Записки чекиста - Дмитрий Смирнов

Стоило добыче попасть в село, как она мгновенно растекалась по избам, закромам, клетям и тайникам. А сами бандиты так же мгновенно превращались в обыкновенных мирных крестьян, ни малейшего понятия не имеющих ни о каких налётах и грабежах…

Таволожанка — большое село, обвинять или хотя бы подозревать всех жителей в участии в банде у милиции и у чекистов не было никаких оснований. Но и не знать, кто из их односельчан занимается систематическими грабежами, честные крестьяне тоже не могли. Почему же они молчали? Почему так упорно отказывались помочь чекистам?

Решили начать с выяснения главного: почему крестьяне боятся бандитов? Некоторое время спустя причина их боязни стала ясна — грабители так запугали односельчан расплатой, что тем оставалось только молчать.

Кто же запугивает крестьян, кто им угрожает?

Мы привлекли к себе в помощь сотрудников уголовного розыска, поселковую и железнодорожную милицию. И после очень тщательного, осторожного расследования выяснили кое-что конкретное, что позволяло действовать более определённо.

Подозрение пало на зажиточного хозяина из Таволожанки Емельяна Дятлова, многочисленная родня которого составляла едва ли не половину крестьянских семей села.

Рослый, геркулесовского сложения, вспыльчивый и крутой на расправу, он держал своих родичей в таком беспрекословном повиновении, что никто из них и слова сказать против Емельяна не смел. Нет, такого ничем не запугаешь, сам любого в бараний рог согнёт. Значит, что же, выходит, Емельян Дятлов с помощью своих родичей и держит односельчан в подчинении, в кулаке?

Выходит, так…

Но Емельян Дятлов ни разу, никогда и ни в чем предосудительном не был замечен. Ни один человек в селе не говорил, что слышал от него хотя бы единственную угрозу. Так могли ли быть у нас основания не то что арестовывать, а хотя бы допрашивать его?

— Оснований нет, и тревожить этого геркулеса мы не имеем права, — сказал уездный уполномоченный И.Г.Кондратьев. — Чтобы получить основание и право, придётся «пожертвовать» ещё одним эшелоном. Но — последним, и только ради того, чтобы навсегда покончить с бандой Емельяна.

В назначенный для операции день по станции Грязи поползли и начали быстро шириться слухи о том, что товарный состав, который в этот день уходит со станции, кроме хлеба и промтоваров повезёт какой-то очень ценный груз. «Осведомлённые» люди называли и баснословную стоимость этого груза, и даже номер вагона, в котором он уже находится. К вагону этому один за другим потянулись бандитские соглядатаи — «наводчики». Вагон как вагон: запломбированная теплушка. И что особенно удобно — с тормозной площадкой. Вскакивай, когда поезд со станции тронется, и поезжай.

Расчёт оказался правильным: едва поезд замедлил ход, как по крышам его забегали, заметались «рыцари» лёгкой наживы. Из ближайшего леса выкатились и на полном скаку помчались к железнодорожному полотну с полдесятка конных подвод, и на передней из них, нахлёстывая кнутом вороного жеребца, во весь рост стоял Емельян Дятлов.

Но через минуту все изменилось.

Обнаружив, что заветный вагон с «драгоценным грузом» пуст, и догадавшись о ловушке, бандиты также стремительно бросились наутёк. Наткнувшись на первую чекистскую засаду, грабители повернули лошадей в сторону, но из леса показалась красноармейская цепь. Загремели выстрелы. Дороги были перерезаны, и налётчикам во главе с их атаманом оставалось только поднять руки…

План уездного уполномоченного оказался верным.

Однако вскоре выяснилось, что сидящий в подследственной тюрьме Емельян Дятлов не считает свою участь предрешённой, а положение безнадёжным.

В дни следствия ко мне и второму следователю зачастила смазливая, лет двадцати пяти женщина, сестра главаря бандитской шайки Евдокия Дятлова. Она со слезами умоляла пожалеть невиноватого, близкого ей человека, опору и кормильца всей семьи. Просила разрешить ему передачу, уговаривая дать ей одно-единственное свидание с братом.

— Ни о какой жалости не может быть и речи, — без обиняков заявили мы назойливой просительнице. — Свидание не можем разрешить до тех пор, пока не закончится следствие. Что же касается передач, это ваше право. Возражать или запрещать их у нас нет оснований.

Несмотря на такую отповедь, визиты сердобольной сестрицы не прекратились. То она беспокоилась о здоровье брата, то наведывалась узнать, как идёт и скоро ли закончится следствие. А то принималась христом-богом клясться, что Емельянушка всего лишь выполнял чужую волю, поехал к поезду впервые в жизни. Как-то, словно бы мимоходом, Евдокия пригласила меня к ним в село «на чашечку чаю»… В другой раз намекнула, что и сама она, и её родственники сумеют щедро отблагодарить человека, который согласится «проявить милосердие» к невинно страдающему братцу…

Кончилось все это тем, что мы строго-настрого запретили вахтёру впускать Евдокию Дятлову в служебное помещение.

Но попытки выгородить главаря банды не прекратились.

Когда следствие уже близилось к концу, ко мне в кабинет неожиданно явился известный в городе адвокат Устинов. Адвокатской практикой он занимался ещё в дореволюционные времена, когда мастерски умел выпутывать из щекотливого положения своих подзащитных — городских купцов-толстосумов. А свершилась Октябрьская революция, и тот же Устинов превратился в ходатая по судебным делам привлечённых к ответственности воров, мошенников и спекулянтов. Вот почему появление его в ЧК не вызвало ни у кого удивления: чуть где запахнет крупным гонораром, туда и этот защитник нарушителей советских законов жалует собственной персоной.

Предчувствие не обмануло. Прямо с порога Устинов заявил, что по поручению коллегии адвокатов он принимает на себя защиту Емельяна Дятлова на предстоящем судебном процессе.

— Надеюсь, с вашей стороны возражений не последует? — любезно осведомился он.

— Мы не вмешиваемся в функции коллегии адвокатов. Их дело, кого назначать. Какие же могут быть возражения с нашей стороны?

— Вот и отлично. — Посетитель уселся на стул. — Разрешите задать вам несколько вопросов по делу моего подзащитного?

— Пожалуйста.

Интерес адвоката был вполне закономерен, и нам не оставалось ничего иного, как в пределах допустимых норм отвечать ему. Но чем дальше, тем вопросы Устинова приобретали все более определённый, бьющий в одну точку характер: он старался нащупать наиболее слабые, выгодные для защитника места в ходе следствия. Для чего бы он тогда интересовался, какие именно свидетели дают показания против главаря шайки, как ведёт себя Дятлов в тюрьме, нельзя ли ускорить следствие за счёт исключения несущественных и второстепенных материалов…