Дорогой Леонид Ильич - Сергей Семанов

Сказано — сделано. Вмиг было решено распахать миллионы гектаров целинных земель Северного Казахстана и Южной Сибири. Чисто по-хрущевски: немедленно получим необходимое стране зерно, а там… а там посмотрим. Но для того чтобы начать, хотя бы и наспех, нужна была хоть какая-то подготовка. Нужны были и кадры для исполнения. Хрущев начал подбирать их и тут же остановился на своем давнем соратнике по Украине, добродушном, но усердном Лене Брежневе.

И вот скромный заместитель второстепенного армейского ведомства генерал-лейтенант Брежнев снова взлетает на высокую партийно-государственную должность. Хрущев снял прежнее руководство Казахстана, назначил новое: первым секретарем стал Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко, кубанец, волею судеб ставший после войны партийным руководителем Белоруссии, крутой партработник, о зерноводстве имевший не очень ясное представление. Вторым секретарем Хрущев назначил Брежнева — из сельскохозяйственной, мол, республики мужик, а то, что он был по образованию и опыту металлургом, Хрущев забыл.

Много позже, уже на склоне лет, Леонид Ильич вспоминал об этом:

«Целина прочно вошла в мою жизнь. А началось все в морозный московский день 1954 года, в конце января, когда меня вызвали в ЦК КПСС. Сама проблема была знакома, о целине узнал в тот день не впервые, и новостью было то, что массовый подъем целины хотят поручить именно мне. Начать его в Казахстане надо ближайшей весной, сроки самые сжатые, работа будет трудная — этого не стали скрывать. Но добавили, что нет в данный момент более ответственного задания партии, чем это. Центральный Комитет считает нужным направить туда нас с П.К. Пономаренко».

Повторим, Брежнев был человек положительный, семейный, склонный к дружбе, общительный. Для него, не как для Ленина или Сталина, политика вовсе не составляла суть всей жизни. Например, сугубо домашние дела волновали его очень серьезно и занимали всегда много места в жизни. И вот как раз во время невероятных перепадов своей партийной карьеры, Брежневу, как отцу, довелось пережить немало именно семейных неприятностей, очень его волновавших.

Вернемся к беседе его вдовы с писателем Владимиром Карповым. Речь начинается с воспоминаний о Кишиневе, когда дочь Галина неожиданно увлеклась цирковым артистом, да еще не местным:

«Не знаю, кто кого высмотрел: Галя его или он ее, во всяком случае, понравился ей: здоровый, красивый мужчина, умел ухаживать… Он работал эквилибристом. Очень сильный, лежа, на ногах держал лестницу, а по ней забиралось несколько акробатов, трюки выделывали. Тяжелая работа. Нужна не только сила — сложно равновесие держать. Выступление непродолжительное, а тренировки многочасовые, ежедневные.

— Говорят, он цыган?

— Нет. Он русский, донской казак из Ростова-на-Дону. Звали его Евгений Тимофеевич, фамилия Милаев. Галя, когда регистрировалась, стала Милаевой, правда, потом вернулась к нашей фамилии — Брежнева. Он почти на двадцать лет ее старше. Ну, ей нравился… Знаете как — сердцу не прикажешь!

— Надоело, наверное, сидеть дома: папа строгий, мама строгая… Захотелось на свободу…

— Когда мы заметили, что они встречаются, я с ним поговорила: «Евгений Тимофеевич, вы подумайте, Галя только-только начала в университете учиться, ей 20 лет. Вы намного ее старше, у вас все-таки двое детей…» У него в 1948 году жена умерла при родах в Ленинграде, мальчика и девочку родила — двойняшек. Умерла от заражения крови. Ему жена, конечно, нужна, но не такая, как Галя, неопытная девчонка. Вроде бы он меня послушался. Они расстались. Цирк побыл месяц и уехал, а мы в 1950 году перебрались в Молдавию. Юра, как я уже говорила, остался учиться в Днепропетровске. Я часто ездила к Юре: проверить, приготовить еду. И вот я однажды поехала к нему, а Галя: «И я с тобой поеду, провожу до Одессы». Я на машине ездила до Одессы — поездом очень долго: пересадка неудобная, поэтому до Одессы на машине, а дальше — поездом. Приехали в Одессу, пошли гулять по городу, и вдруг вижу афиши — цирк! И выступает Милаев!

— Она знала, что он будет в Одессе?

— Нет. Не знала. Случайность. Но роковая случайность. В июне Леня ушел в отпуск, и мы с ним уехали в Кисловодск. Галю не взяли, потому что она училась, надо в университет ходить на лекции. А она, как только мы уехали, сразу же в Одессу, к Милаеву. Там они и расписались. Бросила учебу — один зачет ей оставалось сдать, чтобы перейти на четвертый курс. У них уже все сговорено было, конечно. От нас только скрывала, потом я узнала, что она с ним регулярно переговаривалась по телефону. Без нашего родительского согласия и вышла замуж.

Одиннадцать лет они вместе жили, а потом разошлись. Галя вернулась с дочкой к нам. В соседнюю секцию пробили дверь, получилась двухкомнатная квартира у нее. Отец не хотел, чтобы был отдельный вход, хватит, как он сказал, «шляться». И потому дверь, выходящую в другой подъезд, заложили, чтобы, как отец говорил, знать, кто приходит. В общем, в нашей квартире у нее была спальня, гостиная, обставили ей эти комнаты — кресла, столик, буфет небольшой, телевизор, бар-торшер.

…Мне Леня сказал, что едет в Казахстан, хотя официально еще не был избран. Потом позвонил, чтобы мы готовились в дорогу. Леня попросил оставить эту квартиру за нами, потому что мы уже и так наездились. Ему разрешили. Мебель, вещи остались здесь. За квартиру мы, конечно, платили. Повезла я с собой Галину дочку, Витусеньку, ей было два года. Она с нами жила, потому что Галина все время разъезжала с цирком».

Да, недаром толкуют в народе: маленькие детки — маленькие бедки. Добродушному Леониду Ильичу довелось прожить всю свою долгую жизнь, подтверждая правильность этой поговорки…

Меж тем дела на целине разворачивались быстро и круто. Нетерпеливый Хрущев торопил казахстанских руководителей, а те старались изо всех сил. 5 февраля 1954 года в Алма-Ате пленум ЦК компартии Казахстана утвердил прилетевших из Москвы Пономаренко и Брежнева в их новых должностях. Одновременно, по вздорному капризу Хрущева, деятельность прежних руководителей республики по сельскому хозяйству была почему-то признана неудовлетворительной (впрочем, новые хозяева против прежних кадров никаких гонений не проводили).

О целинной эпопее, которая была действительно героическим свершением советского народа, написано у нас очень много. К сожалению, это преимущественно расплывчатые сочинения журналистов-беллетристов или слащавые, составленные для начальства воспоминания. К этому же роду относятся и мемуары самого Брежнева, написанные льстивыми литзаписчиками. Вот один лишь образчик такого рода «художественных» описаний: «С утра раскаленное солнце начинало свою опустошительную работу, медленно плыло в белесом, выцветшем небе, излучая нестерпимый зной, а к вечеру малиново-красное, тонуло в мутной дымке за горизонтом. И снова, почти не дав роздыха, вставало на следующий день, продолжая жечь все живое. И так неделя за неделей, месяц за месяцем… 1955 год называли «годом отчаяния» на целине…»