Третья жертва - Лиза Гарднер

– Совершенно верно, – поддержал ее Куинси. Рейни обнаружила, что улыбается в ответ. Голубые глаза у фэбээровца, когда он улыбался вот так – ослепительной улыбкой Пола Ньюмана, – заметно теплели.

– Все эти ваши психологические фишки, – проворчал Сандерс, – звучат для меня слишком заумно. Эти дети – убийцы. Тут и говорить не о чем. Точка. Лучший выход – упрятать их за решетку и выбросить ключ.

– И возраст не имеет значения? – мягко спросил Куинси. Он по-прежнему смотрел на Рейни. С некоторым запозданием оба вспомнили про салат.

– Нет, – сказал Сандерс. – Раз уж ребенок способен на такое, то пусть несет заслуженное наказание.

Куинси пожал плечами – очевидно, доводы Сандерса его не убедили. Он подхватил на вилку немного салата, а потом удивил и Рейни, и Сандерса таким заявлением:

– Возможно. Бог тому свидетель, я всякого навидался. – Агент немного помолчал, потом продолжил увереннее: – Некоторые дети опасны. Кое-кому из тех подростков, с которыми мне доводилось беседовать, уже ничем не поможешь. Но не все из них такие. И наша правовая система основывается на той философии, что нам лучше оставить на свободе сотню виновных, чем упрятать за решетку одного невиновного. Для меня совершенно очевидно, что наш долг – попытаться определить, какие из этих подростков поддаются реабилитации, а не просто собрать всех правонарушителей в кучу и сбагрить с глаз долой.

– А вы вообще можете чем-то помочь ребенку, совершившему убийство? – полюбопытствовала Рейни. – Это реально?

– Иногда. Чем младше ребенок, тем выше шансы. Да и нарушение привязанности имеет свои ранжиры. Некоторые из детей, с которыми я разговаривал, представляли крайний предел спектра. Выражаясь словами Сандерса, это «маленькие капризные психопаты». И в этом я с ним согласен – для нас всех безопаснее упрятать их за решетку и выбросить ключ. – Куинси сухо улыбнулся детективу; голос его упал, и сам он как-то помрачнел. – Однако не со всеми несовершеннолетними преступниками следует поступать именно так. Как мы уже говорили, массовые убийцы не однородны. Некоторые из школьных стрелков определенно являлись скорее ведомыми, нежели лидерами. Они были ранимыми, легко уязвимыми детьми. Они позволяли манипулировать собой, вовлекать себя в совершение насильственного действия, потому что чувствовали себя обиженными и оскорбленными и не знали, как с этим справиться. Они сделали то, что сделали, но впоследствии все же испытывали угрызения совести и сожаление. Думаю, таких детей еще можно исправить. Учитывая их возраст, было бы грех не попытаться.

– А если мы ошибемся и они убьют снова? – спросил Сандерс. – Вы будете тем, кому придется идти к родственникам жертв и рассказывать, почему ваш неудавшийся научный эксперимент убил их жену, сестру, мать? Вы будете тем, кто попытается объяснить по телику, почему мы сочли это хорошей идеей – оставить известного нам убийцу на свободе?

Куинси слабо улыбнулся:

– Случается и такое. Некоторые из наших наиболее плодовитых убийц – Кемпнер, к примеру – убивали еще в юношеские годы. Направлялись на реабилитацию. Достигали совершеннолетия. И убивали еще больше людей.

– В такие моменты я бываю только рад тому, что у меня нет детей, – сказал Сандерс.

Куинси тяжело вздохнул. Он отложил вилку и, казалось, совершенно потерял интерес к салату.

– Все усложняется. Вам известно, что мы теперь применяем методы профайлинга для выявления серийных убийц уже и в средних школах?

Рейни вскинула бровь. Сандерс выразился более красноречиво:

– Шутите!

– Я не шучу, детектив. В свете последних расстрелов некоторые школьные округа ввели «ученический профайлинг». У директоров школ имеется памятка «подозрительного» поведения для определения склонности каждого ученика к насилию. Жестокое обращение с животными, брань, надписи, содержащие графическое насилие, и все такое. Некоторые из наших агентов теперь дают учителям уроки бихевиористики и психологического профайлинга.

– И что бывает, когда ученика относят к «потенциально опасным»? – спросила Рейни, нахмурившись. – Вызывают копов, укладывают его на землю и конфискуют его видеоигры?

– В большинстве округов предпочитают уведомлять об этом родителей, после чего ученик передается на поруки социальным педагогам либо же исключается из школы. Подход очень серьезный.

– Напоминает салемскую охоту на ведьм.

