Каталонская компания (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Филадельфия оказалась большим городом. Он располагался на берегу реки Когамус, рядом с горами Тмолус. Город окружал ров шириной метров двенадцать и два ряда каменных стен. Внешние стены были высотой метров пять-шесть, с круглыми башнями. Внутренние — почти в два раза выше и с башнями разной формы. Внешние были построены недавно. В них кладка из камней чередовалась кирпичной, причем даже в соседних куртинах на разных уровнях. Видать, строили стены по ситуации: прибыла партия кирпича — кладем кирпич, прибыли камни — кладем камни.

Горожане встретили нас радостью. Они пробыли в осаде больше месяца. Мы спасли их от голодной смерти или капитуляции, которая для многих была бы гибельна. Зная повадки своей компании, Рожер де Флор приказал расположиться на постой в городе только рыцарям. Остальным разрешалось заходить в него днем, а на ночь возвращаться в лагерь, разбитый под стенами. Я остался вместе с аланами, разместив их и на этот раз в стороне от каталонцев, на берегу реки южнее города.

В Филадельфии была типичная, унаследованная от римлян и немного модернизированная архитектура. Кварталы ничем не отличались от константинопольских или фессалоникских, разве что все дома были с плоскими крышами. В теплое время года на крышах домов спали хозяева, а слуги — на сараях и других подсобных помещениях. При ночевке на земле можно было ночью проснуться в объятьях змеи. Впрочем, они здесь не слишком ядовитые. Еще половцы научили меня огораживать место ночевки веревкой из овечьей шерсти. Такое препятствие непреодолимо для змей. Не сказали, правда, по какой причине, потому что и сами не знали. Мы продали в городе трофеи по более высокой цене, разгрузили кибитки. Продал я и серого жеребца-полукровку. Отбитый у алана иноходец мне больше понравился.

— Это конь сына Гиркона, — сообщил Беорг.

— Он был слишком плохим воином для такого коня, — сказал я.

— Гиркон пообещал отомстить за смерть сына, — предупредил алан.

— Приму к сведению, — молвил я.

Однажды утром я занимался с Тегаком, учил владению двумя мечами. Как обычно, нас окружало плотное кольцо зевак. Никто из них не умел биться двумя руками, поэтому наблюдали с интересом, перенимали опыт. Обычно после окончания моей тренировки с оруженосцем, некоторые аланы разбивались на пары и отрабатывали движения, которые я показывал Тегаку. Бились на деревянных мечах, специально изготовленными для этого еще в Кизике. Поэтому я не сразу заметил, как к нам подъехал Рожер де Флор со свитой. Только по тому, что зеваки перестали подбадривать криками Тегака, понял, что что-то не так. Оглянувшись, увидел командира Каталонской компании, восседавшего на белом иноходце.

— Не знал, что ты двурукий боец, — сказал он мне.

— Не было повода сообщить об этом, — произнес я.

— Давай сразимся? — предложил он.

— Давай, — согласился я.

Слышал, что у тамплиеров очень хорошая подготовка бойцов. Даже старые рыцари обязаны были каждый день, кроме воскресенья, проводить пару часов в тренировках разными видами оружия. Но ведь не так важно, сколько времени тренируешься, а то, кто тебя учит. Я был уверен, что у тамплиеров, как и в обычных замках, не столько отрабатывают технику, сколько нарабатывают выносливость. Рожер де Флор доказал, что не все так просто, тем более, что у него было преимущество — левша от рождения, как и Тегак. Обычно левши и становятся двурукими бойцами. Тренировки с оруженосцем помогли мне наработать некоторые навыки борьбы с левшами, а вот Рожер де Флор, видимо, никогда раньше не бился с двуруким правшой. Он опасался моей левой руки больше, чем правой, на чем я и поймал командира.

— Давай еще раз, — предложил он.

Во второй раз я победил быстрее, потому что знал, как надо действовать.

— Когда-нибудь еще сразимся, — пообещал великий ромейский дука.

Зря он уклонился от третьего раунда. Я бы, как обычно, поддался, чтобы немного приподнять его авторитет.

— У тамплиеров научился? — поинтересовался он, садясь на коня.

— Не только, — ответил я.

