Вверх тормашками в наоборот - Ева Ночь

  - Это ткачики. Успокойся.

  - Какие, на хрен, ткачики! Паучищи! С меня ростом! Ржавые бочки на мохнатых лапах!

  Мила подозрительно хрюкнула и уткнулась Геллану в бок. Как я давеча возле разноносых сорокош. Я повела выпученными глазами в сторону Милы. Она беззвучно тряслась. И всем было понятно, что не от страха. Это меня остудило.

  - Ладно. Руки отпусти. - скомандовала я и мотнула головой так, что коса хлестнула не пойми куда, но по этой сладкой парочке - братцу и сестрице.

  Геллан тут же разжал пальцы.

  - А теперь прекратили ржать и объяснили.

  - Ткачики - строители. Это они делают дома. Если совсем просто, ткачики пережёвывают мейхон и выплёвывают его. Сам по себе мейхон - каменная порода, руда бесполезная. Не смешивается ни с водой, ни с другими жидкостями, не поддаётся колдовству. Только слюна ткачиков связывает частицы и превращает в прочный строительный материал.

  - Они что, жрут его? - недоверчиво спросила я и покосилась в сторону камней.

  - Нет. - Геллан улыбался. Вот же лучезарный, блин. - Они питаются живностью, плотоядные. А это... их работа. Мы одомашниваем ткачиков, как диких коров, например. Или лошадей. Полностью в неволе, как коровы, например, они жить не могут. Бродят по горам, питаются. Им нужна живая пища, и не так-то просто ловить такое количество зверьков и мух, сколько они сжирают за день.

  - Что за блажь жевать этот ваш мейхон. Какой им с этого прок?

  - Часть слюны с мейхоном они заглатывают. Без этого пища не переваривается. Приятное с полезным. - Геллан пожал плечами. - Кроме того, им нравится строить. В горах лепят норы, где зимуют и спят до весны. Меданы нащупали связь с ткачиками и направляют их страсть, насколько могут, в нужное русло. Ткачики... добряки...

  - Ничёсе добряки, - пробормотала я, вздрогнув. - Надеюсь, людей эти плотоядные гады не употребляют?

  - Н-н-нет, - тихо сказала Мила. Блин, да она вся светилась прям. Улыбка, щёки розовые, зубы сверкают. - Д-добрые, л-ласковые.

  - К сожалению, слушаются не так хорошо, как хотелось бы, трусливы, пугаются и сбегают. И дохнут, как бучки-однодневки.

  - Вот зараза, - огорчилась я. - А я визжала, как сирена. Небось разбежались.

  Геллан опять посмотрел на меня, как на тяжелобольную.

  - Ты не понимаешь или ещё не привыкла?

  Мне опять захотелось двинуть его под коленку. Или ещё куда. Не думала ни разу, что такая драчливая.

  Мила осторожно взяла меня за руку, пока я сверлила глазами в её братце пулевые отверстия. Пришлось оторваться от этого важного занятия и посмотреть, чего она хочет. Мила указывала другой рукой на каменную гряду. Я обернулась.

  Блин. Они стояли там, целых три штуки. Выглядывали застенчиво одним глазом из-за валунов. Как вам сказать?.. Вот представьте громадных пауков какого-то ржаво-коричневого цвета. Со жвалами там, мохнатыми членистыми лапами, гладким круглым брюшком размером с шар земной, блестящим, как сталь, и огромными круглыми глазами. На вид - страшно и отталкивающе. А если присмотреться - глаза какие-то... любопытные, как у малышей, - во!

  Я так и не поняла, как побрела к камням. Будто под гипнозом. Не помнила ни про Геллана, ни про Милу. Только эти глаза малышовские. И... что-то такое заворочалось внутри, мягкое, доброе, навроде щекотки. Убейте меня - не пойму как, - но я протянула руку и погладила одну огромную башку прямо возле глаза!

