Уругуру - Алексей Санаев

– Сео! – приветствовал я всю сходку на местном языке, обгоняя нашего конвоира и подходя к тогуна.

Оливье и Жан-Мари благодарно улыбнулись, увидев нас.

– Сео, – растерянно отозвались старейшины, прекращая разговор с Оливье.

Промолчал лишь один человек – пожилой негр с седой бородой, восседавший на почтительном расстоянии от своих приятелей. Он с интересом оглядел каждого из нас по очереди. Я сделал вывод, что это и есть вождь селения.

– На сео, – заявил я, встав прямо рядом с тогуна. Амани присела рядом с Жаном-Мари на корточки, положив на камень штатив.

– Брефо э, – посыпались вразнобой слова благодарности за пожелание здоровья.

Вождь снова не раскрыл рта.

– Сео ма, – обратился я непосредственно к нему, и он недовольно посмотрел на меня из-под своих пушистых седых бровей.

Посмотрел – и вдруг тоже произнес еле слышно:

– Брефо...

Все-таки сказал спасибо! Очевидно, не здороваться было бы с его стороны совсем невежливо, даже если собеседник – бледнолицая тварь типа меня.

Почувствовав, что я тем самым одержал первую маленькую моральную победу, я с торжествующим видом оглядел своих спутников. Мне стало понятно, что в предстоящей беседе не будет место европейской по-литкорректности, а следовательно, вести ее должен только русский человек.

– Орехи, – чуть слышно сказал я Амани по-русски, и она с готовностью протянула мне пакет орехов кола, которые я принялся в полном молчании раздавать присутствующим.

Из старейшин не отказался никто, даже старый вождь взял пару штук и засунул себе куда-то за пазуху. Окружившие площадь люди наблюдали за мной, как за быстро бегущим экзотическим насекомым, а дети, как и всегда после начала любого представления, открыли рты и перестали голосить. На площади Номбори наступила тишина, и я чувствовал себя как солист передвижного кружка иллюзионистов. Оставалось только провозгласить: «А теперь, дамы и господа, прошу из зала бесстрашного добровольца!»

Но вместо этой беспроигрышной фразы я уселся на какой-то камень в центре площади и сказал по-французски:

– Спасибо за то, что вы позволили нам провести время здесь в Номбори. У нас на родине хорошо известны традиции гостеприимства догонов.

Я не смотрел на своих коллег, уверенный, что они по достоинству оценили этот заход. Мне была интересна реакция старейшин и их вождя, которые, судя по всему, впервые слышали о традициях своего собственного гостеприимства. В эту минуту мне уже было абсолютно понятно: предстоит дискуссия. И мне хотелось провести ее с достойным противником. В своем умении полемизировать я ничуть не сомневался.

Старый вождь пожевал губами, но ничего не сказал. Вместо него в разговор вступил старичок посвежее, с глубоким шрамом через всю голову и живыми умными глазами.

– Мы никогда не приглашали вас сюда, – сказал он, к моему облегчению, по-французски. – Мы дали вам ночлег, мы ждали, что вы уйдете, как уходят все белые туристы. Мы не звали вас в наши дома и наши святилища. Почему вы беспокоите нас?

Я что-то не мог припомнить, чтобы мы совались в дома или святилища в этой деревне. Мы просто не успели бы этого сделать – в деревне мы провели всего несколько суток. Я с ужасом представил себе, что Жан-Мари в погоне за очередной неизвестной науке лягушкой вломился в частный дом и нарушил какое-нибудь жуткое табу.

– Мы не туристы, – произнес я вполне твердо. Именно таким тоном, должно быть, отвечали в начале девятнадцатого столетия первые англиканские миссионеры, прежде чем взойти на свой костер. – Мы исследователи, ученые. Мы приехали из Европы изучать великую культуру народа догонов, ваше прошлое, ваши обычаи и ваш язык.

Группа старейшин загудела, прямо как на вечерних телевизионных шоу. Но софиты направлены лишь на главных героев, они не выхватывают из тьмы аудиторию с ее реакцией на происходящее.

– Зачем вы хотите изучить наш язык, проникнуть в наши тайны? – спросил, насупившись, старик со шрамом.

– Мы напишем книги, после которых о ваших богах и героях, о великих деяниях ваших предков узнает весь мир!

К этому моменту я уже приобрел благородно-торжественный вид и жалел, что не могу обернуться в какую-нибудь тогу, отороченную бобром. Шорты и мокасины с образом пророка-чревовещателя явно не гармонировали.

– Люди со всего мира приедут сюда воровать наши секреты, – возразил мне старейшина, которого я прозвал про себя Шрамом. – Мы потеряем покой и потеряем наше знание.

