Джулия. Сияние жизни - Ева Модиньяни

– Он в отделении полиции. Тебе надо поехать туда и забрать его.

Глава 24

Джулия остановила свой старенький «Мерседес» у самой калитки. Из дома вышла Амбра и направилась к машине.

– Вылезай! – приказала Джулия.

Джорджо не двинулся с места. Он выглядел измученным и расстроенным.

– Я сказала, вылезай! – сердито повторила Джулия и, выйдя из машины, распахнула левую дверцу.

– Не вылезу, – пробормотал Джорджо.

– Слава Богу, вы приехали! – решила разрядить обстановку Амбра.

– Помолчи, Амбра! – оборвала ее Джулия и, почти силой вытащив сына из машины, толкнула его к дому.

Ее трясло, она с трудом сдерживала гнев. Призвав на помощь всю выдержку, Джулия овладела собой и предложила Джорджо подняться в его комнату. Предчувствуя тяжелый разговор, она решила проявить благородство и выбрала местом сражения комнату сына. Она думала, что на «своей территории» ему легче будет объясняться.

Джорджо с размаху упал на постель и зарылся головой в подушку. Джулия села на стул и сложила на коленях дрожащие руки. Оба испытывали страх перед откровенным разговором. Как всегда, Джулии предстояло действовать в одиночку, быть за мать и за отца одновременно. А настоящий отец? Где он сейчас?

– Пришло время поговорить начистоту, – начала она наконец.

Джулия поспешно уехала из ресторана, не успев ничего объснить Армандо Дзани. В комиссариате с ней разговаривали в высшей степени вежливо, даже пытались успокоить. Двое полицейских, задержавших Джорджо на улице, были настроены миролюбиво и, видя, как она расстроена, как могли преуменьшали провинность сына.

– Мы из него тут всю душу вытрясли, – сказал один из них, похожий на сицилийца, – парнишка не наркоман. Курить гашиш начал недавно, многие этим балуются. Не волнуйтесь вы так, синьора де Бласко, это еще не конец света.

Конечно, не конец, но, возможно, начало конца.

– Ты меня слышишь? – громко спросила Джулия.

– Нет, – раздался приглушенный голос сына из-под подушки.

– Сначала ты решил обокрасть Амбру…

– Не вспоминай, мне и так стыдно!

– …чтобы покупать не обычные сигареты, как ты мне сказал, а сигареты «с начинкой», так это, кажется, называется?

– Какая еще начинка? Косяк это называется, запомни, косяк! А то говоришь, сама не знаешь что.

– Да, не знаю и знать не хочу! Меня лишь интересует, когда ты начал этим заниматься и где добываешь деньги на наркотики.

– Даже не подумаю тебе отвечать, ты все равно не поверишь.

– А как я могу тебе верить, если ты все время врешь? Прогуливаешь школу, получаешь плохие отметки, куришь как паровоз и еще к этой отраве пристрастился! Друзей у тебя нет, спорт ты не признаешь, только и знаешь, что целые дни сидишь с наушниками и слушаешь так называемую музыку. Смотри, что у тебя творится! Здесь черт ногу сломит, это логово какое-то, а не комната. Если ты уходишь, то не говоришь куда, я жду тебя, волнуюсь, работать не могу… Джорджо, скажи, что с тобой происходит? Почему ты так изменился? Сегодня тебя задержали за покупку наркотика, завтра, если не одумаешься, можешь оказаться в тюрьме, и надолго. Ты хочешь себя погубить?

У Джулии слезы выступили на глазах. Как спасти сына? Как объяснить ему, что наркотики – это самоубийство? Она молила в душе Бога, чтобы не было уже слишком поздно.

– Что ты несешь, мама! – огрызнулся Джорджо. – Уши вянут тебя слушать. Почему ты из всего делаешь трагедию? Я сейчас плохо учусь, это правда, у меня спад, но скоро все наладится, уверяю тебя. Курение мне помогает расслабиться, только и всего. Выйду из кризиса и сразу брошу. А спорт мне действительно не нравится, вернее, не нравятся эти качки. Поигрывают своей мускулатурой, а в головах пустота.

– Ладно, про спорт это я так, к слову, – примирительно сказала Джулия, – главное – твое курение.

– А что курение? Ты сама куришь, и папа курит, и многие взрослые курят, хотя и понимают, что это вредно. А то, другое, если хочешь знать, даже безопасней. Шмалить лучше, чем курить табак, об этом один шестидесятник писал, Блюмир, кажется. Слышала о таком? Он считал, что марихуана безвредна. И шмаль безвредна, то есть гашиш, я тебе это как заядлый курильщик говорю.

Джулия вспомнила, что в годы студенческих волнений действительно был такой молодежный лидер, за которым, как за апостолом, шли многие. Проповедь ненасилия сопровождалась массовым приобщением к марихуане и героину, а в результате – целое поколение наркоманов, загубленные жизни.

– Что-что ты сказал? – До нее не сразу дошел смысл последних слов сына. – Заядлый курильщик…

– …гашиша, – спокойно глядя в глаза матери, закончил фразу Джорджо и встал с постели.

Джулия тоже поднялась. Самоуверенный тон сына вызвал у нее приступ безотчетной ярости, и она, размахнувшись, с силой ударила его по щеке. Впервые в жизни.

Джорджо, на секунду растерявшись, вдруг тоже размахнулся и нанес матери удар в лицо такой силы, что она чуть не упала. Его глаза горели ненавистью, точно он сражался со злейшим врагом.

Джулия не могла поверить, что сын осмелился поднять на нее руку. Оглушенная пощечиной, она подумала, что ей померещилось, но боль была настоящей, значит, этот кошмар – реальность, а не игра воображения.

Признать свое поражение? Повернуться и уйти побежденной? Ни за что! Джулия собрала все свои силы и снова ударила Джорджо. Джорджо ответил ей тем же. Джулия влепила ему третью пощечину, и сын, уже не помня себя от ярости, отчаяния и детского бессилия, снова нанес ей удар в лицо. Последний удар был настолько силен, что Джулия, покачнувшись, не удержалась на ногах и упала. От боли, пронзившей ее, она вскрикнула, и только это протрезвило наконец Джорджо.

Глава 25

– Мама, умоляю тебя, прости меня! – в отчаянии шептал он, склонившись над скорчившейся на полу Джулией.

Джорджо был бледен и очень испуган. Он сам не понимал, почему на него вдруг накатилась такая безудержная ярость. Неловко гладя рыдающую мать по голове, подросток в отчаянии повторял:

– Мама, прости, мама, мама…

– Не прикасайся ко мне! – в ужасе отстраняясь от сына, крикнула Джулия.

– Мамочка, прости, я не понимаю, как я посмел… не сердись, пожалуйста! – В его глазах стояли слезы. Он испытывал отчаяние, жалость к матери, стыд.

– Ты убил нашу любовь, – дрожащим голосом сказала Джулия, – наши отношения уже никогда не смогут быть прежними.

Она вдруг подумала о другом существе, которое зародилось в ней, и испугалась за него. Она вспомнила, как маленький Джорджо плакал в кинотеатре, когда на экране умирала мать олененка Бемби, смертельно раненная охотником. Что тогда испугало его больше: возможность потери матери или страх остаться без поддержки в чужом, враждебном мире, как Бемби, который тоже плакал не столько о матери, сколько о себе?