Часовые любви - Людмила Леонидова

— Сейчас исправим. Леха, сбегай в машину у меня там заначка. — Шеф многозначительно посмотрел на молодого парня.

— Может, закажем в ресторане? — предложил герр Ларрик. — Я угощаю.

— У них такой нет. У меня — высший класс. Кроме того, у нас, у русских, это не принято. Угощаем гостя мы!

— У вас все — высший класс? — вспомнив о Маше, подмигнул немец.

— Тоже-тоже.

— Мария, — немец пересел со стула на диван, поближе к Маше, — расскажите, откуда вы так хорошо говорите по-немецки?

— Я… я… — Маша попробовала отодвинуться от немца.

Шеф заметил и, не сводя с нее строгих глаз, воскликнул:

— Вот Леха скоро вернется, а у него что? Правильно. У него она, родимая, и тебе можно будет чуть-чуть добавить! Правда? Чтобы ты не упрямилась!

Услышав о водке, Маша заметно оживилась.

— Да, сейчас прибудет красавица с морозца. И тогда кто первым с Марией на брудершафт будет пить?

— Я, конечно, я! Только мне нужно на минутку выйти, у меня кое-что припасено для прекрасной фрау Марии. — Немец выскочил из-за стола. — Айн момент! Извините!

— Извиняем-извиняем. — Подобревший от выпитого, шеф занял место немца. — Ну что, Машуня, моя дорогая? — Он грубо усадил ее к себе на колени и сунул потную руку под блузку.

— Ой, — взвизгнула Маша.

— Что «ой»? Выпить хочешь? Терпи! Кстати, куда подевался мой партнер? Ну-ка сходи взгляни, может, номер комнаты забыл или в холле заблудился. — Шлепнув по заду, он столкнул ее с колен.

Маша с радостью выскочила за дверь, но, не пройдя и нескольких шагов по коридору, прямо нос к носу столкнулась с партнером Афанасьева. Следом за ним шел строгий верзила в темном костюме.

— А меня вас искать послали, — сказала Маша Алексею.

— Да за мной этот тип увязался. Зыркает, куда я иду.

— А кто это?

— Охрана отеля.

— А-а, пусть зыркает, не бандит ведь, а охрана, — протянула Маша, думая только о том, что неплохо бы добавить еще.

— Вот молодец, давай ее сюда, родимую! — воскликнул Степан Степанович, когда они вместе вошли в номер.

Немец пока еще в гостиную не вернулся.

— Хочешь? — Перехватив из рук Алексея бутылку, он показал на нее Маше.

— Хочу.

Глаза Маши блестели.

— Так тогда садись ко мне поближе, сейчас налью, — облапывая ее всю под одеждой, мурчал Афанасьев. — Однако ты не пополнела. Как же я этого не люблю! Одни кости! — сокрушался бывший шеф. — Что тебя там, у фрицев, совсем не кормили? Освенцим какой-то! Ну поешь икорочки с маслом. — Он лично сунул ей бутерброд в рот. — Жуй, не стесняйся! А теперь скажи, ты довольна всем?

— Чем?

— Работой и вообще обхождением с тобой. — Он больно ущипнул ее за бедро.

— Не надо, больно.

— «Ой-ой, довольно, больно!» — передразнил ее шеф. — Приятно ведь? Давно мужика не пробовала. Я ведь про тебя все знаю. Муж твой, спортсмен белобрысый, бросил тебя. И Штайну своему ты не нужна тоже.

— Неправда! — выкрикнула Маша, — Людвиг меня любит!

— А я, как я тебя люблю! Посмотри, Леха, что у нее тут под юбочкой? Нравится? Ну не ломайся!

— Вы тут фамилию Штайна упомянули? — Вернувшийся немец вопросительно посмотрел на Афанасьева.

— Слышали про такого?

— Если вы имели в виду Людвига, хорошо известного в деловых кругах представителя древнего рода Штайнов, то да. Имел честь недавно быть приглашенным в их старинный замок на бракосочетание…

— Это неправда! — вскричала Маша.

— Вы мне не верите, что я был среди приглашенных? — обидевшись, не понял немец.

— Не обращайте на нее внимания. Ей когда-то довелось, в давние времена, с ним работать, и они не сработались. — Афанасьев подмигнул немцу.

— А-а, — закивал головой Ларрик, — так вот, на крестинах мне не удалось побывать.

— На чем? — Маша раскрыла рот.

— У них сын родился, — пояснил немец. — Такой праздник устроили!

— Сын?

— Да, давно.

— Поздравляю, — прошептала Маша.

— Что это мы отвлеклись? Вы вроде на брудершафт собирались выпить? — вернул их к действительности Степан Степанович. — Ну-ка, Леха, налей им по полной. — Леха трясущейся рукой оторвал от стола бутылку. — Хорош! Экий ты неловкий, парень! Перелил! Ну ничего. — Пытаясь старательно вытереть пролитое бумажной салфеткой, шеф пояснил: — У нас, когда через край означает от чистого сердца. Теперь так, дети мои, — командовал Афанасьев, — пьете до дна на брудершафт! До дна, поняли?

— Так есть, — резво отозвался немец.

Поддерживаемый Лехой, Афанасьев громко выкрикнул:

— За Машу и Ларрика — брудершафт! Дружба! Ура! Ура!

Немец неуклюже обнял Машу и поцеловал в губы.

— Еще! Еще! — закричали мужчины.

— А вы? — спросил немец.

— Что, тоже прильнуть к ней? — показывая на Машу, нахально поинтересовался Леха.

Шеф ткнул его в бок:

— Нет, я не об этом!

— А о чем?

— Вы с нами не пили, пропустили! — пьяно заметил немец.

— Вам, как влюбленным, полагался штрафной, — бормотнул по-русски шеф.

— Что, что он сказал, переведи? — обращаясь к Маше, стал настаивать немец.

— Сначала выпьем, — потянулась к рюмке сильно опьяневшая Маша.

— Ну, раз дама хочет еще, то вздрогнули, — скомандовал шеф.

— Погодите, я же принес для фрау Марии презент. — Немец вытянул что-то из кармана. — Вот, отыскал в портфеле — сюрприз! — Золотая изящная зажигалка с выбитым на ней названием предприятия «Марк Ларрик» оказалась в ладошке Маши. — Я заметил, что вы курите. Первый подарок от нашей фирмы. Она драгоценная.

Маша щелкнула зажигалкой, и синий огонек взвился ввысь.

— Спасибо, мне сейчас все пригодится, все-все, я обеднела, — нетрезво повторяла она, — все что цен-ное!

Вторая рюмка у Маши не пошла. Обняв немца за шею и запутавшись руками, когда подносила рюмку ко рту, хлебнув чуть-чуть, она вдруг отпрянула от собутыльника. Вконец опьяневшей женщине показалось, что она видит вместо немца раскрытую пасть волка, который пытается ее проглотить, словно Красную Шапочку.

Дальше все закачалось, закружилась, и она мягко провалилась в небытие.

Очнулась Маша в чужой постели, совершенно голая, ее знобило. Обведя глазами все вокруг, она обнаружила себя в гостиничном номере. Пытаясь понять, где находится, она увидела рядом, под одеялом, незнакомого мужчину. Он тяжело и со свистом храпел. Ее офисный костюм и нижнее белье кто-то аккуратно повесил на спинку кресла. Очень хотелось пить. Приподнявшись, она почувствовала сильную боль в висках и, вновь откинувшись на подушку, застонала. Вчерашний омерзительный вечер кусками проявлялся в сознании.