Нарцисс в цепях - Гамильтон Лорел Кей

Я думала, что он положит на меня руки, но они остались у него на бедрах. Он наклонился ближе к моему плечу.

Я здоровой рукой взяла его выше локтя, и тут же его зверь рванулся сквозь меня. Будто огромный невидимый кот входил и выходил сквозь мое тело, как они умеют тереться об ноги, только этот кот трогал такие места, которых даже любовник касаться не должен. У меня слова застряли в глотке, и, судя по лицу Мики, он тоже это ощутил. Его также потрясло, как и меня. Но он продолжал в меня ластиться. Рука моя держала его за локоть, но это его не останавливало, а я не могла собраться с мыслями, чтобы спросить его. Его губы коснулись моей шеи, и я задышала прерывисто и часто. Он прижался губами к шее и вдвинул в меня эту клубящуюся, живую силу. Я дернулась, но больно не было. На самом деле было так хорошо, что я его оттолкнула.

— Погоди, — то ли прошептала, то ли прохрипела я. — Причем здесь рот? Ты же должен был рукина меня возложить?

— Я говорил, что умею исцелять телом, — ответил он. Сила раскинулась между нами как тянучка между липкими пальцами ребенка. Как будто если мы сейчас коснемся — сплавимся друг с другом.

Я убрала руку, и ощущение было, будто она движется через что-то — реальное и сплошное. Но голос мой прозвучал так ровно, что даже я удивилась.

— Я думала, это значит руки.

— Если бы я имел в виду руки, я бы так и сказал. — Он наклонился ко мне, продвигаясь сквозь силу, и это было как волны по воде, когда к тебе кто-то подплывает. Я зачерпнула в горсть его волосы. — Дай определение тела. — Он улыбнулся одновременно ласково, снисходительно и почему-то грустно. Он все так же нависал надо мной, лицо близко-близко, как в поцелуе, моя рука у него в волосах, вокруг нас пульсирует сила, формируясь во что-то большее. — Рот, язык, немножко руки, но нужно тело, одних рук мало. Мне говорили, что ты тоже умеешь исцелять телом.

Я вытащила руку из его волос и попыталась увеличить дистанцию, но он не отодвинулся, так что ничего не вышло. Да, я умею исцелять с помощью секса или чего-то настолько к нему близкого, что на публике этого делать не хочется.

— Вроде того. — Я обернулась, посмотрела и увидела Черри. — Взывание к плоти — это вроде как я вызываю мунинов?

Это такие воспоминания предков у вервольфов. Хотя они скорее призраки, духи мертвых. Можно обрести их знание, их умение и их дурные привычки, если у тебя есть способность их каналировать. Я — некромант, и все мертвецы ко мне расположены. Мунин, который любит меня больше всех, принадлежал Райне, бывшей лупе стаи. Я ее убила — чтобы не дать ей убить меня, — и она наслаждалась тем, что может мной владеть. Я сумела обрести силу с ней справиться, когда приняла ее такой, как она есть. Я уже не боролась с ней, мы выработали что-то вроде перемирия. Но вызов мунина для исцеления всегда был для меня сексуальным переживанием, потому что так оно было для Райны.

— Это не секс, — сказала Черри. — Чувственность, но не секс.

В этих вопросах я доверяла ее суждению.

— Ладно, тогда давай.

Мика глядел на меня, и эти странные желто-зеленые глаза были до ужаса близко.

— Делай.

Он снова улыбнулся той же снисходительно-задумчиво-грустной улыбкой, будто смеется над нами обеими — и плачет над нами одновременно. Нервирует такая улыбка. Потом он нагнулся, поднося рот к моей шее, к первому шраму. И первый поцелуй нежно лег мне на горло, он выдохнул на меня силу, и вдруг стало трудно дышать. Но сила прилипла к коже как одежда. Кончик языка предводителя леопардов скользнул ниже, пролизывая на шее влажную горячую дорожку. И по ней шла сила, обдавая жаром, исчезая под кожей. Но там, где он прижимался ртом, присасываясь ко мне, всасывая меня в себя, между зубами — там я чувствовала, как всовывается в меня сила, проталкиваемая в шрамы. Я беспомощно дергалась — не могла сдержаться. У всех нас есть свои эрогенные зоны помимо стандартных, такие места, которые, когда их коснешься, реагируют, хотим мы того или нет. У меня это шея и плечи.