— Поэтому и победил, — сделал вывод Рожер де Флор и поскакал со своей свитой дальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

После этого случая аланы вслед за моими конным лучниками стали называть меня «наш боярин». Они, вроде бы, начинают верить в меня, что очень важно. В критическую минуту стану для них, как я выражаюсь, поведенческим якорем — будут делать, как я. Если я не побегу — и они не побегут.

Проведя в Филадельфии пятнадцать дней, мы пошли на запад, в Нимфею, чтобы отогнать от нее турецкие отряды. Они опустошали окрестности города, избегая столкновений с нами, потому что в турецких отрядах было от одной до трех тысяч сабель. Объединиться и напасть на нас у них после сражения под Филадельфией пропало желание. Я со своим отрядом шел восточнее основных сил, прикрывал с этой стороны обоз. Рожер де Флор все еще не доверял аланам. Вот я и решил проверить, чего стоят их клятвы на кресте и, в случае положительного результата улучшить, так сказать, их рейтинг. Когда мне доложили, что неподалеку от нас, немного отставая, действует турецкий отряд численностью около двух тысяч сабель, приказал двигаться в ту сторону. Рожеру де Флору не стал говорить. Если получится, на меня не обидятся, а если аланы опять подведут, пошлю их, а каталонцам скажу, что сбежали.

Для засады выбрал ложбину между двумя холмами, поросшими лесом. В четырнадцатом веке в Малой Азии еще много лесов. Между холмами проходила дорога, на которой могли свободно разъехаться две арбы. Приманкой приказал командовать Беоргу, дав ему первую сотню и одиннадцатую. Остальных расставил в лесу вдоль дороги. Сам занял позицию в конце западни. Если аланы подведут, легче будет убежать. Подо мной был аланский иноходец с низким седлом, а вместо тяжелого копья — легкая степная пика, которая сейчас лежит поперек седла. В левой руке у меня монгольский лук, а в правой — стрела. Не смотря на то, что ждал в тени между деревьями, было жарковато. Я уже жалел, что надел стеганку и бригандину. Хватило бы кольчуги поверх шелкового белья. Если получится, как задумал, доспехи ни к чему, а если нет, без них коню было бы легче увозить меня от погони. Рядом со мной Аклан. Он жует сушеный виноград, выменянный в Филадельфии. Предлагает мне. Я беру несколько ягод. Виноград сладкий, вкусный, но раздражают косточки. Есть вместе с косточками, как Аклан, я не хочу.

Ждать пришлось долго. Я уже подумал, что ничего не получится, когда Аклан сказал:

— Скачут. Быстро скачут.

Слух у него острее, чем у меня, хотя на свой никогда не жаловался. Если скачут быстро, значит, за ними гонятся. Будем надеяться, что никто из сидящих в засаде не выстрелит раньше времени. Я предупредил, что в таком случае вся сотня будет отправлена служить Гиркону или кому угодно. Беорг скакал замыкающим, определял темп, постоянно оглядываясь на преследователей. За ними гнался весь турецкий отряд. Они скакали плотно, занимая дорогу от края до края. Впереди — всадник в зеленой чалме поверх шлема. Конь под ним арабский, белой масти.

Когда Беорг проскакал мимо меня, я приказал Тегаку, недавно освоившему медную трубу:

— Сигналь, — и выстрелил из лука во всадника в зеленой чалме.

Я был у него спереди и справа. Стрела попала в грудь, защищенную кольчугой, пробила ее насквозь, потому что влезала по самое оперение. Турок еще продолжил скакать, медленно клонясь влево, словно не хотел слышать протяжное завывание трубы. Со слухом у Тегака было еще хуже, чем у меня. Обычно именно у таких людей появляется непреодолимое желание стать музыкантами.

С обеих сторон в турок полетели стрелы. Большая часть отряда, оказавшаяся в зоне поражения, была расстреляна за несколько минут. Только пара сотен, скакавших позади, успела развернуться и удрать. Я строго-настрого приказал не гнаться за ними.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Всадник в зеленой чалме был еще жив. Лежал навзничь на красновато-коричневой земле. Ему лет двадцать пять, не больше. На побледневшем лице густые черные усы и многодневная щетина казались чужими. Турку было очень больно. Справляясь с очередным приступом, так напрягся, что по вискам потек пот. Приоткрыв узкие губы, турок тихо попросил на греческом языке: