Отстегните ремни - Катерина Кириченко

Нога в кроссовке убралась в бронированную машину.

Я замерла, наклонившись за мокрым зайцем. Глаза мои округлились от ужаса, а сердце начало выписывать невероятные ча-ча-ча в какой-то латиноамериканской пляске. Молниеносно впрыгнув обратно в приютившую меня «девятку», я умоляюще прошептала:

— Пожалуйста, прямо сейчас, быстро, уезжайте из двора!

Светлоглазый мой спаситель немедленно завел мотор машины и начал задом выруливать обратно на дорожку.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Случилось. Там, в джипе, сидят люди, с которыми я никак не хочу встречаться. Я не могу вам объяснить… Вы не могли бы объехать дом с другой стороны и притормозить у балкона общей лестницы?

Золотой мой, понятливый мужик спрашивать дальше ни о чем не стал. Объехал дом с другой стороны и остановился, как я и просила, у черного входа в подъезд.

— Может, тебя проводить? — только и спросил он.

— Нет, спасибо. Не надо. Только… Я, наверное, спускаться уже с деньгами не буду. Я вам выброшу их из окна, в трубочку скатаю и брошу. Если вы прямо здесь стоять будете, то вот в нескольких метрах от капота они у вас и упадут. Мы сейчас точно под моим балконом. Можно так?

— Да можно, чего нельзя?

Светлые глаза посмотрели на меня с тревогой. Ох, умничка какая, золотой ты мой! Что бы я без тебя сегодня делала? Захотелось чмокнуть мужика в щеку, но я отбросила эту мысль. Во-первых, скорее всего, он меня не так бы понял, а во-вторых, надо было торопиться.

— Спасибо вам огромное! — с чувством сказала я, уже вылезая из машины. — Я брошу деньги, правда! Не уезжайте.

Вот оно, славное партизанское детство! Лазания через балконы, знание всех черных лестниц в доме… Дыра в балконной стенке, находившаяся тут еще с незапамятных времен, так и не была заделана, спасибо отсутствующему в доме комитету жильцов, — улыбнулась я. Во всем есть, оказывается, свои преимущества. Дом стоит, как урод некрашеный, зато всегда в него можно проникнуть через незаделанный задний ход.

Придерживая одной рукой Дашу, я довольно ловко пролезла в дыру в балконе и скрылась в зияющем выбитым стеклом проеме черной лестницы.

— Дашулечка, зайка! Мы уже почти на месте. Ты потерпи, моя сладкая, сейчас нам забраться на двенадцатый этаж, и все дальше будет хорошо. Скоро за тобой приедет папа. Ты сумеешь пойти сама? А то у меня, боюсь, нет сил нести тебя так высоко.

Даша посмотрела на меня обиженными серьезными глазами:

— А папа скоро приедет?

— Скоро, моя радость, очень скоро! Пойди сама, пожалуйста! Я тебя не донесу!

Лишенная выбора, Даша хмуро кивнула, и мы стали медленно взбираться на двенадцатый этаж.

На лестнице, разумеется, кто-то уже справил малую нужду, а стены были исписаны похабнейшими ремарками, но это тянулись последние метры моих сегодняшних страданий, и я готова была целовать и эти грязные ступени, и выкрашенные грязно-зеленой краской стены, лишь бы быстрее оказаться в спасительном убежище маминой квартиры.

Оставив Дашу ждать на черной лестнице, я выглянула с общего балкона на площадку у лифта на своем этаже. Слава богу! Там никого не было. Позвонила в звонок застекленной двери на этаж и спряталась обратно к мусоропроводу. Молилась только об одном: чтобы дверь открыла Машка, а не мама.

Показываться маме сейчас в таком виде, да еще и с чужим ободранным ребенком, значило бы до конца московского визита обеспечить себе нервотрепку с причитаниями и слезами на тему, что мне следует немедленно бросать Макса и уезжать обратно в Амстердам. А у мамы еще и больное сердце…

Послышались шаги. Бодрые. Не мамины! Господи! Я точно-точно пойду в любую церковь и поставлю Тебе сто свечей! Завтра же!

В дверях показалась Машка. В одной руке фен, в другой — сигарета. Курить опять захотелось нестерпимо! Я осторожно выглянула из-за двери мусоропровода и замахала руками.

— Мань! Это я. Подойди сюда, только тихо!

Машка вытаращилась на меня во все свои красивые глазищи и, обернувшись через плечо и убедившись, что мама не появилась в коридоре, узнать, кого это еще принесло, подошла поближе.

— Ты что тут делаешь? Что у тебя за вид? — спросила она ошарашенно.

— Мама дома?

— Ну дома. А что с тобой случилось-то?

— Выгони ее из дома срочно! Как угодно! Я тебя умоляю! Придумай что-нибудь! Я все объясню потом. И еще… Можешь, не задавая идиотских вопросов, просто сделать, что я скажу?