– Да, но ведьмы никогда не убивали тринадцать человек. Школы сейчас под прессингом. Три года назад директор Вандерзанден категорически отверг предположение, что подобная стрельба может случиться и здесь. Готов на что угодно поспорить, что сейчас он глубоко об этом сожалеет. А если в школьном совете на следующей неделе услышат о профайлинге, могу опять же на что угодно поспорить, что ваши учителя начнут выискивать страдающих манией убийства среди выпускников старших классов.

Все трое на какое-то время умолкли. Сандерс покачал головой.

– Нет, я бы учителем быть не смог, – твердо сказал он. – Я каждую неделю вижу от двух до четырех убийств – и все равно мысль о том, что происходит в школьных аудиториях, пугает меня до смерти. Половина из этих учителей подвергаются издевательствам или угрозам со стороны их же собственных учеников, и вот теперь им приходится ломать голову над тем, кто же из этих детишек – хладнокровные «машины убийств». Крепко же они, должно быть, спят по ночам…

Рейни пожала плечами:

– Учителям уже следовало бы к этому привыкнуть. Когда в последний раз родительский комитет призывал родителей лучше следить за своими отпрысками? Виновата всегда школа. Что бы ни случилось, реакция одна – почему школа так плохо воспитывает наших детей?

Куинси сухо улыбнулся:

– Сразу видно, что у вас двоих собственных детей нету.

– Мне вот интересно: зачем Дэнни О'Грейди все это понадобилось? – задумчиво произнес Сандерс. – На мой взгляд, он не сильно отличается от прочих школьных стрелков. Нелюдим, все свое время проводит в компьютерном классе, на футбольное поле палкой не загонишь… По словам тех учителей, с которыми мне удалось переговорить, ни с кем особенно дружен не был… Плюс к тому у отца, похоже, комплекс бога, родители постоянно ссорятся, а для малыша Дэнни охотничье ружье почти то же, что сестра родная… Черт, может, благодаря профайлингу школу действительно удалось бы от него обезопасить. Похоже, рано или поздно это все равно случилось бы.

Куинси покачал головой:

– Не думаю, что профайлинг смог бы идентифицировать Дэнни О'Грейди. Он был хорошим учеником, вежливым с учителями, прилежным. Мы не слышали, чтобы он мучил животных или хотя бы забавлялся с огнем. Да, вспыльчив. Но все равно ничто не свидетельствует о том, что он одержим манией убийства.

– Ох, да он это сделал, он! – убежденно произнес Сандерс. – Коннер взяла его на месте преступления с орудиями убийства в руках, и он сознался, причем дважды. Дело закрыто. Теперь нам просто надо как следует все оформить до того, как весь этот чертов городишко взорвется. Чертова деревенщина… И вообще, разрешение на владение оружием нужно выдавать только тем, кто пройдет тест на ай-кью.

Рейни ничего не сказала. Время приближалось к десяти вечера, с ужином было почти покончено, и все, даже несмотря на громкие заявления Сандерса, задумчиво притихли.

– Пища для размышления, – произнес Куинси, вытирая руки бумажной салфеткой и собираясь подняться из-за стола. – Все школьные стрелки жаждали известности. Они открыто входили в школу и вытаскивали оружие у всех на виду. Они хотели, чтобы их одноклассники знали: это сделали они. Они желали полного признания их мести. Но Дэнни О'Грейди удалось остаться никем не замеченным. Более того, один из учителей заявил, что стреляли из компьютерного класса, словно убийца намеренно хотел остаться неузнанным.

– Запаниковал, испугался, – сказал Сандерс.

– Мысль вторая. Стрельба в школе – это всегда выплеск ярости. В данном же случае, по общим отзывам, у Дэнни властный, авторитетный отец. Полагаю, у него тоже крайне взрывной характер. Так почему же Дэнни не выбирает в качестве мишени футбольного тренера, такого же мачо, как и его отец, или звездных спортсменов, которые представляют тот тип мальчика, каким хотел его видеть отец, или директора, классический образ отца? Почему он специально искал Мелиссу Авалон – молодую женщину, специалиста по тому предмету, который нравился ему больше всего? Что в ней могло возбудить его ярость?

– Может, у него к ней чувства проснулись. Она отвергла его знаки внимания, вот он и вспылил.

– Мысль третья. У большинства стрелков цель – максимальное количество жертв. Массовое убийство и запугивание сверстников – часть их фантазии. Они хотят ощущать себя всемогущими. Так почему же Дэнни прождал до ленча, пока все не вернулись в классы? И почему выбрал сравнительно малоопасное оружие, если прекрасно обращался с винтовками, которые могли нанести больший урон?