Тафгай 5 - Владислав Викторович Порошин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дааа! — Буквально зарычал я, и тут же раздался оглушительный свист трибун от зрителей, которые сейчас мстили нам за брежневские танки в Праге в 68-ом году.
— Гооол! — С дикими глазами, расталкивая чехов, кинулись на меня все хоккеисты моей первой пятёрки, кроме защитника Саши Куликова, который сразу же после игрового эпизода приблизиться не рискнул.
* * *
— Гол, гол, гол, гооол! — Проснулся звук в телевизоре, и все кто болел сейчас в кабинете заводского профкома в далёком городе Горьком, повскакивали со стульев и принялись обниматься.
— Молодец, Светка! — Пищал Данилыч, которого сжимал в объятьях друг Казимир. — Женщина у телевизора — это к удаче! Ну, сейчас держись чехи!
* * *
Перед решающим и судьбоносным третьим периодом в раздевалке уже было веселее, счёт 2: 1 в пользу друзей по соцлагерю был в принципе не смертельным. Игру мы свою нащупали, к воротам неуступчивого соперника прижали. И если бы не бешеная поддержка родных трибун, из чехословаков мы бы сегодня сделали «котлету по-пражски», в том смысле, разнесли бы Недоманкси и компанию в пух и прах. Примерно такие мысли читались на лицах почти всей команды. Внезапно поддержать игроков заглянул телекомментатор Николай Озеров.
— Здравствуйте товарищи хоккеисты, — сказал высокий и тучный мужчина, войдя с разрешения тренерской бригады в раздевалку. — Ну, скажу вам по секрету, я так во втором периоде разволновался, что даже уронил микрофон. Так как же ребята, отыграетесь в третьем периоде?
— Мы, Николай Николаевич, напрасных обещаний не даём, — серьёзно ответил за всех Николай Свистухин, у которого осталось больше сил, так как на лёд он выходил только при игре в меньшинстве. — Но сегодня ручаемся, что ничью расшибёмся, но вырвем. И ещё, маме моей передайте привет в Горький.
— Да я ради такого дела, передам привет от всей команды, близким родным и знакомым. — Улыбнулся Озеров.
— Тогда уже и котам, если они конечно телевизор сейчас смотрят, — дополнил перечень приветов Свистухин.
* * *
Тягостное молчание повисло в кабинете профкома Автозавода, когда в начале третьего периода чехословацкий нападающий Ян Клапач с передачи Ярослава Холика забросил третью шайбу, сделав счёт в матче 3: 1.
— Всё, можно расходиться, «кина не будет», — крякнул нагловатый парень, покрутив башкой в поисках пива. — Осталось меньше пятнадцати минут, можно сливать воду!
— Да, чё ты нам тут чешешь?! — Подскочил фрезеровщик Дынилыч. — Целый вечер сидишь — бу-бу-бу, бу-бу-бу. Это из-за тебя у наших игра не идёт!
— Слышь ты, мордатый, давай проваливай, — со стула встал Казимир Петрович. — Вписался к нам нахаляву, только воздух портишь!
— Да, парень, вали, пока рога тебе не обломали, — присоединился к работягам и физорг Самсонов.
Мордатый хотел было что-то возразить, но самый молчаливый из всей компании токарь шестого разряда, оказался самым быстрым на расправу и мордатаму поддал хорошего пинка. Однако наглец осклабился и прежде чем уйти крикнул:
— Это всё из-за вашего Тафгая, правильно его в газетах пропесочивали! Он предатель, погнался в Москву за длинным рублём!
— Убирайся прочь, подлец! — Взвизгнула Светка и отвесила мордатому пощёчину.
— Внимание, опасный момент у ворот Иржи Холечека, — раздалось из телевизора и вся компания, позабыв про мерзавца, бросилась к экрану телевизора. — Скворцов проскакивает по левому краю, пас в центр на Якушева, и нашего нападающего останавливают с нарушением правил. Две минуты за подножку судья выписывает защитнику Иржу Бубле. Какой хороший шанс, чтобы сократить отставание в счёте. И на розыгрыш лишнего игрока старший тренер Всеволод Бобров выпускает Михайлова, Петрова, Харламова, Васильева и Гусева. Пошли решающие минуты матча.
* * *
— Харлам, бросай! — Гракнула вся скамейка запасных, которая уже давно стояла на ногах. — Петров, б…ь, замыкать надо передачу! Дай, б…ь! — Сматерилась почти хором половина команды, когда пятёрка Петрова неудачно отыграла первую минуту численного большинства.
— Кто бросать по воротам будет? Тургенев со своими тургеневскими девушками?! — На эмоциях я отчитал Михайлова, Петрова и Харламова, которые поехали на смену. — Кто на пятаке будет бороться? Николая Озерова из комментаторской кабинки позвать?! — Выдал я центрфорварду Петрову, который уселся на лавку понурив голову.
— Тафгаев с партнёрами на лёд! — Хлопнул меня по плечу Всеволод Бобров. — Ваня отступать некуда.
— Это из Праги-то отступать некуда? — Усмехнулся я. — Ну ты Михалыч и скажешь тоже. Хотя если со стороны советских войск смотреть, то возможно.
— Шалопай, — отмахнулся старший тренер.
«Шалопай, шалопай, сиди дома не гуляй», — пробубнил я себе под нос, встав в правый круг вбрасывания в зоне чехословацкой сборной. На вторую минуту меньшинства тренер хозяев Ярослав Питнер отрядил капитана команды защитника Поспишила, нападающих братьев Холиков и защитника Махача. Насколько я не любил младшего Иржи Холика, настолько уважал Франтишека Поспишила, с которым даже один раз посидел в ресторане и выпил кофе. Но сейчас мне было всё равно, кого втаптывать в лёд!
— Саша, Боря, внимательней после вбрасывания, — сказал я своим крайним нападающим и приготовился «выгрызть» шайбу прямо из рук рефери.
К счастью этого не потребовалось. Старший из братьев, Ярослав Холик даже глазом не успел моргнуть, как шайба отлетела к защитнику Куликову, большому любителю шмалять по своим. Но сейчас он перевёл резиновый диск на левый край Фёдорову, тот «Малышу», а я, ломанувшись толкаться за «место под солнцем», которое сейчас «светило» на пятак, так развоевался, что стянул на себя трёх игроков сборной Чехословакии из четырёх возможных. Боря Александров подумал-подумал и пульнул на открытого Мальцева, который в гущу дерущихся хоккеистов не полез, стоял скоромно с краю, никого не трогал, и возможно думал об отпуске, что проведёт в Одессе, поэтому пробил в касание, уже не тратя на это мыслительных способностей. Красный фонарь зажёгся за воротами. Трибуны «Спортовни хала» на пару секунд смолкли, а мы в этой тишине заорали как умалишенные:
— Гооол! Да, б…ь, гооол!
* * *
— Молодцы, мальчики! Молодцы! — Прыгала счастливая Светка по кабинету профкома.
— Гоол! — Кричали почти все мужики и жали друг