Без Любви - Б. Седов

И Арцыбашев не стал юморить. Даже подходить первым не стал. И взгляд отвел в сторону. Остановился, достал сигареты, начал прикуривать. Поверх зажигалки поглядывал на коллегу. Отвернется? Сухо кивнет? Пройдет мимо, словно они не знакомы? Любой из вариантов был вероятен. Сам Арцыбашев, доведись им поменяться местами, вряд ли стал бы демонстрировать дружеские чувства на глазах десятка посторонних людей, каждый из которых мог оказаться стукачом.

Мирзоев подошел, издалека протягивая для пожатия руку.

- Здравствуй, дорогой!

- Привет! - Арцыбашев, наконец, прикурил. Сквозь дым, прищурившись, оценил внешний вид капитана: - Хорошо выглядишь, Фархад!

Мирзоев, и правда, был подтянут, свежевыбрит, благоухал одеколоном. Белоснежные зубы контрастировали с загорелой кожей и черной ниточкой усов. Мундир сидел как влитой, ботинки сияли. Трудно было представить, что месяц назад он ползал по горам в пропахшей порохом и потом "афганке".

- Спасибо. А вот ты, похоже, не спал.

- Да уж. Слыхал, наверное?

- Слышал. У нас об этом много говорят. Между прочим, я включен в комиссию.

- Вот как?

- Но только со вчерашнего дня, вместо одного заболевшего. Так что пока тебе ничем помочь не могу. Но, клянусь, сделаю все, что в моих силах.

Если Тохтамбашев любил подчеркнуть свое бедное происхождение, то Мирзоев крайне неохотно распространялся о родственниках, многие из которых занимали в республике ответственные посты. И он, наверное, мог бы неплохо пристроиться. Как минимум, на место, аналогичное тохтамбашевскому. А он предпочел воевать и только сейчас сменил полевые условия на кабинет. Шайтан его знает, почему так!

- Извини, мне надо бежать, - Мирзоев крепко сжал Арцыбашеву локоть. - Не дрейфь!

- Угу. Увидимся…

Заседание комиссии было назначено на четырнадцать, но Арцыбашева пригласили зайти только в половине четвертого. Полтора часа он томился в коридоре под дверью, не рискуя отойти покурить или промочить горло. Как ни успокаивал он себя, а воображение рисовало картины одна мрачнее другой. И даже Мирзоев, который ободряюще подмигивал ему всякий раз, когда выскакивал из кабинета, чтобы умчаться на другой конец коридора и притащить из архива или секретной части какие-то материалы, уверенности не прибавлял.

Что удивляло - Арцыбашев ждал экзекуции в одиночестве. То есть мимо него сновали какие-то незнакомые офицеры, и на стульях по обе стороны от него кто-то сидел, но ни одной знакомой физиономии не попадалось. Конечно, с большей частью свидетелей комиссия уже поработала, но вряд ли именно его, Арцыбашева, приберегли на десерт. А если это именно так, то дело швах. Тогда получается, что комиссия расковыряла больше, чем он ожидал. И неспроста изучают какие-то документы прежде, чем его допросить.

Наконец дверь отворилась, и незнакомый лейтенант велел зайти.

За исключением Фархада Мирзоева, скромно сидевшего за крайним столом, все остальные члены комиссии также не были знакомы Арцыбашеву.

Он ожидал, что их будет больше. А оказалось, всего пять человек. Помимо Фархада и белобрысого лейтенанта, в обязанности которого входило ведение протокола, присутствовали два майора и подполковник. По внешнему виду майоров можно было свободно сказать, что один является боевым офицером, а другой пошел по политической части и не в окопах линию ЦК проповедует, а отирается близ начальства. Они сидели за одним столом, отодвинувшись каждый на свой угол, а взгляды, которыми они периодически окатывали друг друга, красноречиво свидетельствовали, что консенсуса им никогда не достигнуть.

Желчный худой подполковник, в рубашке с расстегнутым воротом и закатанными рукавами, курил у окна. Он и начал допрос, не дав Арцыбашеву даже возможности представиться по всей форме и не предложив сесть.

- Расскажите нам, Вадим Валентинович, что вам известно об обстоятельствах гибели майора Студеного.

Спросил - и отвернулся к окну, перегнал беломорину из одного угла рта в другой, ссутулился, сунув руки в брючные карманы.

Арцыбашев прокашлялся и выдал заготовленный текст:

- Последний раз его видели живым в двадцать два тридцать. Проверив несение службы дежурным по части, он удалился к себе. Перед этим приказал разбудить его в семь часов. В шесть пятьдесят пять дежурный отправил к Студеному сержанта Попова. Тот вернулся через семь минут, доложил, что Студеный на стук в дверь не отвечает. Дежурный снова отправил Попова. Поскольку тот долго не возвращался, в семь часов десять минут дежурный отправил прапорщика Зверева разобраться в ситуации. Зверев, прибыв на место, обнаружил, что дверь не заперта…

- А обычно он ее запирал?

