Клиника Сперанского - Дмитрий Баюшев

   - Это Кислов. Готов подписать договор.

   - Какой Кислов? - не понял поначалу Фадеев, но тут же поправился: - А-а, Игорек. Извини, друг. В Пензе Кисловых развелось, как блох на собаке. Гы-гы, это тебя не касается. Созрел, значит?

   - Да, - твердо ответил Кислов. - Зачем, думаю, неделю ждать?

   - Это верно. Андрюху отозвал?

   - Не могу найти, - соврал Кислов.

   - А чего искать-то? - лениво произнес Фадеев. - Попроси Уханова, и всего делов.

   Всё, сволочь, знает.

   - Ладно, - сказал Кислов. - Что за паренек этот Роман?

   - Сын полка, - ответил Фадеев. - Так, стало быть, договор. Ага. Завтра в полдень жди...

   Уханов приволокся в начале девятого с каким-то невзрачным серенько одетым типом лет сорока. Поставил в кухне на просушку мокрый зонт, принялся хозяйничать с продовольственными припасами, перенося салаты, грибы, мясную и рыбные нарезки в столовую. Деловой такой, даже не познакомил типа с Новиковым. А тот, в смысле тип, молчун такой, и рад, сел себе в кресло, врубил торшер и принялся листать прошлогодний "Плэйбой". Пяток этих журналов валялись на журнальном столике как раз для таких вот молчунов.

   Новиков в свою очередь расставил тарелки, стопочки, фужеры, разложил ножи, вилки, нарезал хлеба - всё, вроде бы, при деле. В один из моментов поймал вдруг на себе взгляд незнакомого гостя - тот его, похоже, изучал.

   Выйдя на кухню, Новиков сказал хлопочущему со съестным Уханову:

   - Это что, нынче так модно - не знакомить?

   - Как, вы его не знаете? - удивился Уханов. - Это же Редутов, известный астролог. Я намеренно не познакомил, пусть вас исследует своими хитрыми методами.

   - Что меня исследовать? - проворчал Новиков. - Я же не лошадь Пржевальского. Лошади, может, и всё равно, а мне неприятно. Могу в рыло дать, хоть он и Редутов.

   - Ишь, распетушился, - усмехнулся Уханов. - Пойдемте, познакомлю, коль вам неприятно.

   Редутов оказался славным малым, больше не пялился, видать - нужную информацию набрал, помалкивал, улыбался. Но когда, после того, как все насытились, Уханов попросил его поделиться соображениями по поводу будущего Андрея, он напустил на себя туману и принялся говорить медленно, нараспев, глядя прямо перед собой, точно читал невидимую книгу.

   - Очень скоро смените обстановку, - сказал Редутов. - Упадете на дно, будете убивать. У вас будет много денег, не транжирьте их, положите на вклад. Придется постараться, чтобы вас не узнали знакомые, но при неудачном раскладе эта смена обстановки может означать печальное - вы погибнете. Нужно быть осторожным при обращении с автотранспортом. Вас может покусать собака и сбить лошадь.

   - Пржевальского? - уточнил Новиков.

   - Серьезнее, Андрей Петрович, - сказал Уханов. - Мотайте на ус, может пригодиться.

   - У вас будут враги, - продолжал Редутов. - Но главный ваш враг в инвалидной коляске. Поскольку он инвалид, он очень злобен.

   Редутов замолчал, вчитываясь в невидимую книгу, и буднично сказал:

   - Одним словом, Андрей Петрович, при разумной осторожности ничего плохого с вами не случится.

   "Это я и без тебя знаю, умник", - подумал Новиков, вслух же произнес:

   - А поконкретнее нельзя? Моим племяшкам ваши коллеги нагадали, что одна замуж выйдет в 23, а другая в 27, но может и в 32. Одна должна родить великана в полпуда весом, другая уехать за границу и встретить там принца. Так вот, первая в 23 уехала за границу и вышла замуж за великана, но не родила, а сбежала назад. У второй с заграницей напряженка и с принцем полный отлуп. Я в том смысле, что нельзя ли поконкретнее: в каком году и желательно месяце я сменю обстановку, когда точно меня собьет лошадь и по какой улице Москвы мне не ходить, чтобы меня не переехал на коляске злобный инвалид?

   - Вы непременно хотите, чтобы я вас напугал? - участливо спросил Редутов. - Извольте.

   Вынул из нагрудного кармашка лист бумаги, развернул, положил на свободное место поближе к Новикову.

   - Гороскоп, что ли? - спросил Новиков.

   - Именно, - ответил Редутов. - Ваш гороскоп по вашим паспортным данным. Поскольку точное время рождения мне неизвестно, пришлось это время экстраполировать с помощью таблицы эфемерид. Вы родились в полчетвертого ночи. Верно?

   - Верно, - отозвался Новиков, чувствуя, что сейчас его будут околпачивать, так как в этих натальных гороскопах он, спец по горно-водолазному делу, ни тпру, ни ну, ни кукареку.

   Редутов же, водя чайной ложечкой по зодиакальному кругу, по расположенным на нем планетам, по пронумерованным римскими цифрами секторам домов, объяснял что-то про гармоничные и дисгармоничные аспекты, про программы присущих Андрею домов, про какие-то попятные планеты, лунные узлы, узлы в домах, - и всё это с пунктуальной дотошностью, которая наводила тоску. Тоску же это наводило оттого, что хорошего было мало. Проектировали Андрюху по отечественным лекалам, которые изначально были с брачком-с.

   - Вот ваша смерть, - показал ложечкой Редутов. - Вот транспорт, вот собака, вот лошадь. Вот, кстати, женщина. Возможно, покончите с холостяцкой жизнью.

   - После лошади-то? - вздохнул Новиков. - После инвалида?

   - Предупрежден - значит, вооружен, - улыбнувшись, сказал Редутов. - Зная точку возврата, вы не будете её проходить, так что ничего страшного.

   - Кстати, - вспомнил Новиков и повернулся к Уханову: - У вас есть такой депутат Завьялов...

Глава 24. Пятница. Рубинов

   Пятница для Новикова началась с проливного дождя. Проснулся он без пятнадцати десять и сразу услышал за окном монотонный шум. Прошлепав босиком к окну, открыл жалюзи. На улице серо, мокро, а дождь ходит какими-то волнами - от ветра, что ли?

   В одиннадцать надо быть в Лялином переулке у Рубинова. Это на метро до Курской, потом перебираешься на другую сторону Земляного Вала и по Яковоапостольскому либо Казенному переулку выходишь к искомому объекту. От гостиницы, как объяснил вчера Уханов, минут тридцать-сорок, поэтому Новиков не особенно торопился. Принял душ, побрился, тяпнул томатного сока, глядь, а уже 25 минут одиннадцатого. Быстренько побросал в пакет рыбы, колбасы, несколько баночек с салатами, мясной нарезки, маринованных грибочков, огурцов, помидоров. Пакет оттянулся, оттопырился, того и гляди порвутся ручки, поэтому часть закусона Новиков переложил во второй пакет и туда же поставил две бутылки "Посольской" водки. Подумав, добавил третью бутылку и вышел.

   В начале двенадцатого он уже звонил в обшитую коричневым кожзамом металлическую дверь. Открыл ему не человек человечище: два метра росту, пузатый, усатый, плохо выбритый, к тому же в полосатых трусах до колен. Шевелюра и усы пышные, черные с проседью, а шерсть на груди без проседи, но не шибко густая. Где-то Новиков читал, что если у мужчины с шерстью на груди богато, то это к деньгам. Увы, здесь было не так. Квартира здоровенная, но какая-то неухоженная, замусоленная.