странная просьба, отдай, пожалуйста, этот пакет Воронцову!

У Любы загорелись глаза.

— А что это? Жилетка, откуда она у тебя?

— Он забыл! — И она еще сильнее покраснела.

— Так, очень интересно… Где он тебя нарыл?

— Мы случайно встретились. А потом он явился ко мне… А адрес, кстати, узнал у Вячеслава Алексеевича.

— Ах, черт, мужская солидарность! Я ж говорила Славке, что Воронцов тебе не подходит! Он сразу на тебя глаз положил, еще у нас. Славка стал говорить, что ты то, что ему нужно. А про адрес он мне не сказал. Но почему ты сама ему не отдашь жилетку?

Элла быстро ввела ее в курс дела.

— Значит, ты тоже на него запала… Неудивительно, такой интересный мужик, романтический герой, одинокий волк и все такое… Это меня не удивляет. А вот то, что ты ему понравилась, — это странно! Я многих его баб видела, там никогда ничего, кроме костей, не было… Видно, надоело ему о скелеты биться на старости лет.

— Но, судя по всему, он все-таки предпочел кости мясу, — высказала Элла потаенную мысль, в свободные минуты точившую ее. — Мне, правда, теперь наплевать, когда я узнала, что он был женат на Лирке…

— Ты ее знаешь? — вскинулась Люба.

Элла рассказала и о Лире.

— Омерзительная баба! И я даже отказала ей от дома несколько лет назад!

— Из-за чего? — Вот тут уже у Эллы загорелись глаза. Ей очень хотелось услышать какую-нибудь гадость о школьной подружке. Что поделать, человек слаб!

— Понимаешь, я вдруг заметила, что после ее визитов у меня стали пропадать вещи…

— Как? — открыла рот Элла.

— Ну не вещи, это громко сказано, а мелочи — зажигалка, пепельница, ручка… Сначала это было на уровне подозрений, но однажды мы были у них в гостях, хорошо выпили… Короче, я обнаружила у нее на кухне маленькую пепельницу, которую Славка привез из Венеции, мурановского стекла, очень красивую. И сдуру и спьяну устроила скандал…

— Она что, клептоманка?

— Откуда я знаю? Может, клептоманка, а может, у нее спорт такой. Что тогда было с Митькой, ужас…

Говорят, он ее просто измордовал. А через год наконец бросил.

— Что значит — измордовал? Избил?

— Ага, ну не то чтобы избил, но в морду дал!

— Мне не нравится, когда мужчина бьет женщину.

— В принципе мне это тоже не нравится, но в данном случае… Даже приятно.

Элла прислушалась к себе. Пожалуй, и ей это было приятно!

— Между прочим, она тоже тут постоянная клиентка, — заметила Элла.