- Когда как.

- С чем это связано?

- Не могу знать.

- Будьте проще, майор, - подполковник развернулся. - Ни для кого не секрет, что Студеный в последнее время крепко закладывал за воротник. Вот и запирался он, когда нажраться хотелось!

- Не могу знать. - Арцыбашев неотрывно смотрел на портрет Михаила Сергеевича, прикрепленный к стене.

Желчный подполковник досадливо скривился и затушил папиросу в маленькой баночке на подоконнике:

- Ладно, что у вас дальше?

- Прапорщик Зверев вошел и обнаружил труп комбата Студеного…

Сам Арцыбашев был на месте происшествия в семь двадцать пять.

Студеный лежал грудью на столе. В правой руке был намертво зажат пистолет. В магазине не хватало одного патрона. Гильзу долго искали. Нашли под кроватью, куда она сама улететь, вроде бы, не могла. Решили, что ее туда нечаянно отбросил ногой прапор Зверев - единственный, кто подходил к телу до прибытия командования батальона. Прапор, конечно, божился, что ходил аккуратно и латунный цилиндрик зафутболить не мог, но ему не поверили.

Входное отверстие было в груди, напротив сердца. Выходное - почти сбоку, ниже левой лопатки. Получалось, что комбат стрелял, приставив пистолет к телу, под углом в сорок пять градусов, сверху-вниз-налево.

- Странно как-то, - заметил Арцыбашеву "энша". - Обычно в рот там, или в висок… Надежнее! А так вот целить - гарантии нет.

Арцыбашев пожал плечами и продолжил осмотр.

На столе были бутылка со спиртом, стакан, лимонад, подсохший хлеб с кольцами вялого лука. Лежали фотографии жены и сына, множество мелких клочков рваной бумаги с рукописными строчками, очевидно - писем.

- Последнее он сегодня днем получил, - вспомнил начштаба. - От жены, кажется. Надо расспросить почтальона.

- Почтальон ни при чем, - возразил замполит, который как вошел, так и встал посреди комнаты, сложив за спиной руки, ни к чему не притрагиваясь и не сходя с места. - Письмо ему передал Фонарев. Он ведь тоже пермский, из отпуска сегодня приехал.

Батальонный медик заключил, что смерть наступила часов пять-семь назад.

- То есть около нуля, - быстро подсчитал начальник штаба. - Все сходится!

- Что именно? - Арцыбашев разглядывал фотографии. Миловидная женщина с завитыми светлыми волосами - Антонина. И парень лет восемнадцати в костюме из джинсы-варенки, плечистый, с нагловатым выражением лица. Глаза и нос - в точности, как у отца.

- В половине одиннадцатого он из штаба ушел. И сразу к себе. Пока то, пока се, пока довел себя до кондиции - вот и прошло часа полтора-два. Сходится! У него ведь неприятности дома…

- Я в курсе.

- …Вот нервы и отказали. Черт! Какой был мужик!

Очередной вопрос подполковника вернул Арцыбашева к действительности.

- Какие ваши личные соображения о причинах случившегося, майор?

- Семейные неприятности и общая депрессия…

Роковое письмо удалось восстановить. Сложили кусочки, получили страницу без нескольких фрагментов, которые, впрочем, легко домысливались. Читали втроем: начштаба, Арцыбашев и замполит.

- Дура какая! - выругался последний, когда ознакомились с текстом. - Ну как можно такое писать? А еще цензуру ругают! Она бы такого не пропустила. Ну, ничего, я Фонареву холку намылю. Контрабандист хренов, мать его за ногу!

Антонина сообщала комбату, что сына Владимира третьего дня посадили. Сначала он был в КПЗ, и была надежда, что выпустят. По крайней мере, следователь обещал, что не будет настаивать на аресте. Но или обманул, или с прокурором общего языка не нашел, и Володю отправили в следственный изолятор. Целый ворох статей: вымогательство, грабежи, кражи… Это все компания виновата, рыжий с пятого этажа и одноклассник Сережа сбили его с панталыку. Антонину состыковали с опытным адвокатом, тот подписался, но сразу предупредил, что на мягкий разговор рассчитывать не приходится. "Вымогательство" - статья крайне редкая, чуть ли не первый случай ее применения в городе, и партийные органы, обеспокоенные ухудшением криминогенной обстановки, наверняка будут требовать показательного процесса. А все преступление-то и заключалось в том, что с кооператоров, которые у вокзала ларьков понаставили, червонцы сшибали. Просто шалость мальчишеская, хулиганство простое! А они - вымогательство, рэкет. Еще и занятия каратэ приплели, дескать, с секции все началось. Тренер, кстати, звонил, обещал Володе помочь, но только в том случае, если он поведет себя правильно. В чем должна заключаться Володина правота, Антонина не поняла, но попросила адвоката, чтобы он передал сыну эти слова…