Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Зиновьева, писал и Максим Горький. В очередном своем комментарии под рубрикой «Несвоевременные мысли» отмечал: «Все настойчивее распространяются слухи о том, что 20 октября предстоит “выступление большевиков”. Иными словами, могут быть повторены отвратительные сцены 3–5 июля». О том же, правда, чуть позже, в «Рабочем пути» от 2 ноября сообщал и А. В. Луначарский.

Тем не менее Ленин, снова ушедший в подполье, — скрывался на квартире М. В. Фофановой — которому по телефону прочитали «Заявление» из «Новой жизни», взорвался. В «Письме к членам партии большевиков», написанном уже 31 (18) октября, но тогда не опубликованном, обрушил на Каменева и Зиновьева свои гнев и ярость.

За что? За то, что «накануне, можно сказать, съезда Советов двое видных большевиков выступают против большинства и явное дело, против ЦК. Из текста заявления Каменева и Зиновьева ясно вполне, что они пошли против ЦК, ибо иначе их заявление бессмысленно…

По важнейшему боевому вопросу накануне критического дня 20 октября двое видных большевиков в непартийной печати, и притом именно в такой газете, которая по данному вопросу идет об руку с буржуазией против рабочей партии, в такой газете нападают на не опубликованное решение центра партии».

Ленин не пожелал вспомнить, что именно «Новая жизнь» три месяца назад, 24 (11) июля, опубликовала письмо, подписанное им, Зиновьевым и Каменевым. Письмо, в котором они категорически отвергали всю ту злобную клевету, которую обрушила на них действительно буржуазная пресса. Обвинявшая их в «шпионстве или в сношениях с вражеским правительством», в получении из Берлина денег… на революцию.

Во все том же «Письме к членам партии большевиков» Ленин, из-за только на слух воспринятого текста «Заявления» «двух видных большевиков», предал их остракизму. «Пусть, — писал Владимир Ильич, — господа Зиновьев и Каменев основывают свою партию с десятком растерянных людей или кандидатов в Учредительное собрание… Пусть строят они из себя такую партию; наша рабочая партия большевиков от этого только выиграет».

Не ограничиваясь угрозой отлучения, Ленин оценивал «Заявление» еще и как акт измены, предательства; «Что касается до положения вопроса о восстании теперь, так близко к 20 октября, то я издалека (в те дни Владимир Ильич проживал на Выборгской стороне, на Сердобольской улице, дом 1/92, квартира 41 — Ю. Ж.) не могу судить, насколько именно испорчено дело штрейкбрехерским (9 — Ю. Ж.) выступлением в непартийной печати. Несомненно, что практический вред нанесен очень большой»78.

Гнев несомненно застлал глаза Ленину. Он не сообразил, что «Заявление» оказывалось весьма выгодным для целей ЦК, ибо дезинформировало враждебную власть. Скрывало истинные намерения большевиков и, что более важно, дату вооруженного восстания. То же, кстати, сделал в тот день, 31 (18) октября и Троцкий. Выступив в Петросовете, он произнес: «Мы ничего не скрываем. Я заверяю от имени Совета — никаких вооруженных выступлений нами не было назначено. Но если бы по ходу вещей Совет был бы принужден назначить выступление, рабочие и солдаты как один человек выступят по его зову».

Ну ладно, Ленин речь Троцкого прочитать не успел. Но почему он, обвиняя Зиновьева и Каменева, не вспомнил о статье И. Т. Смилги, опубликованной всего десять дней назад в «Рабочем пути» и которую непременно должен был прочесть? А ведь в ней раскрывались все главнейшие тайны большевиков и указывалась чуть ли не точная цата выступления. «Теперешний статус, — писал Смилга, — статус нескольких дней… Революция делает шаг вперед, и власть переходит в руки Советов… Дело идет к развязке»79.

Ничто больше не сдерживало негодования Владимира Ильича. Как же, Зиновьев — самый преданный ученик, самый близкий единомышленник, революционер, разделявший с ним и долгую эмиграцию в Швейцарии, и короткое подполье в Разливе, теоретик, вместе с которым написал ни одну важную статью, вдруг осмелился открыто высказать собственное мнение, не совпадающее с его. Такого, полагал Ленин, не замечать, прощать нельзя!

Еще 30 (17) октября Владимир Ильич начал работать над большим «Письмом к товарищам». Продолжил им полемику с теми, кто голосовал против предложенной им резолюции на памятном заседании ЦК 29 (16) октября. То есть с Зиновьевым и Каменевым, хотя пока еще не назвал их поименно. Статью эту, имевшую принципиальное значение, «Рабочий путь» стал публиковать с 1 ноября (19 октября). Прочитав первую часть, Григорий Евсеевич поспешил ответить своему многолетнему наставнику.

«В “Письме к товарищам”, — предельно корректно писал Зиновьев, — помещенном во вчерашнем номере “Рабочего пути”, тов. Ленин полемизирует с взглядами “двух товарищей”, одним из которых являюсь я.

По ряду обстоятельств я вынужден отказаться сейчас от подробного ответа на эту полемику. Скажу только, что действительные мои взгляды по спорному вопросу очень далеки от тех, которые оспаривает тов. Ленин. Присоединяясь к вчерашнему заявлению т. Троцкого в Петроградском совете рабочих и солдатских депутатов, я думаю, что мы вполне можем сомкнуть ряды и отложить наш спор до более благоприятных обстоятельств (выделено мной — Ю. Ж.)». Это письмо редакция «Рабочего пути», опубликовав 2 ноября (20 октября), сопроводила кратким миролюбивым примечанием. Мол, вопрос о поведении Каменева и Зиновьева «можно считать исчерпанным»80.

Ленин остался непреклонен и пальмовую ветвь мира не принял. Опубликованное письмо Григория Евсеевича просто проигнорировал. Зато буквально впился в долгое, обращенное к ЦК и тогда же утерянное. В своем ответе, написанном 1 ноября (19 октября) и названном «Письмо в Центральный комитет РСДРП», Владимир Ильич оказался как никогда ранее безжалостным к своему недавнему соавтору.

Он писал, используя слова Зиновьева. Мол, он, Ленин, «рассылал свои письма “до принятия каких бы то ни было решений” и вы не протестовали». Так буквально, пояснял Владимир Ильич, пишет Зиновьев, подчеркивая сам четырьмя чертами слово до. «Неужели трудно понять, что до решения центром вопроса о стачке (так Ленин зачем-то скрывал слова “вооруженное восстание” — Ю. Ж.) агитировать и за, и против можно, а после решения в пользу стачки (после добавочного решения скрыть это от врага), после этого агитировать против стачки есть штрейкбрехерство».

Итак, сформулировано обвинение: Зиновьев якобы агитировал против вооруженного восстания. Такое утверждение невозможно проверить, сопоставив с тем, что написал Григорий Евсеевич. И все же, судя по тому, что было сказано и им одним, и вместе с Каменевым в трех предыдущих письмах, на заседании ЦК, этому трудно поверить. Ведь Зиновьев ратовал не за отказ от восстания, а всего лишь за перенос его на несколько дней, до открытия Второго Всероссийского съезда Советов, отвергая ленинское требование — или сейчас, или никогда.

Тем не менее Владимир Ильич продолжал настаивать: «Зиновьев именно агитировал и срывал решение центра как на воскресном собрании