Вверх тормашками в наоборот - Ева Ночь

  - Ну тогда что за вопросы? Откуда мне знать, почему они сбежались. Эка невидаль. Да коты что хотят, то и делают, гуляют сами по себе и ластятся к кому хотят.

  Я отряхнула платье.

  - Но не сорокоши, - повторил кто-то с маниакальной настойчивостью.

  Выяснять что-то именно сейчас не имело смысла. Лучше расспросить потихоньку Геллана или Иранну.

  - Вы как хотите, а я иду краску испытывать, - сказала я, подошла к меданам, двинула плечом ту, что стояла на моём пути и, разорвав круг, пошла в сторону, откуда ведьмы примчались. Иранна, Геллан и Мила шагали рядом. Естественно. Ведьмы пошушукались и отправились вслед, держась на расстоянии.

  - Может, кто-нибудь расскажет, в чем дело, - процедила я сквозь зубы.

  - Эти сорокоши принадлежат ведьмам, - сказал Геллан.

  - Это я уже слышала. В чём подвох?

  - Да ни в чём, Дара. Они... только их и ничьи другие. Почти у каждой ведьмы есть сорокоша, с носом под цвет волос. Нельзя купить, выбрать, подарить, выменять. Сорокоша сама находит свою хозяйку и остаётся с нею на всю отмеренную жизнь. Они... как бы единое целое. Как рука или сердце в груди. Поэтому меданы так отреагировали. Каково это, когда твоё сердце уходит к другому и почему-то готово выцарапать глаза?.. Они ведь сделали бы это, сунься кто из медан к тебе. Вначале мерцатель, потом лошади, сейчас сорокоши... Ты притягиваешь животных.

  Я пожала плечами.

  - Как много интересного можно узнать о себе, оказывается. Дома я не блистала подобными талантами.

  - Это как раз то, о чём я говорил, - с нажимом сказал Геллан. - Мы пришли. Думаю, и эти жвачные твари будут тебе рады.

  Жвачные твари встретили нас равнодушно, не подозревая, что произвели впечатление. Представьте себе огромный загон под открытым небом, чистенький такой, на четыре части поделенный. Коровы - рядами, как лошади в стойлах. У каждой - своя кормушка. Не знаю, как они живут-поживают здесь круглый год, но комфорт у них - позавидовать можно. Две секции загона пустуют.

  - Коровы пасутся на лугах. Здесь только готовые шкуры сбросить или подготовленные к покраске. Пустующие места - для молочных и мясных. Появятся к вечеру на дойку и отдых. - Геллан отвечал на мои невысказанные вопросы. Ковыряется в мозгах, видать, паршивец, но я выкобениваться не стала: рассказывает нужное - и ладно.

  В общем, вы не поверите: их коровы шкуры сбрасывают, как змеи. Лохматые справа - шубные. Из них шубы шьют. Всяких сортов, на выбор: есть как овцы с кудряшками, есть как козы с волнистым шёлком в пол, есть похожие шубкой на норок - я впечатлилась, ага! А слева - картинная галерея: коровы в горошек и полосочку, цветочек и узоры завитушчатые, красные, синие - всяко-разно однотонные, а есть и впрямь картины, как в музее, только не в рамках, а на живых коровах. В общем, вовремя поймать челюсть я не смогла: она упала от впечатлений до земли.

  - В дикой природе коровы встречаются разные - и с мехом, и без меха, и ценности без заботливого волшебства медан в них - на деревянный грош. - продолжал Геллан лекцию. - Магия медан как раз в этом: превращать обычных животных, растения, иногда камни во что-то ценное, продуктивное, приносящее пользу. У каждого поселения - свои секреты, породы, культуры и сорта, которые практически невозможно повторить колдовством. Только приобрести и разводить естественным путём.

  - А-а-а-а, - протянула я со смешком, - так они селекционеры!

  - Геллан, это новое ругательство? - меданы следовали по пятам.

  Обожаю, когда делают вид, что я стена. По ходу, они решили все вопросы, связанные со мной, выспрашивать у Геллана. Ну ладно, я им ещё покажу...

  Пока я ломала голову, что я "покажу" этим тёткам в цветовой гамме "вырви глаз", как говорит моя ма, когда видит аляповатые, в ярких тонах тряпки, Геллан продолжал рассказывать:

  - Коров разводят нескольких видов: мясные, молочные, шубные и шкурные. Как и многие животные на Зеоссе, коровы сбрасывают шкуру. В природе она сходит кусками, а здесь мы помогаем им освободиться как можно аккуратнее, чтобы потом использовать шкуры для пошивки одежды. Как только мездра начинает отслойку, делаются аккуратные разрезы - и шкура сходит пластом, почти без повреждения. Шкурные коровы одноцветны, коричневых тонов, очень редко - черные. Поэтому используют покраску или разрисовку, чтобы получить что-то такое красивое, необычное, интересное. Меданы-художницы, а часто и их мужья, склонные к творчеству, наносят ручные или штампованные узоры, рисуют картины или просто окрашивают в другие цвета.

  Мда, ему бы лекции читать перед аудиторией. Профессор. Я даже не думала, что он способен говорить так много и складно.

  - На одной из коров мы и испробуем радужную краску Милы.

  - Прям на корове? - я даже подпрыгнула. - А не проще дождаться, пока они шкуры сбросят, а потом рисовать?

  - Краска на сброшенной шкуре не держится, - подала голос Иранна. - Только в тёплую живую плоть хорошо въедаются красители и держатся, можно сказать, вечно, пока одежда не сносится.

  Становилось ещё интереснее. С красками оказалось тоже не всё просто, та ещё песня с припевом: они плясали с бубнами, извлекая их из растений, шаманили, смешивали, испытывали - целая наука колдовская. Насколько я поняла, никаких тебе химий, вонючих смесей, олифы и прочих мерзостей, существующих у нас. Всё натуральное, блин. Бабуле б моей понравилось.

  - Попробуешь? - Иранна обратилась к Миле. Та покраснела и кивнула в ответ.

  Меданы аж пританцовывали от нетерпения. Миле вручили широкую кисть с упругим, почти негнущимся ворсом, похожую больше на скребок. Краску из миски вылили в прямоугольную ёмкость.

  Коровка цвета кофе с молоком стояла спокойно, задумчиво пережевывая траву. Глаза томные, философские. Она ткнулась безрогим лбом в моё плечо: то ли боднула, то ли симпатию высказала. Геллан, я так понимаю, думал о втором, а я склонялась к мысли, что коровушка хотела меня с ног свалить, но своими наблюдениями Геллана огорчать не стала.

  Мила зачерпнула скребком краску и осторожно провела по коровьему боку. Животное вывернуло шею, наблюдая за процессом, но возмущаться не стало, терпело насилие кисти над шкурой.

  Краска легла неровно, рваными мазками, но Мила старалась: это был её первый опыт, да и дело вовсе не в навыке, а ритуале. Девчонка маленькая, руки слабые... Она понимала, что этот мазок - аванс, дань её авторству, поэтому беспомощно оглянулась.

  Тут же подскочила бирюзовая ведьмочка, аккуратно кисть из Милиных пальцев изъяла и пошла, пошуровала, как песню запела. Я залюбовалась. Глаз не могла отвести. От этих плавно движущихся рук, текущих, как вода, от широких уверенных мазков, что легли ровно, гладко, впитались, как масло ...