– Нет. Люди приедут почтительно слушать вас и учиться у вас, точно так же, как приехали сюда мы.

– Они принесут сюда пороки. Всякий чужеземец приносит с собой пороки своей страны, мы видели уже много таких.

– Но ведь вы сумели победить их? – возразил я. – Вы сумеете оградить своих людей от пороков, как сумели до сих пор. А новые люди принесут вам деньги и товары.

Грубая лесть пришлась по вкусу старейшинам и особенно публике по периметру ринга. Упоминание о славном прошлом всегда хорошо действует на людей всех национальностей. Русские, кстати, тоже не являются исключением.

Но с товарами и деньгами я ошибся: не следовало упоминать материальную сторону вопросу. Обычная для человечества ханжеская реакция типа «у нас все есть, нам ничего не надо» – самый распространенный контраргумент на любое упоминание этого рода.

– Мы не будем менять свое Сокровенное Знание ни на деньги, ни на товары, – ответил Шрам, и вождь, как я заметил, слегка улыбнулся в ответ на мою риторическую ошибку.

Я пожал плечами. Полемика начинала меня забавлять.

– Так как ваше Сокровенное Знание – истинно, его не стыдно раскрыть людям. Наоборот, почетно.

Догон отрицательно покачал головой.

– Но если вы будете обладать им, – возразил он, – вы будете столь же сильными, как и мы. Зачем же нам передавать вам свою силу?

– Вы сможете стать во много крат сильнее, так как взамен получите знание тубабов{ Тубаб – белый человек.}.

Старейшины усмехнулись. На излете жизни знание тубабов им было явно ни к чему, зато более молодой аудитории вокруг арены эти слова явно понравились.

– Тубаб не сможет нам дать того, чего мы не знаем сами, – заявил мой собеседник после минуты раздумий.

Я тоже не спешил. Чувствуя, как внимание всей деревни концентрируется на моем лице, я не спеша обвел взглядом всех присутствующих, выразительно заглядывая в глаза каждому. У меня даже мелькнула мысль, что, если я сейчас завою гиеной или закричу как птица Балако, свирепо вращая глазами, все собравшиеся в ужасе разбегутся. А я буду вслед им хохотать и дико икать, преследуя отстающих и демонстрируя победу над ними их же оружием. Но вместо этого я сохранил кроткое лицо проповедника-адвентиста и продолжил в тон дискуссии:

– Да, тубаб не умеет общаться с богами. Но зато тубаб изобрел огонь, высекаемый одним движением руки, машины, способные приносить людям воду, научился летать по воздуху и вызывать хорошую погоду.

– У нас есть огонь, – нашелся старейшина. – У нас есть женщины, которые приносят нам воду, что же они делали бы, если бы этим занялись ваши машины? А летать по воздуху научились еще теллемы, а вовсе не тубабы. Значит, теллемы были могущественнее вас.

– Почему же тогда теллемы умерли? – задал я тот самый вопрос, за ответом на который я приехал в эту страну.

Я почувствовал, как напряглись мои спутники. Амани зашуршала сумкой: в ней был спрятан мощный портативный диктофон.

Старцы тоже зашевелили бородами. Похоже, разговор перемещался в запретную для нас область.

– Их знание живет с нами и передается от отца к сыну, – схитрил ушлый догон.

– Но ведь вы не можете летать.

– Можем, если захотим. Мы не видим надобности.

– Как? Разве ваши люди не хотят проникнуть в тайны неба?

Я посмотрел на стремительно розовеющее небо, в западной части которого за дюны стремительно опускалось солнце. Мне лично хотелось бы проникнуть в его тайны.

Старик со шрамом не смутился:

– Мы знаем, из чего состоит небо, мы видим его так, как никогда не сможет увидеть белый.

– Но вы не были там! А мы бываем регулярно.

Я обвел взглядом зашумевших жителей Номбори и злорадно добавил:

– Не далее чем две недели назад мы прилетели сюда по небу на самолете – огромной стальной птице.

Я взглянул на Жана-Мари, который при слове «птица» чуть встрепенулся. Судя по всему, сегодня он так и не нашел следов жизнедеятельности таинственного пернатого Балако.

– Нам незачем летать по небу, – заявил мой оппонент. – Мы знаем о нем все. Мы знаем прошлое, настоящее и будущее. – Старикан явно начинал заводиться, что было хорошим знаком.

У меня появилась надежда, что умрет он раньше, чем выиграет этот спор.

– Но есть вещи, которые вы не знаете о будущем, – снисходительно заметил я.

– Мы знаем все.

– Но ведь даже теллемы не знали своего будущего, как же можете знать его вы, догоны?

– Теллемы тоже знали все.