Он отодвинулся подальше, достаточно далеко, чтобы спросить:

— Все хорошо?

Очень горячим было его дыхание.

Я кивнула, отвернув от него лицо.

Он поверил мне на слово и снова прижал рот к шее. На этот раз все было без предисловий: он меня укусил, и я ахнула. Живот свело судорогой, узлом, меня повернуло набок, отодвинуло от него.

— Что случилось, Анита?

— Живот, — ответила я.

Он отодвинул полу халата, провел рукой по животу.

— Здесь не было раны.

Снова волна боли рванула внутренности, согнув меня пополам, заставив извиваться на полу. Голод рвал меня на части, будто что-то живое рвалось из тела наружу.

Мика был рядом, отвел мне волосы с лица, положил к себе на колени, прижал к груди.

— Найдите врача!

Грудь его была гладкой и теплой. Я слышала, как бьется сердце, ощущала его щекой. Я чуяла запах крови под его кожей, как аромат экзотической конфеты, которая тает на языке и уходит в горло. Медленно подняв глаза, я добралась до пульсирующей жилы на шее. И смотрела я на этот пульс, как умирающий от жажды человек, горло жег голод, необходимость, губы пересохли и потрескались от этой жажды. И я сразу поняла, что мысли эти не мои.

Я выпустила наружу ту часть своего существа, которую Жан-Клод считал своей, и нашла его. В камере без окон. Он смотрел так, будто видит меня перед собой. «Ma petite», —прошептал он, и я поняла, где он. Не знала, почему он там, но знала где. Городская тюрьма Сент-Луиса, камера для существ, не выдерживающих дневного света. Глядя в его глаза, я видела, как заполняет их синий огонь, пока не осветил тусклую камеру.

Он потянулся ко мне, будто мы могли соприкоснуться, и это сила Мики, его зверь повернулся в моем теле и оторвал от Жан-Клода.

Я открыла глаза и обнаружила, что обнимаю Мику, прижавшись лицом к его плечу, а рот мой в опасной близости от теплой долготы шеи. В комнате было движение, я поняла, что кто-то побежал за доктором, но то, чего мне было нужно, доктор мне не даст.

Кожа Мики пахла чистотой и молодостью. Я будто могла сказать по запаху, сколько ему лет. Я предвкушала нежность его плоти, и та часть меня, которая видела его как мясо, принадлежала не Жан-Клоду, а Ричарду.

Я не умею выразить этот голод в словах. Мика повернул голову, заглянул мне в глаза, и что-то открылось во мне, какая-то дверь, о которой я понятия не имела, распахнулась настежь. Оттуда рванул ветер, ветер, созданный из темноты и тишины могилы. Ветер с легкой примесью электрической теплоты, как мех, трущийся о голую кожу. Ветер, на вкус как оба мои мужчины. Но я была центром, тем, кто может выдержать в себе их обоих и не разорваться. Жизнь и смерть, похоть и любовь.

— Кто ты? — спросил Мика удивленным шепотом.

Я всегда думала, что вампиры берут своих жертв — крадут у них волю взглядом и подминают под свою, вроде изнасилования магией. Но сейчас я знала, что это на самом деле сложнее, — и проще. Я видела глазами Жан-Клода, ощущала его силой. Глядя в лицо Мики вплотную к моему, я ощущала, видела, чуяла его голод. Вожделение, огромное неутоленное вожделение, и давно уже. Но под ним — голод еще сильнее, голод по силе и защите, которую сила дает. Я будто чуяла этот голод ноздрями, катала его вкус на языке. Пока я смотрела в эти желто-зеленые глаза на таком человеческом лице, Жан-Клод дал мне ключи к душе Мики.

— Я — Сила, Нимир-Радж. Такая сила, которая может согреть тебя в самую холодную ночь.

Сила веяла по его коже обжигающим ветром, и этот ветер смешался с силой, бывшей внутри меня, скрутился с ней и воткнулся в мое тело как нож. У меня из горла вырвался стон, и Мика эхом повторил его. Сила превратилась во что-то более нежное, что-то ласкающее изнутри, а не колющее, что-то, о чем мечталось всю жизнь. По выражению лица Мики я поняла, что и он ощутил то же самое.

Какой-то ветер пошевелил концы его волос. Он провеял между нами как острие, где встречаются тепло и холод и создают нечто, чего не могут создать порознь, что-то большое и клубящееся, ветер такой силы, что сметает дома и выворачивает столбы.