Последняя мировая. История одного снайпера - Константин Якименко Сегедский

— Тогда давай запомним эти мгновения, чтобы в тех ледяных подвалах ты вспоминал эти минуты, и они грели бы тебя, как сейчас греют меня, — прижалась она к моему плечу.

— И ты вспоминай их, — сказал я. — И знай, что чтобы тебе не говорили, я вернусь за тобой. А ты просто жди меня здесь, хорошо?

— Как скажешь, — согласно взглянула на меня Юля, а я взглянул на неё.

В тот момент я попытался запечатлеть у себя в памяти её лицо, самое прекрасное во всём мире.

Мы лежали, ощущая дыхание друг друга, и наслаждались теплом, греющим наши сердца. Было спокойно и уютно, и хотелось, чтобы эти мгновения продолжались вечно.

Но вскоре объявили обед, вместе с которым закончилось и время блаженного отдыха. Мы перекусили, и полковник приказал собираться.

Как обычно, на сборы было отведено полчаса, но мы собрались быстрее: снарядились кое-какими тёплыми вещами, едой и оружием с достаточным количеством боезарядов. Всё упаковали в обшитые простынёй сумки от противогазов, которых в бомбоубежище было предостаточно. Закинули их за плечи и собрались у выхода.

Настало время прощаться.

— Никого, кроме нас не впускайте, забаррикадируйте входы и замаскируйте убежище, — наставлял остающих-ся Сбруев. — Теперь всякий может оказаться врагом. Будьте бдительны: они могут направить сюда своих разведчиков, и они не будут отличаться от нас с вами. Сейчас лучше перебдить, чем недобдить. И будьте готовы к быстрой эвакуации, как только мы вернёмся.

— Но как мы узнаем, что пришли именно вы? — спросил Сергей.

— Пароль будет таков: два стука, затем три стука и один стук. Понятно?

— Два, три и один, — повторил тот на всякий случай. — Хорошо, будем ждать.

Ко мне подошла Юля:

— Будь осторожнее, — по-матерински сказала она, поправляя мне рюкзак, хотя он и так сидел вполне нормаль-но.

Но я не возражал. Если ей от этого было легче, то всё что угодно, лишь бы только она была спокойна.

— Я буду сама осторожность, — обнял её я. — Ты, главное, не волнуйся, и я обязательно вернусь.

Я взглянул ей в глаза. В этот момент полковник открыл первую дверь:

— Ополченцы, одеть противогазы! За мной шаг-оо-м марш! — и первым одел противогаз.

Я чмокнул Юлю в лоб и уже развернулся, сделав шаг в сторону выхода, но остановился. До этого я хотел, чтобы наше расставание было простым, без слёз и горечи, но не удержался, вернулся обратно и впился в губы моей единственной, любимой Юлечки.

Казалось, наш поцелуй длился вечность, но нас никто не остановил, все понимали, что мы могли больше не встретиться. Я отстранился от неё, понимая, что больше заставлять других ждать не мог и ещё раз посмотрел ей в глаза: они были полны слёз. Но как я мог её утешить?

Я решил не драматизировать, быстро развернулся и спешно вышел вслед за остальными, после чего за мной наглухо захлопнули дверь.

Расставаться с любимыми всегда тяжело, а на войне еще тяжелее. Но если об этом думать постоянно, то можно сразу же записываться в покойники, так как каждый последующий шаг мог оказаться смертельным, и нужно постоянно быть начеку, чтобы не попасть под пулю. Поэтому я надел противогаз и попытался сосредоточиться на том, что меня окружало.

Догнав остальных, я оглянулся, прощальным взглядом окинув выпирающее из-под земли бомбоубежище, где осталась моя любимая и продолжил идти дальше.

Я знал, что могу не вернуться, как и вся наша группа. Но меня успокаивала возможность отомстить за всех тех, кого не стало с нами за последние дни. И эту возможность я не мог упустить, тем боле, что в своих руках я сжимал самое подходящее для этого орудие — снайперскую винтовку. И я был уверен, что не промахнусь.

Теперь мы передвигались максимально скрытно: преимущественно в тени и под прикрытием каких-либо строений, тщательно просматривая все окрестности. Мы не спешили — в нашей ситуации это было равносильно смертному приговору. Возможные вражеские засады нам так же лучше было миновать стороной, чтобы затем максимально эффективно и без потерь сделать своё дело.

Передвигаясь налегке, к вечеру мы отошли на достаточное расстояние от бункера, направляясь к побережью. Именно там полковник ожидал встретить крупный десант вражеских войск.