  Щекотка разлилась по телу сильнее, в голове закрутились шарики пуховые. Я прикрыла глаза и увидела три ярко-оранжевые верёвки. Я чувствовала их и... понимала, что ли...

  Меня проняло так, что слёзы брызнули прямо из-под ресниц. Верёвки двигались, пока не встали рядом друг с другом. С трудом разлепила глаза: так и есть, стоят три огромных ткачика, как на линейке возле школы.

  - Ну, и что мы здесь стоим? - спросила я лишь бы что-то сказать. - Работать будем или глазки друг другу строить?

  Вот чёрт. Они застучали жвалами, а если бы могли, наверное, головой закивали. Затем развернулись и помчались к дому недостроенному. Я поволоклась следом.

  Я поняла, почему дома лепились абы где. Ткачики неподалёку от домика находили мейхон - нюхом, видать, чувствовали, ковыряли, как бульдозеры, кратер. Набивали рот (или что там у них) этой коричнево-рыжей дрянью, затем, похрустывая, жевали и поплёвывали. Так вырастали эти кособочные сморчки-здания. Вот интересно: как они стену и замок отбабахали? Я б не сказала, что замок кривой или забор до небес косой. Но об этом можно потом Геллана расспросить.

  - Они её слушаются, да, Геллан? Эти ленивые твари её понимают?..

  Оказывается, разноцветные меданы тут как тут. Оттанцевали. Откуда и как появились - непонятно. Мы-то на лошадях, а они как?.. Видать, на мётлах прилетели, хотя веников вокруг не видно. И опять этот дурацкий разговор обо мне не со мной.

  - Эй, вы, курицы крашеные! Меня зовут Дара. И если хотите о чём-то спросить, спрашивайте. Я разговаривать умею не хуже Геллана. А может, даже лучше.

  - Эт какие-такие курицы?! - встрепенулись тётки. - Эт какие-такие крашеные?!

  И тут я вспомнила любимый папин фильм про любовь и голубей:

  " - Ах ты, сучка крашена!

   - Почему же крашеная, это мой натуральный цвет!"

  Я ржала до слёз, с наслаждением, громко-громко, упиваясь слабым эхом. Геллан сдавленно кашлял. Мила тряслась сзади, уткнувшись в мою спину. Тётки поначалу злились и вращали глазами, а потом, заразившись, начали хохотать. Такие они красивые, когда смеются...

  - Не крашеные мы, - отдуваясь, простонала Ивайя.

  - Это... наш... натуральный цвет! - прорыдала Бирюзовая.

  Вот заразы, и они в мозгах ковыряются! Что с ведьм возьмёшь?..

  - Ладно, принято. Это все ткачики? - поинтересовалась я.

  Меданы скисли.

  - Да нет. Ещё парочка немного дальше трудится. И ещё четверо иногда забегают. Один уже болен.

  Я кивнула и задумалась. Кое-что влезло мне в башку. Нужно проверить теорию. А вдруг у меня получится?..

  Глава 19

  Спасение ткачика. Геллан

  Она всё же воин. Не пасует, не сдаётся, быстро встаёт на ноги, если падает. Готова дать отпор и возглавить войско. Интересно, появись она во времена властвования Пора... Смогла бы устоять и не превратиться просто в слабую девочку, напуганную до смерти?..

  Он крепко сжимает челюсти. Лучше не думать об этом мерзком гайдане. Не надо дразнить Обирайну. Пора нет, а последствия его жизни ещё долго будут бродить бесплотными тенями по этим землям.

  Он смотрит, как она расхаживает возле ткачиков, прикидывает что-то, хмурится, настраивается. Ему не хочется влезать, хотя чувствует её намного лучше и любопытно послушать, какие мысли выстраиваются в этой голове, но сейчас не надо мешать, вмешиваться, сбивать... Она и так уже понимает, что мысли здесь - нечто общее, если звучат чётко, эмоционально, громко...