Возрождение церковной жизни в Сибири. По страницам дневников архимандрита Серафима (Александра Егоровича Брыксина), в схиме Иринея - Владимир Николаевич Крицак

В другой раз на том же вокзале меня окружила толпа:

— И откуда эти попы взялись — да ещё молодые?! Всех уже перестреляли, а этот ещё живой остался!!!

А я возьми да и брось реплику:

— Отошла ваша очередь стрелять. Посмотрим, кто кого стрелять будет.

Как они зарычали на меня! Думал — сейчас разорвут! Окружили ещё плотнее и размахивают руками у самого моего лица. Появился дежурный милиционер, растолкал эту толпу:

— В чём дело? Что тут происходит?

— Да вот, меня расстрелять хотят, — объясняю.

— Уходите от этой дикой толпы, — берёт меня за руку милиционер, — пойдемте со мной, идите в здание вокзала, зачем на перроне стоите. Они и в самом деле могут что‑то сделать с вами.

Церковные страдания от хрущёвской кампании

Архиепископ Донат (Дмитрий Фёдорович Щёголев) 1899–1979 гг.

Архиепископ Донат (в миру Дмитрий Фёдорович Щёголев; 1899–1979 годы жизни), в течение 9 месяцев, с 14 июня 1956 по 14 марта 1957 года, нёс послушание викарного архиерея Новосибирской епархии, при митрополите Несторе. Затем вернулся и стал епископом Новосибирским и Барнаульским с 8 сентября 1958—5 мая 1961 г. При нём епархия сильно пострадала от хрущёвской антирелигиозной кампании.

Например, если в 1958 году в Алтайском крае было 11 церквей, то в 1962 году их осталось только 3. Перевод его из Новосибирска связан с трагедией, широко использованной в антирелигиозных целях: 14 апреля 1961 года сторож кафедрального собора застрелил подростка, забравшегося на колокольню

«Убийцы в рясах». «Правда». 18 мая 1961 г.

Новосибирск

17

1 января — 30 июня 1959 года.

1959 год. Опять служу, — сообщает о. Серафим.

Но недолго. Владыке (Донату) вздумалось меня пожалеть. И он вызывает меня к себе в Новосибирск и говорит:

— Тяжело тебе на приходе, ты ещё молод, побереги себя, я вот возьму тебя к себе экономом, пойдёшь?

Что мне остается говорить, только:

— Благословите.

— Бог благословит.

Уезжаем с Ваней, да ещё украдкой и ночью. Ведь прихожане не отпустят. Да ещё столько слёз будет. Прощайте, милые мои прихожане! Вот — и Новосибирск. Увидел меня настоятель о. Александр Тугаринов и давай Владыку уговаривать:

— Владыка, зачем нам такого молодого и ревностного священника отлучать от службы? Давайте попробуем устроить его шестым в собор!

Владыка подумал-подумал и согласился.

Напечатали указ и отправляют на авось к уполномоченному. Прихожу, он спрашивает:

— А почему ушёл из Алейска?

Я прикинулся бедненьким, нерадивым и говорю:

— Да старухи меня выгнали, служу Господу неблагоговейно, проповеди не умею говорить, а ведь старые люди любят проповедников да стареньких, а я ведь слишком ещё молод. Вот приход и стал распадаться.

И что же, это ему лестно стало. Думает, очевидно, сам про себя:

— Да этого надо зарегистрировать. Может быть, он и здесь старух разгонит.

Вот слепота‑то, действительно.

Старый, а немудрый.

Здесь приходится привести слова великого баснописца Крылова, но сказать наоборот:

— Хоть ты и сед, приятель, но волчью натуру вашу знаю.

Да ведь Господь учит:

— Не печитесь о том, что вам говорить, но Дух Божий в вас будет говорить.

Получил регистрацию.

Владыка тоже смеётся, когда ему рассказываю.

Служу в соборе. Здесь больше хлопот. Много монашествующих, все они выбрали меня духовником себе, исповедовать их приходится. Некоторые из них старенькие.

Живу в своей церковной гостинице. Свободное время провожу хорошо. С утра хожу в храм, а потом в келии молюсь. К Владыке хожу на обед. Да и на ужин, на завтрак приглашают, но как‑то неудобно.

Владыка — очень добрый человек, устроил меня в Ленинградскую семинарию на заочный сектор18. Получил уже задания, но сложившиеся обстоятельства не дали учиться.

То есть меня сняли с прихода19.

Не знаю, описывать ли тот случай, из‑за которого меня убрали. Ну, да ладно. Напишу для порядка и последовательности моего служения на приходах.

В день памяти св. Анны Кашинской меня пригласила отслужить молебен на дому наша церковная уборщица, носившая имя этой святой. Были сюда приглашены кое‑кто из церковных работников. Всё было бы очень хорошо. Но Господь, видно для нашего испытания, послал скорбь через больного душой человека. Человек этот — церковный сторож Анатолий.

Побыли у них, помолились и пообедали, и они пригласили познакомить меня со своей местностью. И повели через бор сосновый к своей, как они говорят, любимой речушке, где частенько проводили время в душевном отдыхе и богомыслии.

И что же вышло?

Этот Анатолий, по побуждению злого духа, допустил грязные мысли до своего сердца и стал нас преследовать. Видя всё это и чувствуя себя неловко, мы решили его остановить убеждениями отстать от нас, но он сказал:

— Хоть убейте, а я пойду за вами и буду смотреть.

Боже мой! Вот вражонок прямо через него действует. Не пошли, вернулись. Да разве можно было идти? Пришли домой и стали петь, беседовать о времени