— Ну могу, — пожала плечами Машка.

— Скатай в трубочку, завяжи резинкой и сбрось прямо сейчас с балкона пятьсот рублей. Можешь?

— Кому? — заморгала Машка.

— Ну не спрашивай ничего. Потом все расскажу. Сбрось деньги просто вниз с балкона. И убери маму из квартиры куда-нибудь. А как сделаешь — зайди за мной, я на черной лестнице. О’кей?

Я отняла у нее сигарету и жадно затянулась. Машка покрутила пальцем у виска, покачала головой и ушла выполнять задание.

У меня отлегло на сердце, и я вернулась к Даше. Надо вынести Максу невероятную благодарность за воспитание детей! Ребенок стоял и не плакал. Не знаю, сможет ли она когда-нибудь меня полюбить после такой вот сказочки? Хотя зависит, конечно, от того, как ей объяснит все ее папа.

Горячая вода из душа текла по моей голове, лицу, плечам и, разрываясь на мелкие струйки, обрывалась с плеч и сбегала по всему телу к ступням, которые от этого очень больно щипало. Но даже несмотря на боль, я не могла вспомнить, когда мне последний раз было так хорошо! С водой уходили все ужасы, все нервы и плохие мысли, не оставлявшие меня со вчерашней ночи.

Еле заставив себя выключить, наконец, кран, я вылезла из душа и завернулась в махровое полотенце. Из запотевшего зеркала на меня устало смотрели два карих глаза, обрамленные синевой, заострившийся за ночь нос, и яркая свежая ссадина на худом плече. Ссадин вообще оказалось гораздо больше, чем мне показалось утром в лесу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у меня довольно прилично разодраны ноги, причем не только на ступнях, на бедре чернел жутчайший синяк, на лице — множество мелких царапин, которые я, видимо, получила, залезая во вчерашний куст, а локоть просто разрывало от боли, и он был заметно больше, чем второй. Зато не оказалось седины, — нашла я хоть что-то позитивное в своем впечатляющем внешнем виде. А синяки и ссадины заживут.

Прихватив с собой баночку так кстати нашедшейся на полке зеленки, я вышла из ванной и заглянула на кухню.

Картина была просто умиротворяющей. Уже вымытая и одетая в мою белую футболку, доходившую ей до колена, Даша сидела на табурете и, болтая ногой, уплетала овсяную кашу. Машка сооружала бутерброды с сыром. По кухне разливался запах кофе и подогретых вчерашних голубцов.

— Во! А еще кто-то плакал недавно, что только какой-то специальный корнфлекс ест на завтрак! Смотри, как уплетает овсянку! — кивнула мне на ребенка Машка.

— Да она вообще золотой ребенок, — сказала я, садясь к столу и с сомнением поглядывая на девочку. — Господи, как мне не хватало все утро кофе! Она уже рассказала тебе, что у нее папа олигарх?

Машка только усмехнулась.

Дарья подняла на меня свои огромные, в точности, как у Макса, чернющие маслины глаз и спросила:

— А папа скоро приедет?

— Скоро, солнышко, скоро! Ты ешь пока кашу. Если доешь всю — сразу позвоним папе, — заверила я девочку и повернулась к Машке. — А маму ты надолго выгнала из дома?

— Ну, Ксень! Я отправила ее в магазин. В далекий. Но часа через два-три она вернется, наверное. Ты расскажешь толком, что у тебя происходит?

— Да если бы я сама знала, — вздохнула я, закурив наконец долгожданную сигарету. — Ты черный джип под окном видела? Вот это по мою душу он там стоит. Куда-то я влипла, а куда — сама толком не понимаю.

Засовывая в себя бутерброды с сыром, голубцы и обильно заливая это кофе, я пересказала сестре свои злоключения. Машка слушала внимательно, только пару раз ойкнув в самых страшных местах.

— Да-с, — протянула она, когда я закончила. — А как бандиты узнали, где тебя теперь надо искать? Ну в смысле, как они так быстро оказались уже у нашего подъезда?

— Да говорю же, я оставила в доме сумку, а там все! Вся жизнь! Да еще Макс как назло попросил меня вложить в паспорт бумажку с моим московским адресом. Визу продлить мне хотел. Ну вот, думаю, они по этой бумажке, наверное, и приехали меня ждать. Не такие уж тупые они оказались. Верно рассчитали, что раз я такая иностранка, то у меня не много вариантов, куда наутро идти-то.

Машка ушла в комнату посмотреть на джип и вернулась через минуту помрачневшая:

— Слушай! А это вообще-то нехорошо, что они под окнами встали. Стремно как-то. Вдруг они подождут-подождут и пойдут к нам в квартиру? У нас дверь картонная. А ментам звонить за помощью, если что, так они могут и час, и два ехать. На них сильно надеяться я бы не стала. А если они что-то маме сделают? Ну типа, не знаю, возьмут в заложницы и начнут пытать?