За горным туманом - Карен Монинг

Плавным прыжком одетый в килт шотландский лэрд вскочил на спину великолепного норовистого жеребца.

Когда он садился на коня, этот красивый килт взметнулся, позволяя Эдриен увидеть греховно мелькнувшие мощные мускулистые бёдра, красиво припылённые шелковистыми чёрными волосками. Она моргнула, отказываясь размышлять над тем, что ещё, как ей показалось, она увидела.

Конечно же, они носили что-то под этими килтами. Конечно же, это было её богатое воображение, нелепо смешавшее очевидную мужественность жеребца с телом Ястреба.

Да. Определённо, это было именно так. Она отметила периферическим зрением демонстративно выступающий вперёд атрибут коня, когда смотрела на ноги Ястреба, и спутала их как-то вместе. Она точно не видела то, что у самого Ястреба раскачивалось, как у его жеребца.

Её щёки вспыхнули от этих мыслей. Она резко повернулась на пятках, чтобы жёстко пресечь их, и принялась искать следующую комнату для изучения. Она решила исследовать замок этим утром, большей частью для того, чтобы держать свой разум подальше от этого проклятого мужчины. И понятное дело, ему тут же понадобилось разгуливать перед тем же окном, из которого она смотрела. И размахивать своими юбками, чтоб поддать жару в пресловутый огонь.

Она заставила себя подумать о прекрасной архитектуре Далкейта. Она была на втором этаже замка, и уже прошлась по десяткам комнат для гостей, включая ту, в которой она провела свою первую ночь. Далкейт был огромным. В нём должно быть было более сотни комнат, и многие из них, казалось, были нежилыми уже более десятка лет. Крыло, которое она изучала в данный момент, было совсем недавно обновлено и часто использовалось. Оно было отделано деревом светлых тонов, отполировано до совершенного блеска, и ни единого пятнышка вокруг. Толстые сотканные ковры покрывали пол, никакой соломы или голого холодного камня здесь не было. Пучки ароматных трав и высушенных цветов свисали с рейки почти над каждым окном, наполняя коридоры чудесным запахом.

Лучик солнечного света привлёк внимание Эдриен к полузакрытой двери вдоль по коридору. На бледном дереве двери парила, с развевающейся на ветру гривой, изящно вставшая на дыбы лошадь, и вырезанная с точностью до мельчайшей детали. Спиралью закрученный рог выступал из её элегантного лошадиного лба. Единорог?

Положив руку на дверь, она замерла, вдруг ощутив странное мучительное предостережение, что, возможно, эту комнату лучше оставить в покое. Любознательность погубила кошку….

Когда дверь бесшумно качнулась внутрь, она застыла, с дрожащей рукой на косяке.

Невероятно. Просто непостижимо. Её изумлённый взгляд бродил по комнате от пола до стропил, с края до края, и снова обратно.

Кто сотворил это?

Комната взывала к каждой толике женственности в её теле. Признай это, Эдриен, безжалостно сказала она себе, весь замок целиком взывает к каждой капле женского начала в твоём теле. Уже не говоря о самом сексуальном и мужественном лэрде имения.

Это была комната для детей. Сделанная чьими-то столь любящими руками, что чувства от этого просто переполняли. Какофония противоречивых эмоций, скользила по ней, пока она не отмела их прочь.

Здесь были колыбели из медового дуба, изогнутые и отшлифованные так, чтобы ни одна щепка не поранила нежную кожу малыша. На восточной стене разместились высокие окна, достаточно высокие, чтобы начавший ходить ребёнок не смог взобраться на него и причинить себе вред, но открытые золотистому сиянию утреннего солнца. Деревянные полы были укрыты толстыми ковриками, чтобы детским ножкам было тепло.

Ярко разрисованные деревянные фигурки солдат выстроились на полках, а сделанные любящими руками куколки были уложены в маленькие кроватки. Миниатюрный замок с башенками, рвом для воды и подъёмным мостом, был заполнен крошечными вырезанными из дерева человечками; настоящий средневековый игрушечный домик!

Пушистые шерстяные одеяльца укрывали колыбельки и кроватки. Огромной комнатой была эта детская. Комната, в которой ребёнок (или десяток) мог расти от младенчества до юношеской поры, прежде чем искать более взрослую комнату в другом месте. Это была комната, которая наполняла мир ребёнка любовью и чувством безопасности, и часами удовольствий, наконец.

Словно кто-то создал эту комнату, думая как ребёнок, которым он или она когда-то был, и смастерил её со всеми теми сокровищами, которые ей или ему доставляли удовольствие, будучи мальчиком или девочкой.

Но её поразило сильнее всего то, что комната, казалось, ожидала.

Открытая, тёплая, и приглашающая, она словно говорила, наполни меня смехом детей и любовью.

Всё пребывало в полной готовности, детская просто дожидалась момента – когда придёт нужная женщина и вдохнёт в неё искрящуюся детскими песенками, мечтами и надеждами жизнь.

И вдруг внезапная боль сильного желания пронзила её, столь острая, что Эдриен даже не была уверена в том, что это было. Но что поделать с сиротой, которой она была, и тем холодным местом, где выросла – местом, которое ни капельки не напоминало эту прекрасную комнату; часть прекрасного дома, на прекрасной земле, с людьми, которые щедро одаривали любовью своих чад.

Ох, растить детей в месте, подобном этому.

Дети, которые бы знали, кто были их мама с папой, в отличие от Эдриен. Дети, которые никогда не задавались бы вопросом, почему их покинули.

Эдриен яростно потёрла глаза и отвернулась. Это было слишком для неё, и она не могла с этим справиться.

И она мыслями устремилась к Лидии. «Лидия!», крикнула она, почти задыхаясь. И почему её удивляло то, что она тут же прямиком бежала к удивительной матери этого удивительного мужчины, который, возможно, и сделал эту удивительную детскую?

Лидия поддержала её за локти. «Пришла посмотреть, хорошо ли ты себя чувствуешь, Эдриен. Я подумала, что это слишком скоро для тебя и то, что ты…»

«Кто сделал эту комнату?», выдохнула Эдриен.

Лидия наклонилась к её лицу, и на короткий миг Эдриен возникла абсурдное впечатление, что Лидия пытается не рассмеяться. «Ястреб придумал и смастерил её своими руками», сказала Лидия, сосредоточенно разглаживая невидимые складки на своём платье.

Эдриен закатила глаза, пытаясь убедить свой эмоциональный барометр перестать выдавать ранимость и переключиться на что-нибудь более безопасное, например гнев.

«Что случилось, моя дорогая, тебе она не нравится», ласково спросила Лидия.

Эдриен развернулась и прошлась по комнате сердитым взглядом. Детская была яркой, весёлой, и живой от потока эмоций, которыми создатель наполнил своё творение. Она посмотрела на Лидию. «Когда? До или после службы у короля?» Было ужасно важно, чтобы она узнала, сделал он её в семнадцать или восемнадцать, чтобы, возможно, порадовать маму, или недавно, в надеждах о собственных детях, что однажды заполнят её.