Наш путь лежал к промышленной части города, дальше от эпицентра взрыва, где здания, находясь в низине, не подверглись значительным разрушениям. Там было намного удобнее установить засаду.

Мы надеялись, что противник ещё не десантировался, иначе нам придётся действовать с ходу, без каких-либо приготовлений.

Уже давно стемнело, город погрузился в непроглядную пелену южной ночи, отчего мы едва различали силуэты друг друга. При этом фонарями или какими-либо другими источниками света пользоваться было нельзя, чтобы никто даже теоретически не смог бы нас засечь. Мы должны были быть абсолютно незаметными. От этого зависел весь успех операции. Все понимали это и не роптали когда проваливались ногами в невидимые ямки, когда задевали случайные выступы арматуры и царапали о них одежду, ориентируясь в темноте лишь по памяти и по почти не сохранившимся редким ориентирам городских строений.

Уставшие, мы останавливались на отдых, но через несколько минут вновь пускались в путь. Дорога была каждая минута и мы не жалели себя. Глаза слипались, тело ломило от непривычной усталости. А ко всему прочему, ещё и дышали через противогазы, добавлявшие нам остроты ощущений.

К середине ночи мы преодолели большую часть пути, как вдруг вновь услышали рев винтокрылой птицы.

Мы остановились, прислушиваясь к настораживающим звукам, но вокруг ничего не было видно. Что было странно, так как в такой темноте огни вертолёта должны были видны издалека.

— Он что, без огней летит? — не понял Ваня.

— Похоже, что так, — добавил старик. — Что же он видит в такой темноте?

— Скорее, в укрытие! — вдруг крикнул через забрало противогаза полковник. — У него тепловой сканер!

Мы растерянно замотали головами. Где укрываться от подобной опасности, мы не знали.

— За мной! В укрытие! — подталкивая нас руками к ближайшим руинам, закричал Сбруев.

Быстро сообразив, куда следует бежать, со всей прыти мы устремились к наполовину обвалившемуся арочному проходу посреди сплошных завалов.

Тем временем, вертолёт быстро приближался.

Мы едва успели укрыться под аркой, как через несколько мгновений недалеко от нас на низкой высоте быстро пролетел большой военный вертолёт.

— Ну что, не заметил? — тяжело дыша, спросил Вячеслав Михайлович.

— Если заметил, то мы очень скоро об этом узнаем, — ответил Сбруев, настороженно сопровождая вертолёт взглядом.

Но вертолёт, не замедляясь, продолжил своё следование над руинами когда-то большого и красивого города могучей державы.

— Вроде пронесло, — наблюдал за ним Валера, пока тот не скрылся за развалинами соседнего здания.

— Как он, вообще, управляет в такой темноте? — поразился бывший штурман.

— Он напичкан электроникой и приборами ночного видения настолько, что ему сейчас видно лучше, чем в белый день, — объяснил я. — Я как-то смотрел передачу про ИХ технику.

— Ладно, теперь всем повышенное внимание! — предупредил нас полковник. — А теперь вперёд! Нам ещё долго идти!

— Ну что ж, поехали! — весело добавил Валера.

Мы выбрались из-под укрытия и, внимательно осматриваясь, продолжили свой путь.

С этого момента пришлось держаться вблизи всевозможных укрытий, имеющих крышу над головой, что ещё больше усложнило нам жизнь.

А вражеский вертолёт, между тем, продолжал колесить над городом, заставляя нас постоянно прислушивать-ся и, как только звук усиливался, быстро укрываться. Позднее мы различили отдалённый гул ещё пары ночных охотников, незаметно круживших над руинами.

Покружив над городом ещё несколько часов, под утро охотники удалились восвояси.

Только после этого мы смогли немного расслабиться.

— Эх, нужно было сбить один, чтоб другим неповадно было! — вздыхал Ваня, таская на себе РПГ — ему всё не терпелось воспользоваться своим оружием. — И мне легче было бы нести всё это!

К утру мы добрались до старого машиностроительного завода, головное здание которого, по сравнению с соседними зданиями, находилось в более-менее целом состоянии. Высотой оно было в четыре этажа. Там, с высоты, окружающая местность должна была просматриваться очень хорошо, что нам как раз требовалось. Здесь и решили остановиться.

Перебравшись через накренившийся градусов на сорок железобетонный забор, мы зашли на территорию завода. Постепенно светало, и из темноты начинали вырисовываться очертания огромного комплекса производственных сооружений, в большинстве своём разрушенных, рядом с которыми всё ещё стояли мощные козловые краны, несколько перекошенные и сдвинутые с рельсовой колеи.